Страница 11 из 116
В действительности генералу звали фон Лох, а не фон Шмидт, и он базировался возле Кронхейма, а не Сен-Мара, — если такое место вообще существует. Но он и вправду был военным гением и стопроцентным мерзавцем. Его ставка с вооруженной охраной возле дверей находилась в нескольких шагах от заведения, о котором я уже говорил. Дав знак Тине, я сохранял дистанцию, но продолжал следить за домом генерала, хотя и не имел такого приказа. Наоборот, мне рекомендовали до решающего момента держаться подальше. Я и сам не знал, по какой причине веду слежку, тем более, что уже получил от Тины полный отчет о привычках генерала и режиме охраны, но я впервые работал с девушкой, да еще такой молоденькой и привлекательной, сознательно поставившей себя в очень нелегкое положение, и чувствовал, что мне не мешало бы находиться поблизости.
Это ощущение оправдалось уже через неделю. Был унылый вечер, и, чтобы жизнь казалась еще приятней, в Кронхейме шел запоздалый весенний снег. Неожиданно хлопнула дверь, и в поле зрения появилась полуодетая Тина — маленькая фигурка в окулярах моего бинокля. Она проковыляла мимо охранников прямо в уличную грязь, неся в руках жакет и темного цвета дешевую юбку, в которой она вошла в дом часом раньше.
Я поспешил наперехват и словил ее на ближайшем углу. Куда она шла, я не знал, и думаю, что она тоже этого не знала. Открыто подойти к ней так близко было прямым нарушением инструкций и чистым безумием. А вести ее к себе — преступной глупостью, угрожавшей успеху дела и безопасности семьи французов, у которых я остановился. Но я видел, что надо действовать.
Удача оказалась на нашей стороне. Удача и плохая погода. Я незаметно провел ее в дом. Запер дверь, опустил на окнах занавески и зажег свечу. Она все еще прижимала к груди свою одежду. Кнут порвал в клочья ее дешевую блузку и белье, содрав при этом заодно и часть кожи.
— Я убью грязную свинью! — прошептала она, — Я убью его!
— Да, — сказал я, — 16 апреля, через два дня, в 4 часа утра. Тогда ты его убьешь.
Для этого я там и находился — проследить, чтобы она не свихнулась в самый неподходящий момент (это было ее первое дело с нами), обеспечить «контакт» и помочь ей выбраться невредимой. Если получится. Моим делом также было при необходимости обезвредить охрану. К тому времени я стал кем-то вроде специалиста по бесшумному устранению охраны. В первую неделю после нашей встречи я не оказывал ей никаких знаков внимания — это очень вредно для дисциплины, а я, в конце концов, отвечая за операцию.
— Вы имеете в виду, — прошептала девушка, — что я должна вернуться?
Ее глаза, ставшие черно-фиолетовыми, были широко раскрыты, взгляд живой и глубокий — такой я ее еще не видел.
— Вернуться к этой свинье? — повторила она.
Я глубоко вздохнул и сказал:
— Послушай, девочка, предполагалось, что тебе это понравится.
Медленно-медленно тьма исчезла из ее глаз. Она перевела дыхание и провела кончиком языка по пересохшим губам. Голос девушки, когда она заговорила, стал бесцветным и как бы выхолощенным.
— Да, конечно же. Вы, как всегда, правы. Я просто глупа, мне действительно нравится, когда меня секут, особенно генералы. Помогите мне одеться, только поосторожнее.
И сейчас, когда пятнадцать лет спустя в пяти тысячах миль от Кронхейма она прошла мимо меня и остановилась посреди студии, я мог видеть тонкий след шрама на ее обнаженной руке. Я поднял с пола палантин, извлек из потайного кармана мой кольт и засунул за пояс. Вынув из сумочки револьвер — предположительно Барбары Гереры, — я увидел, что под всеми этими юбками и оборками девушка прятала отнюдь не безделушку: компактный, отделанный алюминием 38-й «special». Я встречал его описание в одном из спортивных журналов, в которые время от времени посылал «рыбацкие» истории. Небольших размеров, легкий, как игрушка, он — я мог бы побиться об заклад — при отдаче лягался, как верблюд. Его я засунул в карман джинсов.
Подобрав пистолет Тины и все ее принадлежности, я направился к двери в ванную комнату, где она задумчиво стояла на пороге, как бы размышляя, что же делать с тем, что находилось внутри. Я вложил в ее руку сумку и пистолет и окутал палантином плечи, коснувшись при этом пальцем отметины на коже.
Тина посмотрела мне в глаза.
— Все еще заметно?
— Чуть-чуть, — ответил я.
Она смотрела на меня, и по ее глазам было видно, что она хорошо помнит все происшедшее.
— Мы прикончили грязную свинью, да? — пробормотала она, — Расправились, как надо! И с ним и с тем другим, кто чуть нас не настиг. И, прячась в кустах, пережидая, мы, как дикие звери, сошлись друг с другом, чтобы стереть из моей памяти ублюдка-нациста, в то время как они искали нас сквозь тьму и дождь. А потом появились самолеты… замечательные американские самолеты. Вовремя, вместе с рассветом. Наполнив небо громом, а землю огнем… И теперь у тебя жена и трое прелестных детей, и ты сочиняешь небылицы о ковбоях и индейцах.
— Да, — согласился я, — А ты, похоже, делаешь все, что можешь, чтобы разрушить мой счастливый семейный очаг. Так ли уж надо было ликвидировать девушку?
— Ну конечно, — ответила Тина. — Конечно, нам пришлось ее застрелить. Зачем же еще, как ты полагаешь, моя любовь, послал нас сюда Мак, если не для этого?
11
Вся картина начинала выглядеть иначе. Несмотря на амуницию Барбары Гереры, я думал, что она не играет в деле значительной роли и, так сказать, более или менее случайно попала под огонь. Но если она стоила того, чтобы Мак выслал против нее специальную команду…
Я не успел сформулировать свой вопрос, как кто-то постучал в дверь. Вздрогнув, я обменялся с Тиной взглядом, затем быстро обежал глазами студию, подумав, что это, должно быть, Бет решила мне помочь, когда увидела, что машина все еще стоит во дворе с зажженными фарами. Три вещи могли привлечь ее внимание: дробовик у дверей, пистолет у меня за поясом и, конечно, Тина.
— Быстро в ванную, — прошептал я, — и, как только зайдешь, слей воду. Затем сосчитай до десяти и захлопни дверь, — Она кивнула и на цыпочках бросилась туда. Я повернулся к двери и крикнул:
— Минуточку, я сейчас!
Послышался шум сливаемой воды (Тина успела вовремя), я засунул 22-й под рубашку, убедился, что пистолет Гереры надежно спрятан в кармане джинсов, и вернул дробовик в стойку — как раз под звук захлопывающейся двери. Тут мне в голову пришла одна мысль, и нельзя сказать, чтобы очень приятная: действуя так отлаженно и четко, я обманывал не кого-нибудь постороннего, а свою жену, да еще с помощью другой женщины, в придачу моей бывшей любовницы. Но выбора не было. Я не смог бы объяснить Бет присутствия в студии Тины, не вдаваясь в детали, о которых говорить не имел права. И тем более не мог я препроводить Бет в ванную, показать труп, предложить взять лопату и помочь мне вырыть могилу.
Размышляя обо всем этом, я открыл дверь. На пороге стоял Фрэнк Лорис. Видеть его было таким облегчением, что, несмотря на свою антипатию к нему, я почти обрадовался гостю. Я сделал шаг назад, чтобы пропустить компаньона Тины в комнату, и захлопнул за ним дверь.
— Где она? — спросил он.
Я кивком головы указал на ванную. Лорис двинулся туда, но Тина, услышав знакомый голос, вышла навстречу.
— Что ты тут делаешь? — спросила она.
— Выясняю, что делаешь здесь ты, — ответил Лорис и посмотрел на меня. — В чем дело? Он упирается? — Снова повернувшись к Тине, он оглядел ее с ног до головы, очевидным образом проверяя состояние прически, одежды и помады на губах, — Или, может быть, вы тут возобновили старые дружеские связи? Сколько, ты думаешь, я могу ждать, забившись в угол машины того цыпленка?
— Ты выполнял приказ, — возразила Тина.
— Но он не обязан мне нравиться.
— Где машина Гереры?
— На аллее рядом с домом. А ее барахло в пикапе нашего сочинителя. Я только что все туда забросил — саквояж, сумочку, шляпную коробку, плащ и связку платьев. Теперь, милая, это твоя проблема. Машина девчонки чиста, и, как мы и договаривались, я отвезу ее в Альбукерк и там спрячу. С твоего разрешения, конечно. — Он нарочито почтительно поклонился, подошел ко мне и устремил на меня взгляд.