Очищение

И пусть ноги его болели от стертых башмаков. Пусть зудящие многострадальные колени превращали его ходьбу в утиное переваливания. Пусть грудь сдавленная тоской по оставленной матери ему не давала нормально дышать, а глаза почти ничего не видели из-за постоянных слез то отчаяния, то просто перенапряжения… он твердо верил что дойдет. Что бы с ним потом не случилось он хотел увидеть баронессу. Он хотел хотя бы ей рассказать о своем непереносимом горе. Он надеялся что в этой жизни хотя бы эта уже почти взрослая девушка сможет утешить его как утешала его мама.

Глава восьмая.

1.

– Я вот хотел спросить, – не отвлекаясь от дороги сказал Семен, – почему, зная что происходит, наше правительство не бьет тревогу? Не ставит всех на уши? Почему все это умалчивается. Ведь это террор почище вакхабитского.

Продолжая перебирать в руках какие-то документы, Толик сказал:

– А почему в семнадцатом веке газеты Британии только редко-редко упоминали о чуме на островах, хотя косило там народ со страшной силой? Да и в других странах. Голландию только вспомнить…

– Только чтобы панику не создавать? – предположил Семен.

– Вот видишь ты знаешь ответы на свои вопросы. – Усмехнулся Веккер и мельком глянув на дорогу спросил: – Сколько осталось до Ярославля?

– Километров сто, сто-двадцать… – ответил Семен. – Но сейчас не семнадцатый век. Люди стали умнее…

– Именно потому, что сейчас не семнадцатый век, поэтому все так и скрывают. В семнадцатом веке не все грамотные были. А у нас, в кого не плюнь, не только читать умеет, но даже таблицу умножения зараза знает. – Толик откровенно потешался, но, смилостивившись, пояснил: – Только наше правительство что-нибудь отчебучит, как весь мир на уши встанет и обвинит нас в нарушении прав человека. Что можно сделать? Заставить всех больных таскать на себе отличительный знак? Но тогда надо будет и гепатитников заставлять… тоже с премудростями болезнь. И других… Или что ты имел ввиду?

– Ну я не знаю… Хотя бы просто и честно говорить об этой болезни.

Толик вздохнул и сказал:

– А никто ничего о самой болезни не скрывает. Разве что количество больных. В Москве это просто страшная цифра. Если быть до конца откровенным то цифра чудовищная. В каждом набитом вагоне метро не меньше трех-пяти больных. Тебе стало от этой цифры проще жить? Нет. Теперь ты или из машины не вылезешь или в метро сильнее толкаться начнешь, чтобы места побольше было.

– Но скрывают сам факт такого террора, как эти творят!

– Ну и что? У нас не все теракты афишируют, чтобы не показывать, как слабо власть владеет ситуацией. А ты хочешь, чтобы говорили обо всех идиотах, кто заражает других из мести этому миру.

– Ты со мной говоришь как с недоразвитым… – обиделся Семен.

– А ты не задавай тупых вопросов. – С усмешкой отозвался Толик.

Они прибыли в Управление Внутренних Дел города Ярославля только к шести вечера. Подивились вышколенности провинциальных дежурных, что немедленно по их прибытию доложили всем кому положено. К ним спустился из своего кабинете следователь по особо важным делам и отведя к себе сообщил как между прочим:

– Тут уже Федералы до вас нагрянули. Наши местные. Но я им ваш запрос показал и они отвяли.

– А где сейчас задержанный?

– У дознавателей поет. Хорошо поет кстати. После разговора с нашими оперативниками сознается во всем, что было и не было.

– Ааааа… – понимающе произнес Толик и сказал: – Ну, надо значит останавливать дознание. Мы прямо сейчас уезжаем.

– Да вы что… дайте нам на него хотя бы пару глухарей навесить! – с усмешкой то ли шутя, то ли серьезно сказал следователь.

– Другого найдете! – Так же полушуткой отозвался Толик.

– Ну, ладно, пошли забирать.

Задержанный был избит капитально. Разбитая бровь с запекшейся кровью, кровоподтеки под глазами и на лбу, порванная губа. Семен только головой покачал, в душе жалея этого совсем еще молодого парнишку.

– Слышь, дятел, – обратился следователь к парню, – харе стучать… им вот все расскажешь.

Он указал на Семена и Толика и добавил, что если парень что-то умолчит его вернут к ним в УВД. Парень вхлипнул, но ничего не ответил. Его так и отвели в машину к Семену со скованными сзади руками и даже не стали наручники снимать. Мол, вернете как сможете. Когда все расселись и Фомин завел машину, Веккер спросил у парня:

– Пить или есть хочешь? Дорога не близкая.

Парень отрицательно покачал головой. Раскрыв документы оформленные на этого задержанного Толик спросил:

– Тебя Александром зовут. Тебя можно Сашей звать? Ты не обидишься?

Молодой человек всем видом показывал что он и на «дятла» не очень обиделся. Не то что на Сашу. Забитый паренек, в который раз подумал Семен, выводя машину со стоянки перед УВД.

Только выехав за черту города, Толик попросил остановить машину и вывел задержанного из салона. Наблюдая как в сумраке Веккер возится и снимает наручники с парня Семен даже уже не удивлялся. Он только жалел, что не слышал о чем они там неспешно говорят и почему парень вдруг разрыдался стоя перед Толиком. Наконец дверь раскрылась, арестованный вернулся в салон и Веккер тоже занял свое место. Словно продолжая разговор он повернулся к задержанному и произнес с нажимом:

– И главное ничего не бойся. Слышишь меня? Ничего и никого. Больше тебя пальцем никто не тронет. – Сев нормально Веккер сказал Семену: – Езжай. Увидишь кафе приличное какое, остановись надо перекусить.

В кафе поедая сосиски и жаренную картошку, морщась от боли в разбитой губе парень с трудом, но отвечал на вопросы Веккера. А Веккер и не давил на него. Внешне это вообще выглядело не как дознание, а как простая беседа.

– И что? Как ты вообще умудрился им попасться? Из Москвы от нас ушел, а этим дурачкам сдался.

Саша отхлебнул специально для него разбавленный холодной водой чай, и, проглотив с натугой пережеванное, ответил:

– Сам не знаю. Я на автовокзале был. Специально ведь не поездом, не электричками поехал, а на автобусе, думал никто не узнает. Из Москвы ведь выбрался спокойно, а тут на тебе… скрутили мгновенно. А только приехали в милицию меня сразу бить начали. Вообще ничего не спрашивали, просто били. Дурдом какой-то… я и так напуган жутко был и все сам бы сказал, но бить-то зачем?

Толик хмыкнул и сказал честно:

– Могли и убить за то, что ты сделал. С них бы сталось. Кстати кто тебя надоумил на эту херню?

– На что именно? – спросил парень без особого энтузиазма.

– Клеить битое стекло к ручкам подъездов?

Парень с тоской поглядел в темно синее ночное небо за окном и сказал:

– Моя мама битым стеклом у плинтусов посыпала, чтобы мыши и крысы не бегали. А что бы не выметалось на клей сыпала.

– А заразу ты как наносил? – спросил Толик, помешивая чай пластиковой ложечкой.

Александр снова всхлипнул и сознался:

– Свою кровь спустил с вены через иглу… я уколов же сами понимаете не боюсь. Такой стаж уже. И в баночку. А потом кисточкой в банку и на стекло.

Покивав, Веккер сказал:

– Ну что могу сказать, ты герой стахановец. Раньше рекорд у девчонки одной был… она перезаразила двадцать трех человек умышленно. Ты же девять подъездов шестнадцатиэтажки… даже этим идиотам врачам что детей в достопамятном роддоме заразили до тебя далеко… Отличился парень.

– Я только тут в милиции понял, какой я идиот… какая я сволочь… – запоздало сказал Саша. Он снова начал всхлипывать и Семен протянул ему сигареты, чтобы тот успокоился. Александр взял одну дождался пока ему поднесут огонек и жадно затянулся.

Толик никуда не спешил. Он позволил Саше вволю накурится и только после этого, расплатившись с официанткой, вывел парня на улицу. Семен последовал за ними. В машине они не разговаривали больше. Ехали в полном молчании, пока Саша не запросился в туалет. Еще бы. Отпаивая парня, Толик ему чашку за чашкой подносил.