Деревянные космолеты

В горниле воздушной войны, в среде, малопригодной для жизни человека, у Толлера как-то сразу вылетели из головы планы, которые он вынашивал вместе с Кассиллом. Они немало сделали вдвоем, а собирались сделать еще больше – столько, что и жизни не хватит. В первую очередь надо положить конец вырубке деревьев бракки, не то человечество снова наживет себе непобедимого врага в лице птерты. И Толлер не видел иного пути к спасению, кроме развития металлургии.

Но король Чаккел упорно не желал взваливать эту проблему на свои плечи, а потому Толлеру ничего другого не оставалось, как взяться за дело самому и пособить сыну.

Он пустил синерога вскачь к перекрестку, предвкушая момент, когда Кассилл заметит и узнает его. Как раз на этом перекрестке произошла злополучная встреча с Оуслитом Спеннелем, но Толлер отогнал воспоминание. Они с Кассиллом быстро сближались. Когда их разделяло не более фарлонга, Толлер было встревожился, но тут же успокоил себя предположением, что сын закрыл глаза и доверил синерогу везти его привычным путем – вероятно, к кузницам.

– Эй, соня! – выкрикнул Толлер. – Кто ж так отца приветствует?

Без тени удивления на лице Кассилл глянул в его сторону, отвернулся и проехал мимо, не коснувшись повода. Пока Толлер приходил в себя от неожиданности, юноша успел достигнуть перекрестка и снова поверг отца в изумление, свернув на юг. Окликнув его по имени, Толлер повернул синерога и галопом поскакал вдогонку. Он обогнал Кассилла и остановил, ухватив его животное за поводья.

– Да что с тобой, сынок? – спросил он. – Никак спросонья?

В серых глазах Кассилла сверкал лед.

– Я не спал, отец.

– Так в чем же дело? – Толлер вглядывался в изящный овал юного лица, так похожий на лицо Джесаллы, и в его душе быстро угасала радость. – А, вот оно что…

– Вот оно – что?

– Кассилл, не играй словами. Что бы ты обо мне ни думал, имей хотя бы смелость высказать это прямо в глаза, как я тебе всегда высказывал. Ну, что тебя беспокоит? Может, дело в женщине?

– Я… – Кассилл прижал к губам кулак. – Впрочем, где она? Неужели сочла короля более достойным ее ласк?

Толлер едва подавил гнев.

– Не знаю, что тебе наплели, но Бериза Нэрриндер – превосходная женщина.

– Как и всякая шлюха, наверно. – Кассилл усмехнулся.

Толлер замахнулся, чтобы врезать ему тыльной стороной ладони, но в последний миг спохватился. Он опустил в замешательстве голову и посмотрел на свою руку так, будто она была посторонним человеком, пытающимся влезть в разговор. Его скакун, пофыркивая, ткнулся носом в бок синерога Кассилла.

– Прости, – вымолвил Толлер. – Характер, будь он неладен… На работу едешь?

– Да. Почти каждый день там бываю.

– Я туда попозже загляну. Сначала надо поговорить с твоей матерью.

– Как пожелаешь, отец. – Кассилл старательно хранил бесстрастный вид. – Я могу ехать?

– Я тебя больше не задерживаю. – Сопротивляясь натиску отчаяния, Толлер проводил сына взглядом и отправился дальше. Почему он ни разу не задумался о том, какие чувства должен испытывать Кассилл? Теперь, наверно, между ними пропасть… Может быть, со временем сердце мальчика смягчится… Важнее всего – добиться прощения Джесаллы. А тогда и с Кассиллом, возможно, дело быстрее пойдет на лад.

Над головой Толлера расширялся солнечный месяц за диском Мира, напоминая о приближении вечера. Он поторопил синерога. Вдоль пути тянулись поля, тут и там работали крестьяне; многие, заметив лорда, разгибали спину, чтобы помахать ему рукой. Он пользовался уважением арендаторов – в основном за не слишком обременительную ренту. С Толлером всегда можно было договориться. Как бы ему хотелось, чтобы во всем мире люди с такой же легкостью находили общий язык!

Король шутил насчет предстоящего разговора с Джесаллой, однако Толлеру уже случалось испытывать трепет посильнее нынешнего. Но еще ни разу ему не приходилось идти сквозь строй ее обиды, презрения и гнева. Оружие любимых – слова, молчание, мимика, жесты – неосязаемо, но ранит глубже, чем мечи и копья.

К тому времени, когда Толлер добрался до стены, огораживающей участок перед домом, у него пересохло в горле; максимум, на что он был способен, это сдерживать дрожь.

Под ним был синерог из королевских конюшен, а потому Толлеру пришлось спешиться и самому отворить ворота. Он провел животное во двор и там отпустил. Синерог побрел к каменной поилке, а Толлер окинул взглядом знакомый сад с холеными декоративными кустарниками и клумбами. Джесалла сама ухаживала за ними, и ей это нравилось. Везде, куда ни глянь, ощущалась ее умелая и заботливая рука. Все кругом предвещало ему скорую встречу с женой.

Он услышал, как распахнулась передняя дверь, обернулся и увидел стоящую на пороге Джесаллу в длинной – до щиколоток – темно-синей мантии. Волосы ее были изящно уложены, серебряная лента напоминала диадему. Никогда раньше Толлер не видел жену такой красивой и такой грозной; когда же он заметил на ее губах улыбку, бремя вины стало поистине невыносимым. Он тоже улыбнулся, но получилась лишь убогая гримаса. Ему хотелось подойти к Джесалле, а ноги точно в землю вросли. Она сама к нему приблизилась и поцеловала в губы, поцеловала нежно, но сразу оторвалась и шагнула назад, чтобы окинуть его взглядом с головы до ног.

– Невредим, – кратко заключила она. – Толлер, я так за тебя боялась. Говорят, там было невероятно опасно… Но теперь я вижу, что ты жив, и снова могу дышать.

– Джесалла… – Он взял ее за руки. – Нам с тобой надо поговорить.

– Конечно, надо. Но ты, наверно, проголодался и пить хочешь. Входи, я накрою на стол. – Она потянула его за собой, но он не тронулся с места.

– Мне кажется, будет лучше, если я останусь здесь.

– Почему?

– Может быть, услышав мой рассказ, ты не захочешь пускать меня в дом.

Джесалла задумчиво посмотрела на него и повела к каменной скамье. Усадила, опустилась рядом и придвинулась. От прикосновения ее бедра Толлер почувствовал возбуждение и одновременно – смущение.

– Итак, милорд, – произнесла она беспечным тоном, – в каких смертных грехах вам угодно покаяться?

– Я… – Толлер опустил голову. – Я был с другой женщиной.

– И что с того? – На лице Джесаллы не дрогнул ни один мускул.

Толлер опешил.

– Ты, наверно, не поняла… Я имею в виду, что был с другой женщиной в постели.

Джесалла рассмеялась:

– Толлер, я знаю, что ты имеешь в виду. Я же не дура.

– Но… – Толлеру никогда не удавалось предугадать реакцию жены; вспомнив об этом, он насторожился. – Ты не сердишься?

– Ты ведь не собираешься привести эту женщину сюда и посадить на мое место?

– Тебе же прекрасно известно: на такое я не способен.

– Да, Толлер, знаю, у тебя доброе сердце. Кому и знать, как не мне, мы ведь столько лет вместе прожили. – Джесалла улыбнулась и ласково опустила ладонь на его запястье. – Так что у меня нет причины сердиться и упрекать тебя.

– Но ведь это неправильно! – взорвался Толлер, совершенно сбитый с толку. – Раньше ты такой не была. Откуда это равнодушие? Разве можно спокойно относиться к тому, что я сделал?

– Повторяю, ты мне ничего плохого не сделал.

– Неужели мир перевернулся? – спросил Толлер. – Значит, по-твоему, изменить постоянной жене – это вполне нормально. Нет ничего плохого в том, что мужчина предает любимую женщину…

Джесалла опять улыбнулась, на этот раз сочувственно.

– Бедняжка Толлер, ты так ничего и не понял. Неужели ты до сих пор не догадался, почему все эти годы томился, как орел в клетке? Почему хватался за любую возможность рискнуть головой? Признайся, для тебя это неразрешимая загадка.

– Джесалла, ты что, стараешься меня разозлить? Сделай одолжение, не говори со мной, как с ребенком.

– Но ведь в этом-то все и дело! Ты ребенок. И никогда не повзрослеешь.

– Да вы все точно сговорились! Пожалуй, будет лучше, если я тебя сейчас оставлю и приеду как-нибудь в другой день. Может, мне улыбнется фортуна и ты не будешь говорить загадками. – Толлер привстал, но Джесалла усадила его обратно на скамью.