Уровень

Тягостные мгновения, показавшиеся вечностью, прервал человек в халате.

— Прошу, — сказал он и похлопал рукой по операционному столу. — Циркач, помоги девушке.

Она не стала дожидаться, пока ее коснутся руки бритоголового, подошла к столу и села. Без дрожи приняла крепкое объятие, опрокинувшее ее на спину. Шею волчьим укусом сдавил стальной обруч. Прима глубоко вздохнула, услышав щелчок замка. Руки и ноги так знакомо стянули ремни. Сверху, заслоняя собой потолок, надвинулась лампа. На ее фоне бестелесными призраками двигались два темных силуэта. Кольнуло в руку и слабость, разлившись по телу теплой волной, заставила Приму закрыть глаза.

— Ну вот, — услышала она. — Заснула. Пульс шестьдесят, давление в норме. Зрачки… на свет не реагируют.

— Хорошо. Я боялся, что с этим возникнут проблемы.

— А мне наоборот, кажется, что вся эта инфа — сплошная деза.

— Вот и посмотрим. Кровь взял?

— Прости, перебью, — раздался голос, в котором Прима узнала голос Циркача. — Точно все в порядке?

— Точно тебе говорю. Наслушался тут вас. Вкатил ей на всякий случай…

— Десять минут у меня есть?

— Даже пятнадцать, — послышался короткий смешок.

— Понял. Тогда мы выйдем перекурить. Пошли, Хамер.

Открылась и закрылась входная дверь. Установилась тишина, которую тревожили стеклянные звуки и близкое дыхание одного из докторов.

— Начнем с термического ожога. Подключай пока электроды к лобной доле. Прокатим по полной программе.

— По полной? А если коньки отбросит?

— Тогда ты прав, и нам попросту слили дезинформацию. И цена всем этим опытам — копейка. И то, в докризисную эпоху. А девчонка… считай, пострадала для науки.

Прима ощутила как к голове что-то прикрепили. Потом обожгло руку, чуть выше локтя. Она не дрогнула: боль была терпимой, словно доходила до нервных окончаний окольными путями, слабея по дороге.

— Видишь? Реакция есть, но крайне слабая.

— Вижу. Подключай аппарат. Сейчас все станет ясно. Готов?

— Всегда готов.

Тонкие иглы впились в мозг. Сердце с силой толкнулось в ребра и откатилось куда-то к позвоночнику. Болью наполнилась каждая мышца, но порог, после которого наружу рвался бы крик, еще не был перейден.

Раздался долгий зуммер и словно подвел черту между обычным существованием и тем странным состоянием, в котором дышать оказалось совсем необязательно.

— Что за черт. Сердце остановилось.

— Дефибриллятор! Живо! Блин…

Сознание еще не успело приспособиться к новому состоянию, в то время как подсознание по запасным, обходным путям запустило щупальца в святая святых — нервные окончания, чтобы разом подчинить себе тело, уже не оказывающее сопротивления. Пустоту внутри стремительно, как волна во время прилива затопила жажда деятельности. Вспыхнул перед глазами кровавый туман, заворочался, стремительно втягиваясь в мозг.

Прима открыла глаза: над ней, склонившись, суетливо двигались два силуэта. Ее подбросило, как будто под ее телом был не операционный стол, а спина накаченного стероидами быка. Раздался треск. Ремни, стягивающие конечности не порвались — лопнули. Шею продолжал удерживать обруч. Мгновенно подтянув ноги к груди, Прима уперлась в живот одному из мучителей, с силой оттолкнула от себя.

Распростертой в полете птицей, ловя полами халата порыв воздуха, человек отлетел к стеклянному шкафу. С оглушительным стуком упал отброшенный стул, прошлись железом по кафелю металлические ножки. Звонко дрогнул шкаф, взорвалось стекло. Со стеклянным перезвоном посыпались на пол осколки. Резкий, с трудом переносимый запах, наводнил комнату. Отвратительно запахло камфарой и нашатырным спиртом.

Зашелся надсадным кашлем человек в халате, склонившийся над столом. Звон еще не стих, когда Прима, намертво вцепившись в отвороты халаты, притянула мучителя к себе.

