Астронавты в лохмотьях

Капитан Хлонверт подошел и положил руки ему на плечи.

– Летчик Пауксейл, – негромко произнес он, – ты вдохнул пыль?

– Так точно, сэр. – Голос Пауксейла звучал безжизненно и покорно.

– Ты служил родине смело и доблестно, о тебе доложат королю. Теперь ответь, какой дорогой хочешь ты отправиться – Яркой или Тусклой?

– Яркой Дорогой, сэр.

– Молодец. Твое жалованье сохранят до конца экспедиции и перешлют ближайшим родственникам. Можешь идти.

– Благодарю вас, сэр.

Пауксейл отсалютовал и, повернувшись кругом, скрылся за дирижаблем, но Толлер, Сисст и многие рабочие-пиконщики, стоявшие вдоль берега, увидели, как палач двинулся ему навстречу.

Заплечных дел мастер уже держал наготове широкий тяжелый меч, с лезвием из древесины бракки, абсолютно черный, без всякой эмалевой инкрустации, которой обычно украшалось колкорронское оружие. Пауксейл смиренно опустился на колени, но не успели они коснуться песка, как палач, действуя с милосердным проворством, отправил его по Яркой Дороге.

Толлер не мог оторвать глаз от ярко-красной точки на желто-коричневом с голубыми разводами песке.

При звуке смертельного удара по шеренге летчиков пробежал ропот. Некоторые подняли глаза и, обратив их к Верхнему Миру, беззвучно зашевелили губами: молились о благополучном путешествии души своего мертвого товарища на планету-сестру. Большинство, однако, мрачно глядели под ноги.

Их рекрутировали в перенаселенных городах империи, где весьма скептически относились к учению церкви о бессмертии человеческих душ, бесконечно курсирующих между Миром и Верхним Миром. Для них смерть означала только смерть – а не приятную прогулку по мистическому Горнему Пути, соединяющему два света.

Слева от Толлера послышался слабый придушенный стон, и, повернувшись, он увидел Сисста, обеими руками зажавшего себе рот. Начальник станции дрожал как осиновый лист и, судя по всему, в любую секунду готов был потерять сознание.

– Если вы свалитесь, скажут, что мы бабы, – прошипел Толлер. – Да что с вами?

– Варварство, – неразборчиво пробормотал Сисст. – Ужасное варварство… На что мы еще можем надеяться?

– Летчику предоставили выбор, и он повел себя правильно.

– Ты тоже хорош… – Сисст замолчал, заметив возле корабля какой-то беспорядок. Двое летчиков схватили третьего за руки и, хотя тот вырывался и брыкался, поставили его перед Хлонвертом. Пленник был долговяз и тщедушен, но с неуместно круглым животиком.

– …не мог меня видеть, сэр, – кричал он. – И я был выше по ветру от птерты, так что пыль никак не могла задеть меня. Клянусь вам, сэр, я ничего не вдыхал.

Хлонверт упер руки в свои широкие бока и некоторое время, демонстрируя полное недоверие, разглядывал небо, а затем сказал:

– Летчик Лейг, по уставу я обязан принять твое заявление. Но позволь мне разъяснить ситуацию. Дважды Яркую Дорогу тебе не предложат, и при первых же признаках лихорадки или паралича ты тут же отправишься за борт. Живым. Твое жалованье за всю экспедицию удержат, а имя вычеркнут из королевского архива. Ну как, ты все понял?

– Так точно, сэр. Благодарю вас, сэр. – Лейг попытался припасть к ногам капитана, но двое мужчин удержали его в вертикальном положении. – Не о чем беспокоиться, сэр, я не вдохнул пыль.

Лейтенант отдал приказ, и Лейга отпустили; он медленно вернулся в строй. Шеренга расступилась, освобождая для него место, но несколько больше необходимого, создав таким образом вокруг Лейга некий неосязаемый барьер.

Толлер подумал, что летчика ожидает мало приятного в ближайшие два дня, по прошествии которых начнется действие яда птерты.

Капитан Хлонверт отсалютовал лейтенанту и, передав ему командование, вернулся обратно, к Сиссту и Толлеру. Над колечками его бороды горел яркий румянец, а пятна пота под мышками стали еще больше. Он бросил взгляд на высокий купол неба, где восточный край Верхнего Мира уже начал светлеть, подсвеченный солнцем, и сделал нетерпеливый жест, словно приказывал солнцу убраться побыстрее.

