Алиенора Аквитанская

И вот теперь нескончаемая буря не давала им отплыть. Стихии преградили путь будущему королю к его королевству.

Генрих был отважным человеком. Вечером в праздник святого Николая, покровителя моряков и путешественников, он внезапно отдал приказ на следующее утро сняться с якоря. Целый день и целую ночь после этого суда носились по волнам и терялись в тумане, а утром восьмого декабря оказались разбросанными по разным портам южного побережья Англии, но остались целы и невредимы. Генрих и Алиенора сошли на берег неподалеку от Саутгемптона и направились к Винчестеру, где хранилась королевская казна; спутники постепенно к ним присоединялись. Новость о прибытии короля, принесенного бурей, не замедлила разнестись по стране. Она повсюду вызывала величайшее изумление, — надо думать, смешанное со страхом у тех, кто до последней минуты хранил верность покойному королю, — но еще большее восхищение. Для народа само имя Генриха означало пришествие мира; а та смелость, которую он проявил, ступив на британский берег наперекор стихиям, не могла не понравиться этому племени моряков. С каждым днем толпа, выходившая встречать на пути в Лондон новых государей, все разрасталась и разрасталась, и в самом Лондоне, когда Генрих с Алиенорой в него вступили, царило веселье. Приготовления к коронации были проведены как можно скорее, и в воскресенье 19 декабря 1154 г., в Вестминстерском аббатстве, воздвигнутом за столетие до того святым королем Эдуардом Исповедником, Генрих и Алиенора получили корону, добытую наперекор стихиям.

И словно подтверждая, что воцарение на троне английских короля и королевы дает надежду на установление прочной династии, 28 февраля следующего года у королевской четы родился второй сын. Он был окрещен в Вестминстерском аббатстве, при стечении огромной толпы прелатов, тем самым Теобальдом, архиепископом Кентерберийским, который за несколько недель до того помазал на царство новых государей. Мальчика назвали Генрихом: это имя заранее обещало быть славным.

X

Королева Англии

Госпожа, я вашим был и буду,

Остаюсь вашим слугой;

Я ваш, и поклялся быть вашим,

И был им раньше.

И вы — первая моя радость,

И будете последней моей радостью,

Пока длится моя жизнь.

Следующие десять лет стали для Алиеноры годами расцвета. Мы видим, что она полностью состоялась как женщина и как королева, что жила насыщенной жизнью, отвечавшей ее потребностям. Она, в молодости считавшая себя бесплодной, подарит своему мужу еще шестерых детей и с легкостью будет переносить тяготы материнства и следующие одни за другими роды. Ее старший сын, маленький Гильом, умер, когда ему не исполнилось еще и трех лет, в июне 1156 г. Его похоронили в Ридинге, а вскоре после этого в Лондоне родилась девочка, которую назвали Матильдой в честь королевы-матери. В следующем году, 8 сентября 1157 г., в Оксфорде родился третий сын, Ричард, а еще через год, 23 сентября 1158 г., снова сын — Жоффруа За ним последовали две дочери: одна родилась в 1161 г. в Домфроне, Алиенора назвала ее своим собственным именем, и крестным этой девочки стал настоятель монастыря Мон-Сен-Мишель, Робер де Ториньи, с нежностью говоривший о ней в своей хронике; другая, Иоанна, родилась в 1165 г. в Анжере. Наконец, последний ребенок Алиеноры, Иоанн, родился в Оксфорде 27 декабря 1166 г.

Не похоже, чтобы следовавшие одно за другим рождения детей заставили Алиенору умерить свою деятельность. Напротив, проследив пути, по которым она передвигалась, мы поражаемся тому, какими безостановочными перемещениями полна ее жизнь: она то и дело в обоих направлениях пересекает Ла-Манш, без конца разъезжает по Нормандии, Пуату и Аквитании, возвращается в Англию, где направляется то в Оксфорд, то в Винчестер или в Солсбери, снова перебирается на континент, снова его покидает и так далее. Правда, такие беспрестанные перемещения в те времена представляли собой обычный образ жизни всех сеньоров, и в еще большей степени — королей, которые постоянно переезжали из одной резиденции в другую, чтобы поддерживать там порядок, вершить правосудие и распоряжаться на месте доходами. В ту эпоху, представляющуюся нам малоподвижной, люди, напротив, легки были на подъем: для того, чтобы в этом убедиться, достаточно взглянуть на то, какое огромное количество паломников странствовало по дорогам, и на то, какие отношения связывали между собой самые отдаленные уголки Европы. Вспомним, что уже в XI в. внук Гуго Капета женился на русской княжне. Наконец, и об этом также стоит упомянуть, водные пути считались более доступными, чем дороги, пролегавшие по суше, и потому не было ничего особенного в том, чтобы сесть на судно и пересечь Ла-Манш, который для всех оставался всего лишь «каналом»: путем сообщения, а никак не преградой. Можно смело утверждать, что Англия стала превращаться в «остров» лишь намного позже, когда прошли времена феодалов и даже эпоха Средневековья.

