Страница 14 из 18
В ритуальной и магической практике многих народов большую роль играло общение с духами мертвых (обычно, предков), обращение к ним за советами и предсказанием будущего, а также использование останков мертвых тел, которым приписывалась чудодейственная сила. Христиане в полной мере усвоили эти представления, подтверждением чему служит быстро развившийся в Церкви культ усопших святых и мучеников, а также почитание их мощей. Равным образом христиане восприняли ходячие слухи о вредоносной некромантии. Уже во времена государственного христианства противники Афанасия Александрийского предъявили собору в Тире (335 г.) отрезанную руку, будто бы отнятую у убитого Арсения, епископа Фиваидского. Обвинители утверждали, что Афанасий использовал этот жуткий предмет в колдовских целях (Созомен. Церковная история, II, 28; Феодорет. Церковная история, I, 28). И хотя Афанасий успешно оправдался перед собором, представив ему живого и невредимого Арсения, показательно состояние умов, при котором стало возможным такое обвинение.
«Изуверы и кровосмесители»
«Нас обвиняют в трех преступлениях, – писал раннехристианский апологет Афинагор (II в.), – в безбожии, в поедании человеческого мяса, подобно Фиесту, и в гнусных кровосмешениях Эдиповых (avqeo, thta, Que, steia dei/pna, Oivdipodei, oj mi, xeij)» (Прошение, 3). На самом деле, как мы видели, обвинений было несколько больше. Однако обратимся к двум последним обвинениям, упомянутым Афинагором. О них же говорит и Евсевий Кесарийский: «распространилось среди язычников нечестивое и нелепейшее подозрение в том, что мы вступаем в недозволенную связь с матерями и сестрами и вкушаем ужасную пищу»; «у нас-де Фиестовы пиры, Эдиповы связи и вообще такое, о чем нам не то что говорить, но и думать нельзя» (Церковная история, IV, 7, 11; V, 1, 14). Примерно также звучит это обвинение в передаче Иустина: «говорят, что, умерщвляя людей, мы совершаем таинства Кроноса, упиваясь, как говорят, кровью» (2-я Апология, XII, 5; ср.: Диалог с Трифоном иудеем, 10), а также Феофила Антиохийского (II в.): «возводит на нас клеветы, будто мы, почитатели Бога и называющиеся христианами, имеем общими своих жен и живем в незаконном смешении, даже совокупляемся с собственными сестрами, и, что всего безбожнее и бесчеловечнее, едим плоть человеческую» (К Автолику, III, 4). То же самое обвинение приводит Тертуллиан, добавляя, что из-за этого христиан называют «владыками злодейства» (dicimur sceleratissimi; Апология, VII, 1). Само имя «христианин» сделалось чем-то недостойным, позорным и воспринималось как обозначение крайней безнравственности и бесчеловечности.
Определимся в понятиях. Под «таинствами Кроноса», как и под «Фиестовым пиром» разумеется каннибализм – употребление в пищу человеческого мяса, а также крови; а под «Эдиповыми связями» – кровосмешение и инцест,- наиболее тяжкие преступления не только в эпоху античности, но и во все времена.
Минуций Феликс вложил в уста язычника Цецилия такую речь: «То, что говорят об обряде приема новых членов в их (христиан) сообщество, известно всем и не менее ужасно. Говорят, что посвящаемому в их сообщество предлагается младенец, который, чтобы обмануть неосторожных, покрыт мукой, и тот, обманутый видом муки, получив предложение сделать невинные будто бы удары, наносит глубокие раны, которые умерщвляют младенца, и тогда – о нечестие! – присутствующие с жадностью пьют его кровь и разделяют между собою его члены. Вот какою жертвою скрепляется их союз друг с другом, и сознание такого злодеяния обязывает их к взаимному молчанию. А их застолья (convivio) [60] известны; об этом говорят все, об этом свидетельствует речь нашего Циртинского оратора [61]. В день солнца (воскресенье) они собираются для совместной трапезы со всеми детьми, сестрами, матерями, без различия пола и возраста. Когда после различных яств пир разгорится и вино воспламенит в них жар любострастия, то собаке, предварительно привязанной к светильнику, бросают кусок мяса на расстояние большее, чем длина веревки; собака, рванувшись и сделав прыжок, роняет и гасит светильник; в незнающей стыда тьме начинаются такие проявления похотливости – кому с кем придется, о которых нельзя и говорить. Таким образом все они, если не самым делом, то по совести делаются кровосмесителями, потому что все участвуют желанием своим в том, что может случиться в действии того или другого» (Октавий, 9; разрядка моя – Б. Д.) [62].
Очень похоже на то (уж слишком реалистичны детали этой оргии!), что Минуциев Цецилий описал действительные обряды, практиковавшиеся в некоторых религиозных общинах, в том числе и раннехристианских. Правда, официальная Церковь всегда с возмущением отрицала, что внутри нее происходит что-либо подобное. Однако указание на непотребные дела, творимые в среде христиан, содержится в самом Новом Завете. В 1-м Послании к коринфянам апостол Павел пишет: «Есть верный слух, что у вас [появилось] блудодеяние, какого не слышно даже у язычников, что некто [вместо жены] имеет жену отца своего» (5:1). Следовательно, у окружающего христиан населения имелись какие-то основания для обвинения их в кровосмесительных связях и прочих непотребствах. Воображение же, питаемое и обостряемое антипатией к христианам, легко могло преувеличить подобные факты и придать им обобщающий характер.
Примечательно, что и церковные авторы в борьбе с различными еретическими группами охотно обвиняли их в этих же самых преступлениях. Вот как, например, Климент Александрийский описывает оргии в христианской секте карпократиан: «Говорят, что они и им подобные – мужчины и женщины вместе – собираются на пиры, которые я не стал бы называть христианскими собраниями (avga, phn). И после насыщения, «к сытому приходит Киприда» [63], – как говорится. Тогда они опрокидывают лампы, гасят свет, чтобы он не осветил их развратную справедливость (pornikh. n dikaiosu, nhn) и совокупляются, кто с кем хочет. Занимаясь групповым сексом во время ночных собраний, днем они настаивают, чтобы каждая женщина, которую они пожелают, повиновалась закону, но не божественному, а установленному Карпократом. Такой же закон, как нетрудно догадаться, установлен Карпократом и для собак, свиней и козлов» (Строматы, III, 10, 1). Еще более отвратительные вещи рассказывает Епифаний Кипрский о тайных оргиях гностиков: «В порыве блудной страсти они возносят также хулу и на небо; ибо женщины их, совокупляясь с мужчинами, во время семяизвержения берут мужской член в свои руки и направляют его к небу, и, собирая в свои руки истечение, изображают жертвоприношение, обращаясь [к Богу] и говоря: прими Ты сей дар – тело Христово» (Панарион, XXVI, 4) [64].
Невозможно было бы требовать от рядового населения Империи четкого различения между истинными христианами и христианами-сектантами. В глазах общества те и другие были адептами одной и той же религии (ведь и те, и другие исповедовали Христа), и те непотребства, которые замечались в отдельных общинах, распространялись в массовом сознании на всех христиан в целом. Об этом прямо говорит Евсевий: «основываясь на толках о тех людях, поливали они клеветой весь христианский народ» (Церковная история, IV, 7, 10). Еще раз заметим, что закрытость религиозной жизни ранних христиан способствовала возникновению всевозможных подозрений. «Почему они не осмеливаются открыто говорить, – вопрошает Цецилий у Минуция Феликса, – и свободно устраивать свои собрания, если не потому, что то, что они почитают и так тщательно скрывают, достойно наказания или постыдно?» (Октавий, 10). Точно так же закрытость от греков обрядов, справляемых в Иерусалимском храме, приводила их к выводу, что там происходит не иначе как «вакхическое действо» (Плутарх. Застольные беседы, IV, 6, 2).
[60] Имеются в виду агапы – «вечери любви» (Иуд 1:12).
[61] По мнению одних исследователей, имеется в виду известный ритор и юрист М. Корнелий Фронтон, консул 143 г.; по мнению других – Фронтон, главный судья Цирты (Нумидия) в 210-217 гг.
[62] Перевод А. Б. Рановича (1935 г.).
[63] Еврипид, fr. 895.
[64] У гностиков действовал запрет на брак и деторождение (там же, 14, 16).