Страница 10 из 18
Не следует, однако, сводить конфликт между римской властью и ранней церковью к решительному отказу христиан участвовать в культе императора, а также от службы в армии и исполнения других гражданских обязанностей. Как раз в вопросе о культе императора Церковь шла на компромисс, о чем свидетельствуют раннехристианские апологеты [45]. Служили христиане и в армии (церковные источники упоминают о целых легионах, состоявших из христиан), присутствовали на официальных церемониях и празднествах, отправляли различные муниципальные должности, и делали много чего другого, чего, строго говоря, делать были не должны. И все же они вступали в явный конфликт с существующими обычаями, а также с государственной властью, защищавшей эти обычаи. Сутью этого конфликта было неприятие христианами официальной религии в целом, – отношение к традиционным богам как к бездушным идолам или, хуже того, как к вредоносным демонам, – а также неучастие в традиционном культе.
В 113 г., в Вифинии, Плиний Младший, действуя на основании Траянового указа о запрете коллегий (гетерий) [46], требовал от христиан прежде всего продемонстрировать свою лояльность – совершить воскурение ладана и возлияние вина изображению правящего императора. Но не менее того судью заботило возвращение «отступников» в лоно официальной религии, дабы «почти опустевшие уже храмы вновь начали посещаться; возобновились долго не совершавшиеся торжественные жертвоприношения» (Плиний. Письма, X, 96, 10). Для этого уличенные в «суеверии» должны были всенародно поклониться отеческим богам и совершить положенные в таких случаях обряды. Кроме того, в знак окончательного отказа от «суеверия» и «безбожия» христианам надлежало публично отречься от Христа. Отказывающиеся сделать это осуждались как государственные преступники и подлежали наказанию, вплоть до смертной казни. Плиний признается, что велел казнить наиболее стойких христиан, объяснив, что «упорство и непреклонное упрямство во всяком случае должно быть наказано» (Письма, X, 96, 3, 5-6) [47]. Любая власть, если она намерена внушать уважение к себе, не может мириться с демонстративным неповиновением. Именно за неповиновение Плиний и карал христиан, а не за то, что они являлись таковыми. В отношении самого христианства Плиний пребывал в нерешительности и спрашивал императора, следует ли наказывать за «имя», если нет налицо преступления? (там же, X, 96, 2). Впоследствии Иероним Стридонский ссылался на какой-то «древний закон», по которому христиане, представшие пред судом, не должны быть отпущены до тех пор, пока не отрекутся от своей веры (О знаменитых мужах, 42) [48]. Никакого специального распоряжения на этот счет не существовало, но в таком духе Церковь рассматривала ответ Плинию императора Траяна, в котором говорилось, что «разыскивать христиан не надо; если на них донесут и они будут уличены, их следует наказывать» (Плиний. Письма, X, 97, 2). Из этих слов был сделан вывод, что предосудительным объявлялось само по себе исповедание Христа. Некоторые историки считают, что письмо Траяна имело силу официального указа, распространявшегося на все римские провинции.
Обвиненный Домицианом в безбожии консуляр Флавий Клемент был приговорен к смерти, и совершенно закономерно христиане увидели в нем своего, хотя в действительности Флавий Клемент был одним из «предавшихся иудейским обрядам». Почти что выпиской из приговора Домициана выглядит замечание Тацита: «принимающие их (иудеев) обычаи ничто не усваивают так скоро, как презрение к богам, отреченье от родины, безразличие к родителям, детям и братьям» (История, V, 5, 2). Если переход в иудаизм, – в религию хоть и чужеземную и часто порицаемую, но все-таки терпимую как таковую за ее древность [49], – влек за собою столь крутые ответные меры, то что должно было постигнуть лиц, предавшихся «новому и вредному суеверию», нетерпимому самому по себе? Казалось бы, и общественное мнение, и существующие законы, и судебная практика не предполагали здесь никакой мягкости. И все же кажется, что временами римские власти были к христианам более снисходительны, чем к новообращенным иудаистам. По крайней мере христианам предоставлялась возможность реабилитироваться перед властью и обществом путем отречения от своего «пагубного суеверия», в то время как принявшим иудаизм рассчитывать на такие поблажки часто не приходилось. Особенно после двух напряженных войн, которые римляне вели с иудеями Палестины в 66-74 и 132-135 гг. и произошедшего между этими войнами всеобщего восстания иудеев Египта и Киренаики в 115-117 гг., когда была вырезана масса греков, а также римлян, проживавших в этих провинциях. В это время любой, предававшийся иудейским обрядам, рассматривался как предатель, перешедший на сторону врага. С ним могли расправиться и без суда. В эти же самые годы Плиний Младший в Вифинии отпустил на свободу большую часть арестованных им христиан после того, как они публично отреклись от Христа, а казнил только самых упорных и стойких «суеверов». Спустя столетие Септимий Север опять же грозил карами главным образом иудейским прозелитам, а новообращенных христиан добавил к ним столько поскольку. Тертуллиан уверяет, что Север вообще сквозь пальцы глядел на существование при его дворе приверженцев христианства, в том числе «многих патрициев и знатных дам» (К Скапуле, IV, 6). Но когда, согласно другому источнику, Северу донесли, что один из знатных римских юношей, приятель его сына, исповедует иудейскую религию, император велел его примерно высечь (Элий Спартиан. Каракалл, I, 6). Такой трезвомыслящий и практичный правитель, как Септимий Север, «муж искуснейший и ловкий в делах» (Сив 12:256), конечно же знал, чего следует бояться больше.
