Страница 47 из 50
В последующие годы непопулярность королевы продолжала расти, и в 1787 году в Салоне Лувра не решились выставить ее портрет кисти мадам Виже-Лебрен, опасаясь глумления. Ее влияние на короля все еще оставалось значительным, и она сумела добиться выдвижения Ломени де Бриенна, но и этот успех обернулся против нее. Финансовый кризис, углубленный отказом парламента утвердить необходимые реформы, роспуск этого парламента и последствия его оппозиции — все вменялось в вину Марии-Антуанетте, которая должна была отвечать и за неразбериху в государстве, и даже за град, повредивший посевы. В канун революции она абсолютно лишилась уважения общественности, короля стали считать снисходительным рогоносцем, а многовековому престижу монархии был нанесен непоправимый ущерб. И наконец, настало время, когда любое, даже самое незначительное выражение почтения к ней сделалось невозможным.
Разумеется, нужно учитывать, что правление Людовика XVI пришлось на эпоху отдаления короля и королевы от своих подданных, когда монархия переживала переход от духовного состояния к светскому, в результате чего государь-чудотворец трансформировался просто в высшее должностное лицо. Но ничто не предвещало такой сильной дискредитации королевских функций — ни философия просветителей, восхищавшихся «разумным деспотизмом», ни политические теории, которые создавали из ограниченного и контролируемого монарха образец прекрасного правления. И вдруг, чтобы выставить на позор короля и королеву, в стране разразилась жестокая кампания травли и клеветы, нечистых обвинений и гнусной неблагодарности. Слабое звено следовало искать среди тех, кто, внешне оставаясь вне подозрений, был особенно заинтересован в подобном ниспровержении устоев, а побудительные причины многочисленны и хорошо заметны невооруженным глазом. При этом использовались традиционные методы, и применявшие их прошли хорошую практику. Те самые придворные, которые теперь выступали против королевы, в течение нескольких веков направляли свои отравленные жала против королевских фавориток. Людовик XVI допустил ошибку, не заведя фаворитки, и королева заменила собой все. Она была воплощением мечты, тем более уязвимой, что была невиновна, и тем более виноватой, что ее положение оказалось значимее положения королев предшествующих эпох, и поэтому ей пришлось испытать более сокрушительное поражение, чем она полагала, — помимо женской судьбы оказались сломлены и будущее режима, и линия преемственности Короны. На ее собственную семью, на самое близкое окружение обрушилась вся неприязнь и вероломство, так недавно адресовавшееся королевским любовницам. Приезжавшие к ней ее тетки и дочери Людовика XV докладывали ей обо всех проявлениях злобы и мелочной ревности. Ее девери и золовки, особенно честолюбивый и изворотливый граф Прованский, высказавший первые сомнения в законности королевских детей, рассчитывали заполучить корону, если факт адюльтера будет доказан и дофина отстранят от наследования. Можно упомянуть и принца де Конде, уязвленного тем, что королева отказалась принимать его любовницу, мадам де Монако, и герцога Орлеанского, винившего королеву в том, что король чувствовал к нему мало симпатии. К тому же Мария-Антуанетта вынуждена была сносить откровенную враждебность ревнивых придворных, раздраженных ее благосклонностью к друзьям. Даже иностранные дворы, например английский или прусский, видевшие в ней залог франко-австрийского союза, не щадили ее в выражении неприязни.
Мария-Антуанетта заслуживала лучшей доли, а не этого заговора враждебности. Превратившись в настоящую француженку и нежно полюбив короля и свою новую родину, она вовсе не была лишена патриотизма. Своему брату, сожалевшему, что она мало заботится о процветании Австрии, она написала: «Я теперь француженка в большей степени, чем австрийка».
Хотя родственники и двор первые начали вливать тот яд, который привел Марию-Антуанетту к гибели, они быстро нашли позорную лазейку, чтобы переложить свою вину на общественность. Песенки и памфлеты получили широкое распространение и составили настоящую антологию мерзостей, направленных против королевы. Среди этого обилия ложных измышлений действительно отрицательным качеством Марии-Антуанетты было совершенно безудержное ребячество: прихоть в одежде и карточная игра, обычная при дворе, которая в данном случае приобрела очень скверную репутацию, потому что шулерам не было числа. Мария-Антуанетта увлекалась игрой; если верить Мерси-Аржанто, в 1778 году она проиграла сто восемьдесят одну тысячу триста сорок четыре франка. Она посещала также балы в Опере, и это давало хорошую возможность, чтобы дразнить ее из-под маски. Ее беспечность, недальновидность и легкомыслие принесли ей наибольший вред. Можно упрекать ее в излишней наивности, вызывавшей необычные ситуации, которые злоба легко преобразила в скабрезные похождения. История с извозчиком может служить примером ее шаловливого характера, но в этом эпизоде также прекрасно видна ее необдуманность. Однажды, когда она отправилась в Оперу с герцогиней де Люинь, при въезде в Парижу них сломалась карета. Она зашла в лавку в ожидании извозчика, а прибыв в Оперу, рассказывала об этом приключении всем, кого она там встретила, как о чем-то очень приятном. И вскоре Париж наполнился самыми тревожными слухами: королева подарила кому-то рандеву в частном доме, называли даже имя ее избранника (герцог де Куаньи), а также другие имена. И мадам Кампан, которую по причине ее привязанности никак нельзя заподозрить в соучастии клеветнической кампании, описала рост потока вранья, позволившего вывалять королеву в грязи:
«Королева, исполненная спокойствия благодаря уверенности в своей невиновности и считая, что все происшедшее никого не касается, с пренебрежением отнеслась к этим разговорам и полагала, что некоторое самомнение со стороны упоминавшихся молодых людей дало основание подобным злым наговорам. Она прекратила разговаривать с ними и даже смотреть в их сторону. Их самолюбие оказалось ущемлено, а желание отомстить ей побуждало их поощрять разговоры о том, что они якобы, к несчастью, ей разонравились».
Таким же образом злоба превратила Трианон, где королева со своими друзьями вела скромную и уединенную жизнь, в место дебошей и оргий. Поэтому не приходится удивляться тому, что брат короля принялся с этого времени распространять слухи, мол, королевские дети на самом деле — бастарды, и дофин родился от адюльтера. Немедленно в Париже по этому поводу возникла ироническая песенка:
О прелестная Антуанетта,
Скажи-ка, откуда взялись твои дети?
Без сомненья, есть где-то планета,
Что подарила нам сладеньких этих.
Скучно было бы составлять полный список всех памфлетов, посвященных распутной жизни королевы. Среди них стоит упомянуть «Ночи Марии-Антуанетты», «Развлечения Антуанетты», «Разоблаченная королева» — по названиям можно судить о содержании. Пасквиль «Любовь Шарло к Антуанетте», опубликованный в 1781 году, начинался без экивоков:
О, юная резвушка-королева,
Ваш царственный супруг неважно вас учил хлыстом,
Порой жене потребно вразумление,
Чтобы развлечься и не думать о больном.
Несмотря на внимание полиции и запреты к продаже, эти памфлеты нередко имели огромный успех. Самым знаменитым из них стал «Исторический экскурс о жизни Марии-Антуанетты», выдержавший восемнадцать изданий, не считая многочисленных подражаний. Королеву величали там «подлой Мессалиной» и «инфернальной фурией». Чаще всего авторами этих произведений являлись вымогатели, возможно, даже нечестные полицейские. Так, в 1780 году инспектор Гупиль уведомил министра двора о появлении чрезвычайно клеветнического памфлета и потребовал тысячу экю за то, чтобы представить его. Возникло подозрение, как бы не он сам сочинил сие произведение, затеяв все ради шантажа. По сведениям Барбье, отдельные экземпляры памфлета имели заглавие «Личная жизнь Марии-Антуанетты, распутная и скандальная». Если верить мадам Кампан, там содержалась «ужасная клевета, но представленная занятно, что могло оказать пагубное влияние на реноме королевы». Пасквиль сожгли в Бастилии, но уничтоженным оказался не весь тираж.