– Слишком жарко для неприятных разговоров, – проворчал капитан. – Предстоит дальний путь, а от команды не будет проку, пока этот трус не отправится за борт. Я чувствую, придется изменить устав, если в ближайшее время не прекратятся эти дурацкие слухи.

– Э… – Сисст выпрямился, изо всех сил пытаясь взять себя в руки. – Какие слухи?

– Болтают, что некоторые пехотинцы в Сорке умерли после общения с пострадавшими от птерты.

– Но ведь птертоз не заразен.

– Знаю, – ответил Хлонверт. – Только слюнтяи и кретины могут поверить такой чепухе, но как раз из них-то и состоят в наше время воздушные экипажи. Пауксейл был одним из немногих здравомыслящих людей – и я потерял его из-за вашего проклятого тумана.

Толлера, наблюдающего, как похоронная команда подбирает останки Пауксейла, все больше раздражала самоуверенность капитана и раболепное поведение своего начальника.

– Не стоит во всем винить туман, капитан, – сказал он, бросив на Сисста многозначительный взгляд. – Власть предержащие не станут оспаривать факты.

Хлонверт круто развернулся.

– Что ты хочешь этим сказать?

Толлер изобразил на лице спокойную приветливую улыбку.

– Только то, что мы все видели, что произошло.

– Как твое имя, солдат?

– Толлер Маракайн – и я не солдат.

– Ты не… – Гнев на лице Хлонверта сменился удивлением. – Что такое? Что это за тип?

Толлер невозмутимо ждал, пока капитан отметит необычные черты его внешности – длинные волосы и серый халат ученого в сочетании с высоким ростом и рельефной мускулатурой воина. Да и меч на боку отличал Толлера от его коллег. Лишь по отсутствию шрамов и ветеранских татуировок можно было догадаться, что он – не бывалый вояка.

На лице Хлонверта ясно отразился ход его мыслей, и неприязнь Толлера к капитану достигла предела. Хлонверт не сумел скрыть тревоги по поводу возможного обвинения в халатности, а теперь испытывал явное облегчение, обнаружив, что опасаться нечего. В колкорронской иерархии большое значение придавалось кастовой принадлежности, и капитан рассчитывал, что несколько грубых намеков насчет происхождения обидчика послужат ему достаточным оправданием. Губы Хлонверта шевелились: он копался в большом запасе известных ему колкостей.

«Ну же, – думал Толлер, всем своим существом желая подтолкнуть капитана. – Произнеси слова, которые тебя прикончат».

Но Хлонверт медлил, видимо, почуяв неладное, и вновь работа мысли ясно отразилась на его лице. Ему хотелось унизить этого выскочку с сомнительными предками, оскорбить наглеца, который осмелился ему перечить, но только без лишнего риска. А позвать на помощь означало раздуть мелкий инцидент и привлечь внимание как раз к тому делу, которое он хотел замять. Выбрав наконец тактику, капитан издал вымученный смешок.

– А ежели не солдат, так поосторожней с этим мечом, – развязно бросил он. – А то еще сядешь на него и отрежешь себе чего не надо.

Толлер не стал продолжать в том же тоне:

– Кому-кому, а мне нечего опасаться этого оружия.

– Я запомню твое имя, Маракайн, – негромко заметил Хлонверт. В этот момент станционный хранитель времени протрубил в горн малую ночь – прозвучала переливчатая двойная нота, означавшая, что активность птерты высока, – и пиконовые рабочие поспешно двинулись под защиту зданий.

Хлонверт отвернулся от Толлера и, обняв одной рукой Сисста за плечи, увлек его к воздушному кораблю.

– Пойдем выпьем в моей каюте, – сказал он. – Там, за задраенным люком, мило и уютно, и ты в уединении сможешь ознакомиться с приказами магистра Гло.

Глядя вслед этой парочке, Толлер пожал плечами и покачал головой. Чрезмерная фамильярность капитана сама по себе уже была нарушением этикета, а вопиющее лицемерие, с которым тот обнял человека, недавно сбитого им же с ног, граничило с прямым оскорблением. Словно Сисст – всего лишь собака, которую можно побить или погладить по прихоти хозяина! Но, верный своим принципам, начальник станции предпочел не возражать.