Долгое время в глазах имперской и муниципальной администрации христианство не отличалось от разного рода мистических культов, зарождающихся на Востоке и стремившихся проникнуть на Запад, в области традиционной греко-римской религии, – исекейства, митраизма, фригийского культа Сабазия и тех же иудеев с их «Анхиалом» [50]. Чувствуя, что от этих культов исходит угроза государству, правительство всеми средствами пыталось ограничить их рост и распространение. В эпоху Империи вошло в практику создавать специальные комиссии для проверки благонадежности членов различных религиозных обществ, в первую очередь тех, которые подозревались в «суеверии» и «безбожии». Разумеется, такие комиссии чаще всего создавались в восточных провинциях. Христиане были далеко не единственными, кто проходил проверку на лояльность. Археологи нашли в Египте т. н. libelli (удостоверения) III в., выданные выборными комиссиями представителям некоторых египетских культов (в частности, жрецам бога Петесуха) и свидетельствующие о том, что последние «принесли жертвы согласно предписанию» (BGU I, 287 = W 124, 125).
Далеко не всегда требования, предъявляемые к христианам, были столь жесткими, как у Плиния Младшего и как их представляет Иероним. В иных случаях христиан вовсе не принуждали отречься от своей веры; им надлежало лишь принести жертвы официальным богам и изваянию императора, то есть, оставаясь почитателями Христа, продемонстрировать лояльность и хотя бы формально вернуться в лоно «общей религии». Так, по-видимому, обстояло дело в случае с Иустином Мучеником и другими христианами, осужденными вместе с ним в Риме в 166 г. В раннехристианском «Сказании о мученичестве святого Иустина [и иже с ним]» не говорится о требовании похулить Христа. Римский судья, не вполне осведомленный, какому собственно богу поклоняется Иустин, в течение нескольких допросов пытается выяснить это (в «Сказании» в этом месте следует тезисное изложение христианской веры), и, наконец, сочтя этого бога нетрадиционным, требует от Иустина почтить известных отеческих богов (глл. 4; 5), что для христианина, понятно, означало отречься от Христа. Правительство беспокоило главным образом пренебрежение «заветами отцов», и наказание постигало христиан не за поклонение Христу, а за неисполнение гражданских обязанностей. Обычная формулировка, доставшаяся нам от Актов мученичества, – «пострадавшие за веру в Христа», «за исповедание Христа», – нуждается в уточнении и исправлении. Приговор в отношении Киприана Карфагенского (258 г.) гласит: «Ты долго жил как святотатец (sacrilega). Ты показал себя врагом римским богам и священным законам. Августейшие императоры не могли убедить тебя возвратиться к исполнению римских религиозных обрядов. В предостережение тем, кого ты вовлек в свое преступное сообщество (conspiratio), ты своею кровью заплатишь за нарушение законов» (Жизнь и страдания св. Киприана, 17). Если бы приговор этот был взят не из соответствующего церковного источника, а из каких-нибудь городских ведомостей, мы бы не сразу догадались, что его вынесли христианину.
[45] Афинагор. Прошение, 1: «преимущественно пред всеми мы питаем самые святые чувства к божеству и вашей власти»; Тертуллиан. К Скапуле, II, 8: «Мы также приносим жертвы за благоденствие императора»; Феофил. К Автолику, I, 11: «скорее буду почитать царя, нежели богов ваших».
[46] Плиний Младший. Письма, X, 34; 93. Светоний. Август, 32: «Под именем коллегий собирались многочисленные шайки, готовые на любые преступления».
[47] По словам Тертуллиана, обвинение христиан в упрямстве (obstinationum) существовало отдельно от других (К народам, I, 17-19).
[48] Видимо, так Иероним истолковал фразу Евсевия: «у них (римлян) в силе древний закон, по которому однажды представших перед судом можно отпустить только в том случае, если они изменят свой образ мыслей» (Церковная история, V, 21, 4).
[49] Тацит. История, V, 5, 1: «Каково бы ни было происхождение этих обычаев, они сильны своей глубокой древностью». Ср. Ориген. Против Цельса, V, 25.
[50] Так называл иудейского бога Марциал (Эпиграммы, XI, 94). Известен Анхиал – порт на Понте Эвксинском (Овидий. Тристии, I, 10, 36; Плиний Ст. Естественная история, IV, 45).