Человек рванулся. С треском посыпались на пол пуговицы, лопнула ткань халата. Мужчина вцепился в ее руки, пытаясь вклиниться между пальцами и одеждой. Бесполезно. Прима с силой подтянула доктора к самому лицу. Яркий свет обжигал. Он путался в редких волосах мужчины, блестел испариной на бледной коже.

— Пусти, — сквозь кашель прошипел человек. Ногти скребли по ее рукам, оставляя красные полосы.

— Ошейник, — сказала Прима и не узнала своего голоса. Металлическая чистота звенела, лишенная примесей и оттенков.

— Как бы не так…

Он хотел еще что-то добавить, давился словами как жидкостью, льющейся в горло и все не мог выдавить их из себя. Его шею веревочной петлей захлестнул стиснутый ворот халата. Прима, не испытывая никакого внутреннего сопротивления, скорее наоборот — любое движение доставляло радость, ткнула пальцем человеку в глаз. Мокрое вязкое тепло обожгло. Палец на две фаланги погрузился в череп, прежде чем Прима одернула руку.

Человек завыл, мучительно, страшно. Конвульсивно дернулся, изо всех сил пытаясь освободиться, уйти, забиться в угол, спасая то немногое, что осталось в целостности после разрушающей мозг боли. Свобода казалась ему тем обезболивающим, что непременно поможет, избавит от того ужаса, который несет хрупкое создание, чья жизнь всего минуту назад была в его руках.

Не дожидаясь пока стихнет крик, Прима ударила человека по щеке. Кровавые брызги разлетелись по сторонам, гроздьями оседая на белом халате. Девушка почувствовала, как ей на грудь стекает обжигающая, тягучая струя.

Преступником, которому нечего терять, манила свобода. Прима словно неслась по гладкому полотну дороги, бездумно увлеченная скоростью. Над ней, кодом доступа на следующий уровень, неоном вспыхивали отдельные слова.

— Ошейник. Или, — она поднесла палец с остро отточенным ногтем ко второму глазу. Расширенный от боли зрачок плавал в озере белка, пронизанного кровеносными сосудами.

Человек выл, захлебываясь кровью. И только палец, острием стрелы нацеленный в глазное яблоко, заставил его вновь обрести способность соображать. Его руки зашарили по столу, отыскивая ошейник.

Прима услышала щелчок и вскочила на ноги, продолжая удерживать доктора за отвороты халата. Кровавая каша текла из раны, при каждом неосторожном движении каплями срывалась вниз. Человек не пытался сопротивляться. Он не отрывал от Примы единственного, полного животного ужаса, глаза.

— Прошу-прошу-прошу. Не убивай, — быстро шептал он. Руки его суетливыми насекомыми ползали по халату, встречаясь с пальцами Примы, перепачканными в крови.

— Код. Дверь, — она не успела договорить.

— 7-8-8-9-2-0, - всхлипнул он. — Прошу-прошу…

Прима замахнулась и ударила его в лицо. Рука скользнула, но удар получился страшным. Человека подбросило. Взмахнув руками, он пролетел пару метров. Его стремительное падение задержала подставка, на которой дожидались своей очереди медицинские инструменты. Он упал, ударившись о шкаф.

Оглушительно зазвенело, осколками рассыпалось по углам и вскоре смолкло.

Краем глаза, уже поворачиваясь к оставленным на скамейке вещам, Прима успела заметить, что первому "доктору" тоже не повезло. Он полусидел у разбитого шкафа и безжизненно взирал в пустоту. Лицо его было изранено осколками, халат залит кровью. Она продолжала выливаться из раны. Оттуда, где пробив артерию на горле, торчал осколок стекла.

Мигнул зеленым код доступа.

Собранная, сосредоточенная на единственной цели — обрести свободу, Прима выскользнула за дверь. Здесь было все по-другому. Два мира, разделенные стеной. И в каждом игра велась по своим правилам.

Длинный, узкий коридор, зажатый двумя рядами дверей пустовал. В глазах у Примы зарябило от ярких всплесков. Металл на стенах поймал ее отражение. Перекатываясь, как водный поток на стремнине, зеркальная тень двинулась следом.

Прима быстро пошла налево, потому что справа до нее долетели обрывки фраз. В закутке, за поворотом, что остался в памяти, когда они шли сюда, разговаривали Циркач и Хамер.

— …ничего не получится, — Циркач коротко хохотнул. — По частям она никому не нужна.