Уровень

Адреналин хлестнул по обнаженным нервам за секунду то того, как раздались одновременно отчаянный крик Примы и треск автоматной очереди, выбившей бетонную крошку у него под ногами.

Желтыми полосками между прутьев второго яруса вспыхнули лучи света.

ВИРТУОЗ

Бойня. Вот что напомнили Виртуозу закрома бывшей секретной лаборатории. Лаборатории со странным, садистским уклоном. Иначе, чем еще можно объяснить бесконечные ряды утопленных в пол металлических поддонов, рассчитанных на то, чтобы жидкость стекала по специальным желобам под уклоном? И бурые подтеки, застаревшими полосами чертившие дно, оставлены без сомнения не дистиллированной водой. Зато теперь десятилетиями копившаяся агрессия выплеснулась на физическом уровне.

Виртуоз надел противогаз не только потому, что смрад стоял непереносимый. Таким обманчивым способом он пытался отгородиться от того, что разлагалось буквально на глазах. Он многое повидал на своем веку. В том числе и ту страшную ночь сорок пятого, когда озверевшая толпа волной катилась к центру города и в спецназ, стоявший в оцеплении, полетели не камни и бутылки, а пули. И командование отдало приказ открыть огонь на поражение.

В ту ночь в оцеплении стоял и Виртуоз. И стрелял вместе со всеми, подчиняясь приказу. Ему никогда не забыть первого выстрела — в грудь сорокалетнему мужчине, небритому, с лихорадочным взглядом сжимавшему в руке пистолет ТТ и целящемуся Виртуозу в голову. И еще. Перед глазами до сих пор стояло утро. Пасмурное, черно-белое. Сплошная низкая облачность стерла все краски. Время остановилось. В этом странном, застывшем безвременье на фоне состаренных автоматными очередями стен белели лица трупов, словно умерших давным-давно, и льдисто блестели лужи крови на асфальте.

В числе прочих Виртуозу пришлось грузить в каталажки мертвецов, отыскивать под грудами тех, кому еще можно было помочь. Командование торопило, стремясь побыстрее то ли привести город в порядок, то ли скрыть следы преступления.

Нет, Виртуоз ни в чем себя не винил. Ни тогда, ни сейчас. Хотя прошло время и на многие вещи он взглянул с другой точки зрения.

"Послушная совесть, как хорошо натасканная собака, никогда не укусит своего хозяина", — любил повторять начальник подразделения. Циничная поговорка прочно вошла в жизнь Виртуоза и как бы трудно ни приходилось, он предпочитал жить в ладах с собственной совестью.

То, что сейчас видел спецназовец, не поддавалось логическому осмыслению. Виртуозу доводилось бывать в логове мутантов, заваленном человеческими останками. Одно он знал абсолютно точно: все отребье подземного мира — начиная с крыс и заканчивая мутантами — охотилось для того, чтобы жить. И никогда Виртуозу не приходилось видеть столько трупов, сваленных словно падаль в кучи. Огромные, исходящие смрадом испарений, истекающие зловонными потоками.

В длинном помещении, напомнившем Виртуозу владения доктора Барцева, с тем лишь отличием, что вместо столов здесь имелись вдавленные в бетон поддоны, возвышались горы трупов. Крысы отдельно от падальщиков, уроды отдельно от плавунов. И человекообразные мутанты — готовые экспонаты для какой-нибудь Кунсткамеры, отдельно от людей.

И трупы людей, отсортированные по странной системе на четыре неровные части.

Безжалостный свет лишал людей последнего таинства — таинства смерти. Свет падал сверху, давил, приминая бесформенные груды. Свет без спроса селился внутри обнаженных от покровов черепов, заползал в открытые рты, душил, смыкаясь кольцом вокруг щуплых, высохших шей, без страха заглядывал в дула бесполезного оружия.

Потрясенный не меньше Виртуоза, Бразер застыл недалеко от входа. Стёкла противогаза слепо отсвечивали, когда он поворачивал голову. Автомат в его руках дергался и было видно, чего ему стоило сдержаться и не начать беспорядочную стрельбу, заставляя стены, безгласных свидетелей, грудью принимать свинцовое наказание.

— Шеф, — сдавленно прошипело в наушниках.

