Кто сильней себя

Её никто не расслышал сквозь гвалт и смех. Цыплята так потешно воевали! Дёргали червяка кто в лес, кто по дрова. Носились с ним зигзагами, и гурьбой, и поодиночке. Отнимали, роняли, подхватывали, подкидывали, поддавали ногами, как в футбол. И всё это стремглав, с выкрутасами, подскоками. Съесть червяка они, конечно, не смогли, даже порвать не сумели. Но уж повеселились досыта, лучше нет. И октябрята заодно с ними.

А как они ловили комаров и мошек — умрёшь! А как заклевали ёжика, когда им устроили случайную встречу! Да уж, настоящий цирк был с этими цыплятами, всего не расскажешь. Но самое главное произошло однажды на линейке.

В тот день всё протекало там обыкновенно и просто. Командиры отрядов сдали рапорты, старшая пионервожатая приняла. Потом она заговорила, как отличился на прополке свёклы третий отряд. И тут…

— Ха-ха-ха! — полетело вдруг с разных сторон.

Вожатая глянула налево, направо, говорит дальше:

— А лучшим в отряде оказалось второе звено…

— Ха-ха-ха! Хи-хи-хи!

— Право поднять флаг предоставляется…

— Го-го-го! — заржали басом старшие дылды, и лишь тогда вожатая увидела, в чём причина.

На главной клумбе посреди линейки как ни в чём не бывало резво копошились октябрятские цыплята. Они пришли следом за Курочкиной и теперь с восторгом налетали на цветы, чтобы достать из них семена или букашек. Вожатая хотела тут же сказать: «Что такое! Уберите немедленно», но вовремя удержалась. Отдай она приказ, все триста человек мгновенно ринулись бы на клумбу. И поэтому вожатая сказала только:

— Восьмой отряд! В следующий раз запирайте своих питомцев. — И вдобавок пошутила: — По рапорту тридцать четыре, а тут вас все сорок набралось. Непорядок, честное слово!

Когда заиграла музыка и малыши пошли с линейки, цыплята пристроились к Наде Курочкиной, замаршировали вдогонку. Ох, что тут было! Весь лагерь чуть не лопнул от хохота. Даже начальник улыбался в открытую, глядя на это шествие. И только Галя осталась недовольна событием, потому что её подвели.

Потом она сказала ребятам, и уже не в первый раз:

— Предупреждаю! Если присутствие цыплят отразится на дисциплине, я буду вынуждена отдать их юннатам четвёртого отряда.

Между прочим, такие Галины слова прозвучали не зря. Как ни следила Надя за цыплятами, а всё ж бывало разное.

То окажутся на крыше умывалки.

То в тумбочке у девочек.

А то даже в кувшине от цветов, который на веранде.

Может, кому-нибудь это и смешно, только не цыплятам, сами понимаете. А главное, с этих вот неумных забав всё и начинается. Неумные забавы к добру не ведут. Сейчас вы в этом полностью убедитесь…

Бесславный конец пирата

В то время Вася Груднев жил как не в своей тарелке. У него не осталось единомышленников, а был только синяк под глазом, и всё. Галя, конечно, спрашивала: откуда он взялся и за что? Но Вася, конечно, помалкивал в тряпочку. Про старшего Головина, который ему фонарь подвесил, знали немногие, и они тоже держали язык за зубами. Во-первых, не любили ябедничать. А во-вторых, Вася всем насолил, и никто теперь не старался его защищать.

«Плохо дело, — грустил в своём штабе Одинокий Пират, — прямо скажем, дальше некуда. Но почему они разбежались от меня? Почему не хотят подчиняться? Главное, атаман я хороший и смелый. И всё придумывал, и им даже не нужно было думать самим. Так в чём же фокус? И как быть, если я остался Последний Пират из Могикан?»

Подвернулась Васе одна неплохая мысль: попросить, чтобы приняли куда-нибудь. В команду или в самодеятельность. Или просто в любую игру, где все сообща. Но тут же громогласно ответил себе:

— Ну уж, фишки! Кланяться, унижаться? Этому не бывать!

Подвернулась ещё одна мысль: удрать из лагеря, как Вовик Тихомиров. Чтобы всем стало страшно и стыдно. Чтобы опять оказаться у людей на виду.

— А что, — сказал Вася, — годится. Пускай ответят за обиду. Пускай меня съедят кровожадные тощие волки всем назло.

И он вообразил ужасную-преужасную картину. Стаю голодных волков! Нет, лучше стая тигров… Они ещё голодней — три дня никого во рту не держали… И они видят мальчика Васю, упитанного на тридцать пять килограммов и триста граммов чистого мяса. То есть когда без костюма и обуви, только живой вес… У тигров, понятно, текут слюнки… Они рычат и крутят хвостами… Их в полном количестве ровно пять штук, и они кидаются на Васю, рвут на куски… По семь кило… А триста граммов никому остаётся… Этот довесок Васиного тела потом кладут в чёрный-пречёрный гроб, и тогда гремит музыка и салют, и все плачут, и рыдают, и вспоминают Васю Груднева, какой он был человек, пока его не сожрали…

— А мама? — вдруг по-настоящему ужаснулся Вася. — А папа? Ой-ёй-ёй!

В этот неописуемый миг у него защекотало в носу и так далее… Он вскочил с ящика, на котором сидел, и бросился из кустов на солнце, к живым людям. Они как раз строились на обед.

— Васька, что за пироги! — Миша Мороз закричал. — Ты опять нас подводишь, всю звёздочку!

Вася встал в строй и сказал командиру:

— Не ори. Тебя терзали когда-нибудь голодные тигры?

— Нет, — удивился Миша, — ни разу.

— Вот и не ори, — повторил Вася. — На худой конец я ещё жив…

Миша удивился сильнее, хотел что-то спросить, но тут подошёл главный санитар Боря. Он с ходу велел Васе показать ладошки. А как их увидел, так сразу заважничал.

— Ну и ну, — говорит, — что же это такое?

— Руки.

— Вижу, что не грабли. А какие?

— Обыкновенные.

— Нет, — возражает Боря, — чумазые. Иди давай, отмывай!

Тогда Вася отозвал главного санитара на шаг и говорит ему:

— Тихо, Бетховен! Я скоро в Австралию побегу.

— Куда?

— В Австралию, не понимаешь? Где бумеранги и сумчатые звери.

— А зачем?

— Вот балда! Надо. Понимаешь теперь?

Боря не совсем понял и растерялся и не прогнал Васю в умывалку. Пожалуй, он подумал, что в Австралию можно и с грязными руками, коль на то пошло. А в столовой Боря сел рядом со своим бывшим атаманом и завёл потайной разговор.

— Вась, а как ты туда побежишь?

— Ногами, — отвечает Вася шёпотом. — Как ещё бегают в путешествие?

— А по воде? Австралия-то за океаном.

— Другие добираются, и я доберусь. Чепуха!

— А ты знаешь дорогу?

— Спрошу у прохожих, покажут. Не ломай мне аппетит!

Но Боря не отстаёт, всё допытывается:

— А вдруг они по-русски не понимают?

— Бу-бу-бу! — это Вася с набитым ртом.

— Что? Ты умеешь по-австралийски? Сказани что-нибудь.

В ответ Вася сперва подавился, потом прожевал и зашипел:

— Бетховен, ты балда! По-австралийски — балда сумчатая, утконосая! Я не понимаю, выдать меня хочешь? Растрезвонить хочешь, что ли? Гром и молния тебе на язык! Заткнись, пока не поздно!

Ну, после таких грозных выражений Боря, конечно, умолк и углубился в тарелку. Вернее, не прямо в тарелку, а, как говорится, углубился в еду. Ложкой. Потом вилкой, когда принесли второе. И так он ел и размышлял по ходу дела, что Вася, наверно, прав. Нельзя трезвонить про Австралию. Другие подслушают, побегут толпой. Поднимется давка на дороге, и кто-то опередит, и на всех бумерангов не хватит. Беда!..

— Атаман, — совсем потихоньку сказал Боря, — я нечаянно. Не злись.

Вася только хмыкнул на это.

— Давай помиримся, атаман. И за старое ты меня прости, ладно?

Вася ещё разок хмыкнул.

— Кто старое помянет, тому в глаз…

— Понятно, Бетховен, — вдруг усмехнулся Вася. — Чего хитрить? Говори честно: в Австралию захотелось?

И Боря сказал честно:

— Ага, захотелось. Во, какой ты умный, сразу угадал!..

— Беру, — сказал Вася, — чёрт с тобой.

— Только надо скорей! — обрадовался Боря.

— Знаю, знаю. Вот допьём компот…

Из столовой они вышли снова единомышленниками, как раньше. А за пазухой у каждого был хлеб, по многу кусков. Между прочим, Боря сомневался, что этот хлеб нужен, когда есть пряники и печенье. Зато Вася нисколько не сомневался и даже доказывал: