Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 41 из 64

– Славная девушка.

– Да. – Кивнул Веккер и отхлебнул уже остывшего чая. Отставив кружку, он спросил неожиданно: – Вы не подозреваете, что ваша болезнь, так скажем, была устроена?

Вопрос озадачил Андрея. Он не сразу нашел что сказать. Но когда произнес, озадачил Веккера:

– А если и так, что вы сделаете с теми, кто мог бы это устроить?

Веккер достал сигареты и признался без обиняков:

– Ничего, конечно. Хотя разные ситуации бывают. Может найтись еще один Ступник… помните, который с крыши расстрелял массу народа в Москве. Или еще одна Поляева которая стреляла дротиками с этой заразой.

– Ну, и методы у вас…

Веккер ничего не ответил, закуривая и беря с раковины пепельницу. Только выдохнув дым, он спросил, совершенно меняя тему разговора:

– Признайтесь. Ведь «Демиурга» вы написали?

Поражаясь, как его просто сбивают с одной темы на другую, Андрей сказал:

– И да, и нет.

– Это как? Поясните? – попросил Веккер.

– Я написал это руками… – попытался объяснить Андрей. – Но мысли там не мои. Сейчас попробую сказать лучше. Я написал Демиурга за неделю. Десять авторских листов… это нормально, ничего выдающегося. Если прижмет, я могу и больше. Но когда я дописал… я был истощен невероятно. Не помогало ничего. Ни шоколад, ни рыба, ни другие вкусности, которые всегда мне мозги на место вправляли. Просто в голове не было ни одной мысли и была такая апатия. А потом когда это прошло, через несколько дней, я сел читать и корректировать. И я понял, что это писал не я. Я не помнил ничего из написанного. Словно я взял в руки неизвестную книгу. И тогда я отложил карандаш. Я прочел «Демиурга» за вечер. Не мог оторваться. Это писал не я. Не мой стиль, не мои слова, не мой жанр. И самое главное! Та НЕДЕЛЯ, которую я потратил на написание, стала стираться из памяти. Словно сон… ну вы знаете. Отрывок тут, отрывок там… Мне было так страшно. Нет, мне не стыдно признаться. Да я испугался. Я испугался, что у меня какая-то болезнь, от которой начинаешь забывать сначала то, что было недавно, потом что было раньше и так пока в воспоминаниях не остается одно детство. Я не помню, как она называется. Но нет. Из памяти исчезла только одна та неделя. Я выложил текст в инете. Раскидал ссылку по приятелям. Они прочли и активно стали раскидывать ссылку дальше. Меня все хвалили. Издатели прибежали тут как тут… А я, понимаете, не могу сказать что это мой текст… ну как объяснить. В итоге я потребовал, что бы все было издано анонимно и без авторства. Даже это издатели обернули в охренительный пиар ход. Читайте голос человечества. Услышьте глас Демиурга.

– Да-да… Я помню рекламную компанию. Всего неделю крутилось все это, а потом книга была запрещена как призывающая к экстремизму. – Толик потушил окурок и внимательно поглядел на Андрея. – Мне не понравилась ваша книга, Андрей. Она отлично написана. Легко читается. Но после этого… словно кто-то душу из тебя вынимает. И понимаешь, что там… за порогом смерти ничего нет. Что нет ни бога, ни рая… да ладно рая… даже ада и того нет. И что не будет никакого божьего суда и совесть твоя это лишь вековые выработанные табу и запреты… Эта книга развязывает руки всем кто хочет убивать. Всем желающим грабить. Всем моральным уродам в этой жизни.





Андрей открыто улыбнулся и сказал:

– Вы просто не так ее поняли! Я тоже, когда читал, думал, господи, что я натворил, как вообще это в моей больной башке родилось!? Но когда дочитал, я понял! Самая важная мысль этой книги одна – сострадание. Ведь страх перед тьмой смерти невероятен в нас и это не мнимый налет веры, это не выдуманная мораль, это настолько вещественно! Все нутро человека сопротивляется смерти и оно содрогается от страха перед ней. И именно страх перед собственной смертью должен не давать остальным убивать друг друга. Ведь ты отправляешь в небытие не просто душу, которая якобы воскреснет, а РАЗУМ. Такой уникальный и неповторимый. Такой беззащитный, словно огонек свечи и в то же время такой мощный инструмент познания мира. Ты обрываешь не абстрактно жизнь, ты, словно сам становишься на край этой черноты… Это страх и сострадание. Мне сложно высказать всю глубину этого. И конечно книга нашла отклик не потому что она как вы говорите развязывает руки… А потому что она своими трехстами страницами отменяет тысячелетние религии! Не просто отбрасывает их, а вплетает в себя и показывает, какое извращенное нутро кроется в каждой из них. Каким больным должен был быть разум, что бы родить подобные верования. Как же жутко боялся человек смерти, что создал эти сказки про бессмертие и как жестоко он за них поплатился. Ведь мы воспитывали тысячелетия веру во все что угодно. Воскрешение души, реинкарнацию, переселение душ, но не пустое и понятное – темнота смерти. Раз и навсегда! Как было бы меньше войн, если бы не было этих обманок… этих ловушек для нашего мозга. Половина трагедий бы не случилось, знай бы точно солдаты, что дальше ничего не будет. Сколько бы глупостей не наделали люди…. И главное, они по-другому бы прожили жизнь! Посмотрите на молодежь… посмотрите, как они убивают свою жизнь и время в Интернете. А если им до паранойи вдолбить, что жизнь одна… что потом ничего не будет, что надо насладиться теплом близких тебе людей. Надо хоть кого-то согреть в этом холодном мире. Надо успеть оставить после себя хоть что-то! А не кучу экскрементов!

Веккер видел, что такой показавшийся ему спокойным Андрей просто на грани странного и неадекватного срыва. Он поднялся и, пройдя к окну, сказал:

– Я рад, что вы здесь. – Чувствуя даже не поворачиваясь к Андрею его недоумение, Веккер объяснил: – Здесь я и Вика, и такие как Вика сможем защитить вас от того мира. И тот мир от вас. Ваша мораль опасна не потому что развязывает руки… Это все глупости. Да и нечего плохого в этом бы не было… может хоть те, у кого эти руки и так развязаны деньгами вели бы себя поскромнее. Ваша книга, ваши мысли опасны другим… Они просто отрицают смысл существования человека. Даже я еще ищу этот смысл, не смотря на свои годы. Вот я действительно хочу понять нахрена я такой родился именно в это время, именно в этой стране и для чего это понадобилось Богу, Вселенной, человечеству в конце концов. А то что вы говорите… надо все успеть… Вы лично уже все успели… После такой книги, как Демиург и писать больше не надо. Она и так все с ног на голову ставит и заставляет любого сломать мозг, чтобы докопаться до сути самого себя. Это… пойдемте на улицу. Я провожу вас до вашего дома. Надо уже ехать в Москву. А то я отгулы взял именно чтобы встретится с вами. Но все что произошло вчера и сегодня… По пути мы еще поговорим. Два философа в городе объятом чумой… Так что вы думаете на счет школы?

2.

Семен открыл дверцу Вике, и она забралась на заднее сидение. Там уже сидел один из бойцов и он приветливо поздоровался. Сам Фомин сел за руль и спросил весело:

– Ну, как там ваше Коммуниздякино?

– Фу, блин! Сема! Я это слово даже повторить не смогу. И причем тут коммунизм?

Засмеявшись, Фомин вывел машину с парковки от КПП и сказал, доставая сигарету:

– Мечта моих родителей была в свое время! Денег нет, все бесплатно. От каждого по способностям каждому по труду. Хотя это вроде социализм, а не коммунизм. Короче, нихрена я в этом не понимаю.

– А ну это да… – улыбнувшись, сказала Вика. – Если бы не умирали так быстро, особенно наркоманы, был бы вообще рай.

– Ну, нарики передохнут рай и настанет. – Заверил ее Фомин. Он довел скорость до сотни и, откинувшись, расслабился в кресле: – Правда что с вашими камикадзе делать никто не знает. Вон Толик рассказывал двенадцать человек на прорыв пошли… среди них наркоманов не было. Чего им там не сиделось…

– Скученность большая. – Пожав плечами, попыталась объяснить Вика. – Да и все равно не смотря на огромную выделенную территорию и несколько городов, чувствуешь себя в тюрьме… или в резервации. Выехать-то нельзя… Тем кто не думает о том что там за колючкой и зоной отчуждения, тем хорошо. Быстро работу находят быстро квартиры получше получают. Живут себе припеваючи. Ведь по сути поффигу, где жить, как мне кажется. Лишь бы чувствовать себя человеком. А вот с этим у нас в Комуниз… блин как ты назвал наш город? Ну, в общем, с осознанием себя людьми у нас проблема. Серьезная проблема.