Страница 34 из 41
Полторы минуты на запрос самолета, терпящего бедствие, земля отвечала: «Вас пока не наблюдаю…»
— Ну что они там?! — вскипел Воронин. — Пора им уже выйти!
Связист склонился над пультом, зачастил ключом, замигал зеленой лампочкой…
Неожиданно в динамике прозвучало:
— Самолет: триста пять, двадцать…
Пауза, и снова:
— Триста шесть, восемнадцать!
Голос Кириленко. Странный голос. Тихий, прерывистый…
Нет времени узнавать, что там было у «Рассвета». Главное, снова есть координаты! Заскользила по планшету линейка, легли отметки курса… Снова полетели в эфир команды. Самолет шел к спасительному берегу.
Вскоре прозвучал радостный голос летчика:
— Берег вижу! Грозовой фронт — правее. Благодарю всех! Благодарю всех!
Капитан вытер платком лицо, попросил у прибежавшего на КП встревоженного Маслова:
— Дай-ка закурить!
Маслов, еще не зная, что произошло, чувствует, что все обошлось, пробует как-то разрядить обстановку, пошутить:
— Ты же сказал, что бросил, Иван Ильич?
Воронин махнул рукою. Потянулся к пачке сигарет.
Пальцы его подрагивали.
…Рогачева дождь застал врасплох. Когда первые капли дождя взмутили воду, звонко защелкали по корпусу гитары, Рогачев прежде всего подумал о гитаре… Добежать до домика он, пожалуй, не успеет. А может, этот порыв дождя только попугает, а когда утихнет, он успеет добежать… А пока спрятаться под скалою…
Поставив позади себя гитару, ои стоял, прижавшись к скале. Дождь хлестал где-то рядом, со скалы побежали коричневые грязные струйки… Совсем близко ударил гром. Сощурившись, Рогачев взглянул на небо: низкие, дымные облака атаковали сушу и море… Над морем сверкало вовсю. Дождь усиливался. «Придется выбираться… Гитара пусть здесь, а сам бегом… Иначе простоишь здесь час, если не два…»
Снова разряд молнии, оглушающий треск и… Что это было? Может, только показалось — вроде бы кто-то кричал, звал его… Нет, наверное, почудилось. Но вдруг… Владимир прислушался. Ветер донес перестук дизеля. Мотобот? Нет. На море пусто. «Наш дизель?! Почему? Дали включение? Дали включение!»
Рогачеву показалось, что не только сейчас, а и несколькими минутами раньше он слышал этот неясный стук… Просто был далек от мысли, что где-то наверху могла работать их станция. Уходил-то — все спокойно было…
По каменным ступеням лился навстречу грязный водопад. Разбрызгивая его, Владимир взбежал наверх и, поднявшись, сразу же убедился: да, станция работала. Значит, произошло что-то чрезвычайное.
Клубящиеся дымы грозовых туч охватили черной дугою всю левую часть побережья и море до самого горизонта. За ближайшим холмом полыхнул, вонзился в землю ломаный штык молнии. На какое-то мгновение Рогачева ослепило, тугая теплая волна воздуха ударила в уши…
Таких молний Рогачев здесь не помнил. Но страха не было. Только озорное мальчишеское настроение да стремление поскорее добежать до кабины.
…Ступени лестницы… Владимир взбирается по ним, держась руками за скользкие стояки…
Вот и дверная ручка. Глухо открылась дверь, и сразу в лицо ударил резкий запах горелой резины… Возле порога темно-вишневая лужица… Неужели дождевая вода в герметичной кабине? Кровь? Чья? Откуда?
Ровно гудит аппаратура. А лужица у двери набежала оттуда, из-за шторки. Владимир кидается к шторке, распахивает ее… Навалившись грудью на операторский стул, вытянув перед собой большие, огромные руки, лежал Ваня Кириленко. Это из-под его рук бежала струйка крови, образуя темно-вишневую лужицу…
Шли секунды. Одна… Еще одна… Еще…
Отчаянно металась, круг за кругом, по экрану развертка. Высвечивала побережье, сплошные желтые пятна помех — облаков… Рогачев оцепенел.
— «Рассвет»! «Рассвет», почёму молчишь? «Рас-све-ет»! — певуче позвал голос в динамике, и его спокойствие, и то, как все было сказано, не укладывалось, не вязалось в сознании с тем, что видел перед собой ефрейтор Рогачев.
