Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 29

— Нашла, нашла! Я его нашла, Тихомирова!

— Нет, это я нашёл! — закричал Гриша.

Тут со всех сторон подоспели другие октябрята. Они тоже начали голосить всякие соображения про Вовика. Кто удивлялся, кто восторгался, кто жалел его почём зря. Но вот примчалась Галя, и растолкала всех, и поймала Вовика за щёки. Сперва она долго глядела на него, потом вдруг поцеловала, а потом накапала прямо из глаз прямо ему на голову. После этого Галя засмеялась, повернула Вовика спиной и шлёпнула два раза.

— Где же ты был? — спросила, опомнившись.

Вовик промолчал.

— Тайна? У тебя есть тайна? — затеребил Вася Пират.

Вовик опять промолчал.

— Ты не обижайся и ничего такого не думай, — сказал Миша Мороз. — Будешь ходить в паре со мной. Ладно?

В тот же миг Вовик почему-то заплакал. Но сегодня никто над ним не смеялся за это. Все наперебой стали его успокаивать, говорить хорошие слова. За свою трудную жизнь Вовик ни разу, может быть, не слышал таких слов про себя.

«Интересно, — подумал Вовик сквозь слёзы, — если я потеряюсь опять, они ещё крепче меня полюбят или как?»

Взялись по-настоящему

На другой прекрасный день Галя созвала совет группы, сказала без лишних слов:

— Решайте, что делать с Тихомировым.

Ромка Давыдов сказал:

— А чего?

— А ничего, — ответила Галя. — Неужели вы полагаете, что его проступок останется безнаказанным? Или мне самой наказать? Или передадим на усмотрение начальника лагеря?

Командиры дружно промолчали. Уж очень было неожиданно — решать про наказание товарищу. А Галя тем временем продолжала:

— Ну, так как же? Совет вы или не совет? Требовали самостоятельности — пожалуйста. Я буду рада, если вы сумеете пользоваться ею. А может, вы думаете, что самостоятельность бывает без ответственности?

Переглянулись командиры и загрустили совсем. Каждый понимал, о чём идёт речь, и каждому стало боязно. Конечно, они хотели взяться за дело по-настоящему, чтобы октябрятская группа была по-настоящему и всерьёз. Только вот как взяться? С чего начать хотя бы про Вовика?

Первой опомнилась Юля Цветкова.

— Надо его разобрать, — говорит. — Пускай он придёт и расскажет, где был и что натворил, когда потерялся.

Тут и остальные командиры подхватили:

— Правда! Ага! Сперва разобрать, а потом решить. Ведь не наоборот же.

— А по-моему, — говорит Люда Набережная, — вторая звёздочка тоже в ответе. На черепаху её!..

Миша Мороз поднял было шум, что несправедливо. Но ему быстро доказали: мол, Вовик не сам по себе, а в коллективе. Раз коллектив проворонил и упустил, за это полагается «черепаха» по всем правилам.

Между прочим, вторая звёздочка на черепаху не попадала ни разу. На экране соревнования были: ракета — за первое место, автомобиль — за второе и потом — просто пешеход на ногах. Так вот, Мишина звёздочка всё больше пешком ходила по экрану. А тут — на тебе! Кувырком и вниз, на самую последнюю черепаху. Обидно!

И всё же Миша сказал под конец:

— Ладно, согласен. Отвечать, так с музыкой! Всё равно достукаемся до ракеты, увидите. А сейчас я его притащу и будем разбирать.

Он ушёл с таким видом, словно надумал разобрать Вовика на отдельные части. Он пришёл и привёл нарушителя с собой. Командиры уже освоились на совете, сидели и хмурили брови, как взрослые, — Ромка Давыдов лучше всех. И они закидали Вовика взрослыми вопросами:

— Как тебе не стыдно?

— Ты знаешь, какой ты нарушитель?

— Отдавай отчёт: где отсутствовал?

— Плохой ты октябрёнок, коль на то пошло!

Сначала Вовик — точно воды в рот набрал и пролить боится. Но потом он вдруг вздохнул, поднял голову и сказал:

— Я совсем не октябрёнок…

— Что?!

Тут весь совет обомлел, и остолбенел, и растерялся не на шутку. Даже Галя вытаращила глаза.

— Не может быть! — говорит недоверчиво.

А Вовик говорит:

— Нет, может. Хоть бы что.

— Но как это получилось?

— Известно… Я в больнице лежал, а их принимали. Я из больницы вернулся, а они забыли.

После этих слов Вовик опять вздохнул, да так, что командиры сразу ему поверили. И вспомнили заодно, что он не носит звёздочку на груди. Наверно, потому и нарушает, и вздыхает всю дорогу, и вечно есть хочет. Ещё бы! Все люди как люди, а он не октябрёнок. С ума сойти!

— Ой, Вовичек! — ужаснулась Юля.



— Предатели! — возмутился Миша. — Дать бы им хорошенько!

А Галя сказала:

— Тихомиров, выйди, пожалуйста. Выйди на минутку, мы позовём.

Вовик выскользнул за дверь, как робкая серая мышка. Он был такой жалкий, такой очень маленький и в потрёпанных брюках… Командиры просто не знали, что и думать теперь. И все повернулись к вожатой: как она? А Галя — никак. Сидит — и ни слова. Даёт ребятам самостоятельность.

Тогда Ромка Давыдов и говорит по старшинству:

— Значит, примем Вовика, раз такое дело…

— Но ведь он нарушитель, — возражает Люда Набережная.

— Подумаешь, — говорит на это Миша, — у нас любых принимали. Даже двоечников. Даже без разбора. А один тряпкой попал в учительницу, его тоже приняли.

— И у нас, — говорит Костя, который командир первой звёздочки.

— И у нас, — подтверждает Ромка, потому что сам был троечником всю зиму.

Но Люда Набережная всё равно спорит:

— Вот и неправильно. Надо заслужить. В пионеры принимают лучших. В комсомольцы принимают лучших. А у нас что? Мой папа сказал, что у нас «вали комар да муха»…

Тут уж Галя вмешалась, в самый раз. Ведь ребята про такие вещи решать пока не умели. Правда, Галя тоже не могла сообразить в один присест, как быть с Вовиком. Сделать его октябрёнком она вроде бы не имела права. Но и бросить человека в опасности тем паче нельзя. А что можно? Посовещаться со старшей пионервожатой? С начальником? Но пока суд да дело, Вовику-то не легче. А Галя очень хотела покрепче вставить его в коллектив, чтобы не вздыхал, не терялся из виду, чтобы не грустил без друзей и вообще…

Обо всём этом она напомнила командирам, а потом и говорит:

— Предлагаю вот что. Дать Вовику возможность проявить себя с хорошей стороны. Если он признается, где был, и попросит прощения, будем считать его кандидатом. Испытательный срок — одна неделя. Выговор перед строем всё равно придётся объявить. Ну, а дальше всё зависит от него самого. Но и от вас тоже, учтите. В ответе за Вовика не только вторая звёздочка, но и вся группа. Понимаете?

Командиры, конечно, понимали, так и сказали, что понимают. Потом Вовика опять запустили на совет. И тут началось самое трудное: чтобы он честно, благородно заговорил.

Ромка Давыдов спросил, как задумали:

— Тихомиров, рассказывай открыто: куда вчера подевался?

Вовик промолчал.

— Ты хочешь быть октябрёнком?

Вовик опять промолчал, но зато встрепенулся глазами, стал удивлённо рассматривать всех.

— Значит, не хочешь, — сказал Ромка.

— Врёшь, — сказал Вовик, — хочу!

— Очень?

— Очень!

— А правила знаешь?

— Знаю.

— Повтори четвёртое, — велел Ромка.

И Вовик мгновенно ответил наизусть:

— «Октябрята — правдивые и смелые, ловкие и умелые ребята!»

— Во! — сказал Ромка. — Правдивые. А ты?

— А я?

— А ты не говоришь правду, — объяснил Ромка дальше. — Выходит, не правдивый. К тому же трусишь сказать правду. Выходит, не смелый…

Тут Вовик ни с того ни с сего взял да и ляпнул:

— А сам! В умывалке стекло кто разбил?

Вот тебе раз! Ещё не легче… Ему надо отвечать, соглашаться, помалкивать, а он куда полез, этот Тихомиров? И ведь глазом не моргнул — настоящую заваруху на совете устроил. А когда всё улеглось и Ромка признался, потом извинился, Вовик опять свои фокусы не бросил.

Ему говорят:

— Давай по-честному, по-октябрятски. Обещай, что больше не будешь.

А он в ответ:

— Чего?

— Делать плохие поступки.

— Я и не делал.

— Из лагеря убежал? — ему говорят.