Кроме того, рядом с таким человеком, каким был Генрих Плантагенет, темп жизни заметно ускорялся. Темперамент и желание упрочить свою власть, заставляли его вести жизнь куда более подвижную и беспокойную, чем большинство его современников. Принято было считать анжуйцев «непоседливыми», — у него эта склонность к перемене мест стала едва ли не способом управления страной. С первых же месяцев своего царствования этот молодой человек двадцати двух лет от роду обнаружил обостренное понимание власти и проявил его, избороздив во всех направлениях ту самую Англию, которую правление его предшественника ввергло в анархию. Еще при жизни Стефана он совершил примечательный поступок с целью привлечь на свою сторону народ: выполняя приказ Генриха, его собственные войска вынуждены были вернуть крестьянам добычу, награбленную во время похода против баронов в окрестностях Оксфорда. «Я пришел не для того, чтобы заниматься грабежом, но для того, чтобы уберечь имущество бедняков от алчности сильных». Таких слов давно уже никто не слышал. В прошедшее царствование бароны привыкли к независимости, а войска королевских наемников жили грабежами, обирая население.

Генрих намерен был энергично взять в свои руки управление этой страной. Начиная с марта, то есть меньше чем через три месяца после того, как получил корону, он лично начал расследовать, как его шерифы вершат правосудие. Не снимая дорожной одежды — его не замедлили прозвать «Court-Mantel» (Короткая Мантия) из-за короткого плаща, наиболее удобного для верховой езды, — и редко надевая перчатки, разве что для соколиной охоты, он постоянно находился в пути. Один из его приближенных, Петр Блуаский, впоследствии расскажет в очень забавных письмах о царившей вокруг Генриха суете и состоянии постоянной боевой готовности, в котором он держал своих приближенных, никогда в точности не знавших, где они окажутся завтра: «Если государь говорил, что мы выезжаем рано утром в такой-то город, можно было не сомневаться, что в назначенный день он проспит до полудня. Если он оповещал всех о том, что намерен несколько дней провести в Оксфорде или где-нибудь еще, будьте уверены — назавтра с рассветом он тронется в путь». Далее следует описание двора замка, где до полудня дремала королевская свита, стояли запряженные кони и заложенные повозки, в полной готовности дожидающиеся минуты, когда покажется знакомая фигура в коротком плаще, высоких сапогах и драпированном капюшоне, а с ее появлением начнется лихорадочная деятельность. Оруженосцы спешили подвести королевского коня, погонщики хватали поводья, конюхи бегали от одних к другим, и внезапно поднимался оглушительный шум. Или же, напротив, Генрих вставал с петухами, и немедленно среди слуг поднималась суматоха: торопливо будили рыцарей из его свиты, там и здесь в темноте вспыхивали факелы, а во дворе, куда конюхи выводили наспех вычищенных коней, тотчас становилось шумно.

Генрих, страстно увлеченный своей властью, с утра до ночи занимался делами королевства. «Если только он не сидит в седле или за столом, — пишет Петр Блуаский, — он вообще никогда не садится. Ему случается в один день проделать путь верхом длиной в четыре или пять обыкновенных дневных перегонов». Чем дальше, тем меньше он будет способен усидеть на месте; даже в церкви, во время службы, Генрих не мог удержаться от того, чтобы время от времени не встать и не начать энергично ходить из угла в угол. Он оставался в неподвижности только пока спал, а спал он мало. И снова прислушаемся к словам Петра Блуаского: «Пока другие короли отдыхают в своих дворцах, он может застать врага врасплох, и сбить его с толку, и сам все проверить». В самом деле, во всех походах, которые провел Генрих за эти три года, он умел, двигаясь днем и ночью, внезапно оказываться перед плохо укрепленным замком или неожиданно отрезать путь противнику, когда тот думал, будто его войско еще далеко, заставляя врага утратить боевой дух. И в мирное время его система продолжала приносить ему пользу. Он без предупреждения являлся в королевский город, немедленно требовал показать ему записи сбора налогов, которые до тех пор собирали вяло, в неурочные часы вызывал к себе шерифа и лично устраивал строжайшую проверку. При этом он очень заботился о своей популярности и для ее поддержания с бесконечным терпением выслушивал всех тех, кто хотел ему на что-либо пожаловаться. Порой можно было увидеть, как он останавливает коня посреди толпы, чтобы дать возможность приблизиться простым людям. И в такие минуты Генрих умел быть любезным и приветливым.