Страница 2 из 28
— Это чужой мир, — глухо выдавил он. — Но если я не вернусь, порвется звено в цепи. И ты исчезнешь в нем…
— Пусть! — шепнула она. — Не хочу, чтобы ты уходил…
Он коснулся губами ее щеки.
— Не хочу, чтобы ты исчезала…
Будто ветер задул свечу. Комната опустела. Ника смахнула слезы с ресниц. Он считает ее ребенком. И тайну свою даже ей не смеет открыть.
…Полночь и три минуты. И так каждую ночь… Где ты, Кин?!
И снова сидят они рядом, держась за руки.
— Ты не обиделась на меня вчера? — голос звучит виновато.
— Нет, что ты! — она улыбнулась. — Но как все это странно: не может быть, а есть. Какой смысл в наших встречах? Но без них не будет и нас…
Он опустил глаза.
— Мудрецы и безумцы — одинаково странные люди. Кто мы — безумцы или мудрецы? Ты знаешь, в чем мудрость и где безумие?
— Я знаю, что не хочу разлучаться с тобой. В этом безумном желании — вся моя мудрость, — ответила Ника, и он смутился.
— Пойми, что есть Вечность, которая сильнее нас! — воскликнул, будто просил о пощаде.
— Понимаю. И все же… — она замолчала. Но спросила неожиданно весело: — Ты был у меня в гостях, а я не была ни разу. Пустишь меня в свой мир? В свой старый сказочный замок?
Он кивнул, соглашаясь с внезапной легкостью:
— Завтра, как ударят часы — закрой глаза…
— Так просто? — удивленно промолвила Ника.
— Если в это поверить, — тихо добавил он.
Этой ночи она ждала с восторгом и нетерпением, не испытывая сомнений и ничуть не колеблясь. Она уже привыкла к чуду, и трезвые мысли были забыты.
И вот, наконец, полночь. Ника зажмурилась — и ничего не почувствовала. С обидой и недоумением открыла она глаза…
Пышный зал старинного замка ослепил ее множеством свечей. Кавалеры и дамы чопорно и надменно поглядывали с портретов. А в огромном зеркале увидела она девушку в белом воздушном платье, с жемчугом в волосах. И с трудом узнала себя в этой светской красавице.
Распахнулась дверь, и Кин возник на пороге — в сером бархатном камзоле, с локонами до плеч. И этот наряд не казался на нем маскарадным, как тот, другой, — в ином мире, таком далеком сейчас…
— Здравствуй, — голос его звучал гулко в пустом зале.
— Здесь красиво, — заметила Ника в ответ.
— Но холодно и тоскливо — без тебя, — возразил Кин, целуя ей руку. — Я тень в зеркалах. И никто обо мне не вспомнит, даже глядя на полотна Ван Дейка. «Портрет неизвестного». Стертое имя с надгробья…
— Мне нравится здесь! — с вызовом сказала она и заглянула ему в глаза.
Он улыбнулся — беспомощно и печально.
— Я хотел бы сказать: «Останься», но законы природы мне не подвластны…
— Так не может продолжаться вечно! — она задохнулась от слез и гнева. — Три минуты и ни секунды больше!.. Зачем же ты приходил?..
— Я не могу без тебя, — шепнул он.
Голова закружилась у Ники — поцелуй опьянил ее.
— Я тоже… — голос ее дрогнул. — Не гони меня…
— У нас еще полминуты, — грустно ответил он. И она очнулась — сон рассеялся.
— Неужели ничего нельзя изменить? — взмолилась, ломая пальцы. — И мы разлучены навеки? И никогда не будем вместе?! Не верю! Я люблю тебя…
Но закружилась звездная карусель, надвинулся сизый мрак…
…Ника стояла в своей комнате в пестром домашнем халатике, и поцелуй Кина горел на ее губах.
— Наблюдатель Z! Кто позволил вам использовать темпоральный переход во время паузы?! Немедленно сдайте вахту! За нарушение инструкции вы отстраняетесь от участия в эксперименте, — лицо заведующего лабораторией расплылось на экране пульта. Связь отключилась.
«Ну вот и все, малышка, — с горечью подумал Кин. — Я больше никогда тебя не увижу. Ты обо мне забудешь, поверишь, что все это было сном, что ты сама придумала наши встречи. А я не смогу даже проститься с тобой… Как жаль, что эта сказка так скоро кончилась…»
Он вышел из операторской. Зеркало в тяжелой бронзовой раме скрыло тайник в стене. И мрачная роскошь средневековья вновь окружила путника, заплутавшего во Времени.
«Сейчас пришлют смену, и я навсегда покину этот унылый дом. Вернусь в институт, в лабораторию. Получу „строгача“ за внеплановые „испытания“… А Ника так и не узнает, кто являлся к ней каждую полночь — на три минуты. Мы разминулись в Вечности и встретились лишь на миг. Прости меня, девочка. Я не хотел причинить тебе боль…»
На другую ночь он не пришел. Ника ждала напрасно. Давно минуло время назначенной встречи, а она все сидела, окаменев, и смотрела на циферблат — с отчаянием и страхом.
«Разлюбил? Бросил? Забыл? Или пал на дуэли, пронзенный шпагой? Семнадцатый век, век поэтов и мушкетеров, не выпустил тебя… Оборвалась тропинка над пропастью. Время не воротится вспять… Где ты, Кин? Как мне жить без тебя?..»
Кин шел по институту, на ходу кивая коллегам, поздравлявшим его с возвращением. Для теоретиков и стажеров историк-наблюдатель был чуть ли не героем, но администрация недолюбливала эту беспокойную братию, и, конечно, после целого ряда проступков рассчитывать на снисхождение не приходилось.
— Да, старик, в прошлом ты порядком наследил, — сочувственно обронил Грем, встретив его в коридоре. — Шеф бушует. Шутка ли — угодить на полотна гения! Как тебе удалось? Знал бы Ван Дейк, кого рисует… Ну, да ладно! Спишут «за давностью лет»… А вот что ты забыл в двадцатом веке, хотел бы я знать? Ведь это не твой профиль…
Не удостоив его ответом, Кин круто повернулся и проследовал в кабинет директора — «на ковер».
Ника обегала всю Москву, пока в одном из «Букинистов» не отыскала репродукцию «Воина в латах…». Теперь он стоял у нее на столе, в рамке под стеклом, и вызывал недоумение у мамы, вытиравшей в комнате пыль.
А Нике все чаще приходила в голову горькая мысль: «Да было ли все это? Начиталась на ночь фантастики — и вот результат…» А Кин смотрел на нее с портрета насмешливо и гордо. И казался теперь неприступно-чужим и далеким…
«Ника… Милая, доверчивая… О чем ты плакала тогда? Не знаю… Но я услышал твою боль и поспешил на зов — потому что печаль легла на сердце. Трудно казаться своим в чужом мире. Но быть чужим в своем — самая горькая участь. Что изменилось в нас? Мне неведомо, что чувствуешь ты без меня. Но моя жизнь опустела, если тебя в ней нет… А были только мгновения, улыбки, слова… И один поцелуй… Зачем я тебя не послушал?! Мы могли бы остаться там, вдвоем… Кто посмел бы судить нас? А теперь впереди одиночество. И нельзя ничего изменить… Или все-таки можно?..»
Кин откинулся в кресле, раздраженно поглядывая на серый экран пульта. Он позволил себе увлечься той, кого давно уже нет. Смешно, безрассудно… Но нет ее только здесь. А там, за этим экраном, она живет, дышит, ждет… И другие, забытые души. Может ли тот, кто там побывал, смотреть на них, как на прошлое? Жестокую шутку играет с людьми Время. И разум не в ладах с сердцем… Легко тебе, Ника. Ты шагнула вперед, не колеблясь, поверив, что призраки оживают. И не было страха в тебе… А как поступить ему, отягощенному знанием? Что выбрать — тебя или целый мир? Твоя любовь дорого стоит… Но стоит ли Кин этой любви?..
Дежурство кончилось. Сдав вахту, он слонялся по пустым коридорам института, надеясь все же проникнуть в заветную лабораторию. Но она для него теперь — запретная зона. Колодец Времени закрыт наглухо. Таким, как Кин, нарушителям порядка, нет туда дороги…
Убедившись, что все напрасно, он вышел на улицу и долго бродил по ночному парку под вечными звездами, которые светили когда-то Нике — точно так же, как ему сейчас. И было пусто и холодно на душе. И хотелось вернуться в тот давний мир, где не знали электронных чудес и наивные люди были счастливы в своем беззаботном невежестве… В глубине веков, вдали от космической эры, писали свои полотна Рубенс и Ван Дейк. И там осталась бессмертная тень Кина — на потемневшем от времени старом холсте. А он никогда не позировал великому живописцу, потому хотя бы, что никогда его не встречал…