— «Рассвет»! — уже строго обратился голос из динамика. — Командир благодарит вас за работу. Можно выключиться. Зазнайки! — Последнее добавлено негромко кем-то из радистов КП от себя.
Перегнувшись через стул, лежит Ваня Кириленко…
Скорее! Скорее! Рогачев бросается к товарищу. Подхватывает его безжизненное тело… «Что делать? Что делать? Откуда кровь? Искусственное дыхание надо… И еще сообщить на КП…»
Рогачев оттаскивает Кириленко на средину пола. С чего начать? С чего?
24
Сначала самолет шел на большой высоте, и расстилавшееся внизу море было похоже на зеленый движущийся мрамор. Затем тучи стали закрывать море, и оно только изредка виднелось в размывах облаков.
Резко качнуло, и стюардесса весело пояснила, что в небе тоже есть дорожные ухабы. Сидевший рядом с Людой пожилой человек в очках, похожий на бухгалтера, еще глубже ушел шеей в просторный пиджак и, барабаня тонкими пальцами по лежавшему на коленях портфелю, недовольно пробурчал:
— Знаем мы, какие бывают ямы! Выпускают шут знает в какую погоду.
Сверкнула молния. В ее голубом свете вспыхнули и погасли тревожные лица пассажиров. Самолет снова качнуло, бросило вниз. Пассажиры беспокойно заерзали на местах. Люда почувствовала, как перехватило дыхание, а тело потеряло вес. «Как на качелях, когда несешься вниз», — подумала Люда.
Самолет резко снижался. За бортом сплошная белая пелена, и даже стюардесса перестала улыбаться. Снова качнуло. Донесся глухой раскат грома.
Туман за окном оборвался неожиданно, и Люда увидела внизу маленькие игрушечные домики с красными крышами, негустые сады, дорогу, изрезанный мысами берег и белые гребни волн, которые разворачивались в неровные линии и цепь за цепью шли на штурм пустынных пляжей.
Самолет летел под облаками. Стало спокойнее, и «бухгалтер» перестал барабанить пальцами по портфелю.
— Знаете, — сказал он, — гроза чрезвычайно опасна для самолетов. Электрические заряды притягиваются к металлу…
— Да, знаю, — не дослушав до конца, ответила Люда и зачем-то добавила: — Мы в средней школе проходили раздел «Электричество».
«Бухгалтер» просиял. Оказалось, что он учитель физики. «Коллега», — подумала про себя Люда. Учитель говорил что-то о своем классе, о талантливых учениках, но Люда слушала его рассеянно, думая о своем.
«Где-то в этих краях служит Андрей… Вот, наверное, удивился, когда получил мою телеграмму! Думал, шучу, что так просто сказала все по телефону…
Зачем я лечу? Какой будет встреча? А может, его даже и не отпустят. Скажут: кто она тебе? Действительно, кто? Но ведь все когда-то бывают друг для друга никем. А потом происходит что-то непонятное, делающее людей иными…
Андрей давно любит меня. А я? Люблю ли? Странно… Не знаю… Словно все, затеянное мною, похоже на удивительную игру, словно стало мне вдруг завидно глядеть на других… Почему у них есть любовь, а у меня нет?
Почему именно Андрей? Я знаю его давно… „Стаж“ у него не то что у некоторых моих кавалеров… Где они, кто они? Были и нет. Есть и не будет. А он — постоянный, ничто в нем не меняется. Как смотрел на меня вот такими глазами — так и теперь смотрит. Как сбивался, краснел наедине со мной — так и теперь не очень-то смел…»
Последнее успокаивало, придавало уверенности. Впрочем, надолго ли? Уверила себя, что летит просто проведать своего друга. И, кроме того, он, как ей кажется, хочет совершить глупость, хочет на всю жизнь остаться военным. Она должна убедить его, она должна сохранить его. От чего сохранить? Для кого? Для себя? Как знать… Но, случись ответить, она наверняка сказала бы независимо и вызывающе: «Да, для себя. А что?»
Вчера Андрей получил телеграмму и, сейчас, наверное, уже собирается встречать.
Люда посмотрела на часы… Вылетели они на два часа позже — кто знает, до которого часа ходят в тот район автобусы.
Из летной кабины вышла вторая стюардесса и строго объявила:
— Товарищи пассажиры! В связи с ухудшением погоды мы производим посадку в… — Стюардесса повернулась, и за гулом моторов не было слышно, где же приземлится самолет.