Виртуоз и без подсказки знал, что необходимо убираться отсюда — если быстрота еще что-то решала. Миссия провалена и путь вперед равносилен самоубийству. Возвращение тоже не сулило ничего хорошего, зато крохотным куском пламени, трепетавшим на ветру, питало надежду.

Отступая, Виртуоз старался не смотреть на человеческие останки. Зрелище выворачивало душу. Слов нет, мертвецы взывали к мести и Виртуоз дорого заплатил бы за то, чтобы уложить рядом с ними тварь, сотворившую такое.

Но более всего ему не хотелось заполнить своим телом пустоту в одной из беспорядочно наваленных груд.

— Шеф… черт, — что-то в голосе парня заставило Витруоза повернуть голову. Он проследил то направление, куда смотрел Бразер и на миг лишился дара речи.

Группа Стрельца прошла этим же путем. Они успешно миновали зал, отравленный парами "Белого Китайца" и справились с плавунами в треклятом бассейне. Они нашли свой конец здесь, в мертвой тишине, лишь изредка нарушаемой осторожным шорохом оседающей, гниющей плоти, в расплавленном воске ослепительного света, где тонула единственная тень — та, что пополняла свою чудовищную коллекцию.

Он лежал в стороне от всех, аккуратно уложенный в черный от грязи поддон. То ли упал из общей груды, то ли его тело должно было лечь в основу следующей.

Глядя на белое лицо, с проступившими под тонкой кожей кровеносными сосудами, легко верилось в то, что ими можно было обернуть земной шар. Бело-фиолетовое лицо было спокойно. Веки закрыты. На лбу длинной полосой запеклась кровь. Его, мученика, на земле прошедшего все круги ада, чем могла удивить библейская преисподняя?

— Глухарь, — Бразер сорвал противогаз. Его словно подбросило к телу. — Черт… Глухарь, как же ты…

Виртуоз замер в нескольких шагах. Злая доля. Гнить здесь, по иронии судьбы выставляя напоказ под безжалостным как скальпель хирурга светом разлагающееся тело.

— Как же… Глухарь. Тебе же всегда везло, — Бразер порывался коснуться мертвой руки и всякий раз его что-то останавливало.

Подошел к концу недолгий спор человека со своим духом. Как всегда победила та, которая в этом споре не участвовала. Смерть. Это она, акушеркой принимая человеческое дитя, надрывающееся от плача, следит за тем, чтобы человек не расслаблялся. Это она, подкидывая в качестве тренажера боль за болью — и физическую и духовную, готовит к последнему испытанию. И словно в отместку за то, что родился человек, выскользнув из тесных объятий небытия, превращает это испытание в мучительную, изощренную пытку.

В тот момент, когда Виртуоз собрался вернуть парня к действительности, "покойник" внезапно открыл глаза. Огненно-красные из-за лопнувших кровеносных сосудов. Стеклянный взгляд блуждал, скитался от потолка к стенам. Прошел сквозь Виртуоза и вдруг остановился на Бразере, открывшем от изумления рот.

— Брат, — внятно шепнул Глухарь и в горле булькнуло.

— Глухарь, друг, — Бразер в одну секунду скинул с плеча рюкзак и выудил оттуда аптечку. — Терпи, друг. Сейчас… Сейчас.

— У… ходи, — на мертвых губах пузырилась кровавая пена.

— Терпи, Глухарь. Сейчас станет легче, — Бразер закатил рукав и всадил иглу в вену, вспухшим червем прорезавшую руку. Потом обернулся к Виртуозу. — Мы его не бросим. Слышишь, ты? Не бросим. Я сам понесу его.

— У… ходи, — сосуды под кожей вздулись.

— Мы не бросим тебя, друг. — Не тратя больше слов, парень взял Глухаря за отвороты камуфляжа, намериваясь взвалить его на плечи.

Переворачивая беспомощное тело, парень не мог видеть того, что открылось Виртуозу. На спине у Глухаря был не только вырван огромный, до самой поясницы кусок камуфляжа. Вместе с одеждой с него была сорвана кожа. Живодер не церемонился — с кожным покровом отошли куски мяса. Кровь не сочилась, как будто тому, кто сотворил зверство показалось мало мучений жертвы — края оборванных сосудов почернели, словно их прижгли.

— Оставь его! — глухо крикнул Виртуоз, но парень его не слышал. Почувствовав неладное, он сам заглянул Глухарю за спину. Остановился и осторожно положил его на место.