Страница 39 из 41
— Товарищ генерал! Расчет радиолокационного поста тридцать три в количестве шести…
Русов покраснел, запнулся. Сегодня этот сто раз отданный рапорт был отдан не так, и сержант поправился:
— …в количестве пяти человек проводит профилактические мероприятия на технике.
Взгляд генерала — само внимание. Он до конца выслушал рапорт, держа руку возле лакированного козырька фуражки. В конце доклада Русов заметил, как глаза генерала потеплели, он сказал с хрипотцой, протянув большую теплую руку:
— Здравствуйте, товарищ старший сержант!
Русову еще непривычно это звание, присвоенное только вчера. А генерал неторопливо, словно он всю жизнь только и ждал этого торжественного часа, поздоровался с расчетом и с каждым из солдат в отдельности за руку. Делал он это с огромным удовольствием — так пожимают руки сыновьям. Дело совершено славно, и приятно, радостно отцу.
Пока генерал здоровался, приехавший майор, очевидно корреспондент, не терял времени даром: забегал то с одной стороны, то с другой и, приседая на корточки, щелкал фотоаппаратом.
Во второй группе приехавших, рядом с Ворониным, вышагивал — кто бы мог подумать! — лейтенант Макаров. Худой, высокий, сдержанно-торжественный. Всем своим видом он как бы говорил: «Забыли небось, а? А вы тут без меня ничего». От этого «ничего» немного грустно лейтенанту — столько событий, и всё без него! Долго он был в госпитале. Но не только приехавшее начальство и лейтенант Макаров поразили солдат с тридцать третьего, хотя, если покопаться в памяти, что-то не помнится, чтобы на посту сразу вот столько офицеров бывало, — удивило другое. Следом за лейтенантом робкой группкой шли трое солдатиков с вещмешками и скатками шинелей. Молодые? Конечно, они. Иначе почему же с полной выкладкой? А может, и не на тридцать третий, а на другой какой пост. Нет, сюда. Сидели бы себе в тягаче. А вот ведь топают за лейтенантом Макаровым. К нам! Конечно к нам! Бакланов не мог сдержать улыбку. Он несколько раз толкал в бок стоящего рядом Славикова и в свою очередь получил веселый толчок, означающий «ура!».
Командир роты приказал всем построиться. На правом фланге стал сам, рядом Макаров, затем расчет поста и на левом фланге — молодые солдаты. Еще один офицер — кряжистый, краснолицый подполковник — откашлялся и начал говорить то, к чему, видимо, подготовился заранее:
— Товарищи! Мне приказано здесь, па территории отдельного радиолокационного поста, довести до вас документ большого морально-политического, значения…
Подполковник сделал паузу, оглядел стоящих перед ним солдат й офицеров и торжественно-громко начал читать:
— «Указ Президиума Верховпого Совета Союза Советских Социалистических Республик…»
Солдаты напряглись, учащенно застучала в висках кровь. Такое чувство они уже испытывали, когда из Москвы передавали рассказ о подвиге оператора, когда вся страна услышала голос их товарища Вани Кириленко.
— «За образцовое выполнение воинского долга и проявленное мужество наградить рядового Кириленко Ивана Николаевича орденом Красной Звезды».
Затем был зачитан приказ о награждении ефрейторов Рогачева и Далакишвили именными часами.
«Ну и дела! — думал Бакланов. — Ивана к ордену представили — это понятно. Все же человек жизнью рисковал, пострадал на службе. Русова старшим сержантом сделали — тоже понятно. Командир. Рогачева часами — понятно. Могло бы и его ударить молнией. Но Резо-то — ефрейтор. На первом году, салага зеленый, и пожалуйста вам — звание ефрейтора плюс часы! Чего доброго, теперь его и старшим надо мною назначат, Этого только не хватало! Впрочем, служить-то мне какие-то дни осталось, но гонять его бегом, как молодого, вряд ли теперь удастся. Так-то, Филипп Иванович… Обидно, черт возьми!
Да, досадно. Могло бы все ото мне — и часы и звание. Могло бы, черт возьми! Дизель тот, на котором станция работала, я сам перебрал, подмазал. А Резо вручают именные часы… Да, сам во всем виноват!»
А подполковник продолжает читать:
— Согласно приказу командира части техник-лейтенант Макаров Антон Петрович с сегодняшнего дня приступил к исполнению обязанностей начальника тридцать третьего отдельного радиолокационного поста. Как говорится, прошу любить и жаловать.
Макаров чуть заметно улыбнулся: «Привыкать нам, что ли…»
Генерал подходит к строю, глаза его молодо поблескивают из-под густых темных бровей. Он нетороплив в движениях и в словах, как всякий человек, привыкший к тому, чтобы слово его было решающим.
Генерал останавливается возле вновь прибывших солдат, обращается к одному из них:
— Откуда сами, товарищ солдат?
— Рядовой Снегирев! Из Оренбурга я, товарищ генерал, — бойко отчеканил солдат.
Русов улыбнулся: «Земляк прибыл!»
— Вы? — спросил генерал следующего.
— Рядовой Кушнир. Из Одессы, товарищ генерал.
Докладывает и третий:
— Рядовой Захаров. Из Мурома, товарищ генерал.
Генерал спрашивает солдат тридцать третьего поста.
В ответ ему сыплются фамилии и города: «Из Ленинграда, Саратова, из Тбилиси, Оренбурга…»
— Вот видите, какой интернационал! Созвездие городов! Сегодня на этом посту подобрался расчет, служить в котором посчитал бы за честь каждый солдат. Ваш боевой товарищ — рядовой Кириленко проявил подлинное мужество. В сложной обстановке, во время грозы, он думал только о том, как лучше выполнить воинский долг, как помочь попавшим в беду людям. И все мы, солдаты, должны быть готовы встретить на своих боевых постах любое испытание, любую грозу.
Перед генералом стоит группа солдат, всего лишь толика той воинской массы, которая ему доверена, но теперь это его особое, проверенное подразделение, не пропахшее порохом, но своими делами сегодняшними доказавшее, что готово к самым суровым завтрашним.
Генерал обращается к вновь прибывшим:
— Сегодня вы, товарищи, вливаетесь в расчет этого поста. Служба на посту, прямо скажу, не легкая. Дежурства, постоянная готовность, тревоги… Но нам ли, солдатам, к этому привыкать? Да, мы частенько беспокоим вас, даем, как говорится, перегрузки. И нам их дают и будут давать. Внезапные учения и тревоги держат солдата в постоянной готовности. К тревогам нельзя привыкать, потому что никто не знает, какая она, следующая тревога. Ваша основная и главная задача, товарищи молодые воины, — как можно скорее войти в строй, освоить на «отлично» технику. Еще раз желаю всему расчету тридцать третьего поста успехов в боевой и политической подготовке, успехов в охране родного неба!
Отзвучало: «Вольно!», «Разойдись!». Теперь начнутся солдатские разговоры.
Пока генерал и капитан Воронин беседуют с сержантом Русовым, Бакланова интересует свое. Он уже возле молодых солдат. Деловито интересуется:
— Дизелисты есть?
— А как же? Я дизелист, — отзывается низкорослый, с веселыми глазами солдат и спешит навстречу Бакланову.
Филипп радостно протягивает ему руку:
— Дизелист, значит? Держи пять. Филипп Бакланов. А тебя как зовут?
— Валерием. Валерка Снегирев!
— И откуда, говоришь, такой взялся?
— А из Оренбурга. Слыхал про такой город?
— Ну, спрашиваешь! Это где Емельян Пугачев. Учили в школе. Наш старший сержант, между прочим, тоже оттуда. Смеешься? Думаешь, служба легче пойдет?
— Скажите, пожалуйста, а как у вас с шахматным спортом? — интересуется чернявый солдат-одессит.
Бакланов смеется, ему хочется сказать: «А разве шахматы — спорт?» В его понятии спорт — это когда трудишься мускулами, а не одной головой. Как-то спорили уже по этому поводу, и даже Славиков многозначительно заметил, что, пожалуй, шахматы и шашки — это ближе к науке. Может быть, потом Филипп Бакланов поспорит с Марком Кушниром, по сейчас отвечает примирительно:
— Шахматы? Вон того сивого парня видишь? Славиков его фамилия. Шахматист! Разряд не помню, но что-то около мастеров.
— Кандидат? — округлил глаза солдат-одессит и, наивно веря, что это действительно так, поспешил к Славикову.
Снегирев тоже решил, что на посту 33 должны быть люди необыкновенные, и потому тоже поинтересовался: