Страница 125 из 170
Конкретность моего знания об этих вибрациях сегодня даже больше, чем в 1989 году. Но поскольку и вибрации более свежие, то я уж тем более не хочу тут ничего засвечивать.
Скажу лишь, что вибрации были по своей серьезности анекдотически несопоставимыми с тем, что происходило в реальности. Впрочем, почему были? Они остаются таковыми и поныне. Входя в резонанс с обстоятельствами, куда менее важными, но все-таки существенными для тех, кто вибрирует.
Обстоятельство № 2 — состояние общества.
Двадцать лет назад все, что говорили я и мои соратники, было для общества ненавистно. Теперь же — по разным оценкам — неосоветские настроения охватили от 60 до 75 % населения.
Выпускаемые представителями этого направления (мной в том числе) издания достаточно авторитетны. Газета «Завтра», в которой я осуществил марафон на 36 полос, очень авторитетна.
То, что рейтинг Сталина зашкаливает и превышает все рейтинги, включая рейтинги Путина и Медведева, общеизвестно.
Конечно, общество регрессивно. И в силу этого будет ведомо своей специфической элитой до конца или почти до конца.
Но, во-первых, есть огромная разница между этими «до конца» и «почти до конца». Если «почти до конца», то… Словом, подобное «почти» многих глобальных игроков совершенно не устраивает.
А, во-вторых, для того, чтобы без диктатуры вести общество в требуемом регрессивном направлении, нашей элите нужно считаться с общественными умонастроениями. Считаясь с ними (конечно же, по минимуму), элита неизбежно должна давать представителям другого, нашего направления («Красным проектом» она его называет почему-то, элита эта… Ну ладно, «красный» так «красный»…) какие-то общественные возможности.
Опять же, возможности минимальные, но и это уже пугает. Выступления по телевидению… Иные формы квазивостребованности… Присутствие на каких-то конференциях… Мало ли еще что… А ну как это окажет воздействие на социальную динамику, а та на высшую элитную страту… Не зря говорят — «у страха глаза велики».
Обстоятельство № 3 — сама элита.
Как бы она ни была порочна и «бессубъектна», она уже не та, какой была в 1992 году. Есть невнятный властный зуд, есть другое отношение ко всему иноземному, по крайней мере, в части этой элиты… Есть невнятные опасения за собственное будущее… Есть достаточно масштабные материальные интересы. Мало ли как это может дооформиться и во что вылиться.
Обстоятельство № 4 — так называемая «коллективка».
Ну, хорошо бы Кургинян один в «Завтра» что-то сооружал. Но перед этим что-то еще сооружалось в сомнительном «красном» духе и с апелляциями к развитию. Причем с апелляциями самыми разными, вплоть до метафизических. А ну как сформируется особая, совсем ненужная интеллигенция внутри интеллигенции нужной и безопасной (как либеральной, так и «белой»). С чего всегда начинались масштабные неприятности, чреватые выходом из бессубъектности? С формирования такой интеллигенции.
Обстоятельство № 5 — международное.
Однажды я провел международную конференцию, на которой определенный круг элитных израильтян оказался рядом с представителями индийской и российской элиты. На конференции выступил аж премьер-министр Индии. Что началось! Те, кого это интересует, могут сопоставить дату выхода журнала The Americian Interest, замысле иного и патронируемого Бжезинским, и дату нашей конференции. Формирование треугольника Израиль — Индия — Россия было объявлено основной международной опасностью, реализации которой по глупости могут посодействовать неоконсерваторы в США. При этом никогда ничего подобного не говорилось ни о химерическом треугольнике Россия — Китай — Индия, ни о реальном БРИК. Это не расценивалось как «международная опасность № 1». Специфическое отношение к связям между Россией и Израилем объединяет З.Бжезинского и стоящие за ним круги, ненавидящие Израиль, с Г.Киссинджером. Который (как и стоящие за ним круги) благоволит Израилю, но категорически сопротивляется установлению стратегических отношений между ним и Россией. При этом тяга России к сотрудничеству с любыми исламистами только поощряется. Впечатление такое, что глобальные антироссийские (прежде всего американские) игроки готовы заплатить миллиарды долларов за то, чтобы в Россию приехал бен Ладен и выступил в Кремле. А вот альтернативные сценарии, подобные тому, который я обсуждаю, почему-то пугают донельзя. Причем даже больше, чем очень условный и проблематичный альянс между Россией и так называемой «старой Европой» (термин Д.Рамсфелда).
Я мог бы продолжить перечисление неких обстоятельств, создававших определенные вибрации в момент, когда я публиковал свои нескончаемые статьи о развитии, и продолжающих создавать сходные вибрации и поныне.
Я мог бы проанализировать, как именно сочетаются между собой названные пять обстоятельств. Но у меня другая исследовательская задача. И все, что мне нужно в связи с ее решением, — это уверенность читателя в отсутствии у меня мании величия или бреда преследования.
Я говорю о неслучайности неких откликов на мой газетный сериал о развитии только тогда, когда точно знаю, что отклики не случайны, и только постольку, поскольку это нужно для исследования основного предмета.
Если у меня нет точных оперативных и именно оперативных данных (смотри введение, в котором я сказал о роли таких данных в логоаналитических исследованиях), то я никогда ни о чем подобном не говорю.
Но, даже когда у меня эти данные есть, я тоже об этом совершенно не обязательно говорю. А говорю тогда и только тогда, когда это (а) не несет издержек для источников данных и (б) очень важно с исследовательской, то есть и интеллектуальной, и политической, точки зрения.
Ну, так вот — сейчас я об этом поговорю.
Обсуждение темы развития на страницах газеты «Завтра», частое появление на телеэкранах «ужасных лиц» (редактора газеты, вашего покорного слуги etc), нарастание внутри- и внешнеполитической неопределенности, ряд иных тонких и малозаметных для общества обстоятельств… все это действительно породило весьма серьезное международное беспокойство.
Обеспокоились реальные игроки. Я, повторяю, никоим образом не склонен преувеличивать роль тогдашних своих интеллектуальных упражнений, а также отдельно взятой газеты. Конечно, все это в совокупности не более чем минифактор. Но этот минифактор, беспокоивший определенных персонажей в 1987–1991 годах и в последующем, поразительно сходным образом вновь обеспокоил их в 2008-м.
Подчеркиваю — он обеспокоил в 2008-м (да и сейчас беспокоит) тех, кто по роду службы должен заниматься ТОЛЬКО глобальными факторами. Причем обеспокоил (и беспокоит) вполне конкретно.
Когда я говорю о беспокойстве (да еще и вполне конкретном), то провожу совершенно четкую грань между этим вполне конкретным (как по авторству, так и по дескрипции) беспокойством и неким раздражением, которое может по своей амплитуде в тысячи раз перекрывать все вибрации, связанные с беспокойством, важным для нашего исследования, но не имеет никакой исследовательской ценности.
Потому что раздражается наше «приличное общество». На то оно и приличное, чтобы раздражаться. Оно всегда раздражается, когда возникает что-то не вполне стерилизованное. Раздражаясь, оно реагирует привычным для него смердяковским образом. Для того, чтобы так реагировать, ему не нужны заказы высоких международных персон. Смердяковщина — это естественный и безальтернативный способ существования данных «болтливых белковых тел». (Кто-то сочтет, что я в слове «белковых» пропустил две буквы, но я всего лишь перефразировал классика.)
Беспокойство надо анализировать, ибо оно малое слагаемое Большой Игры. А в Большой Игре нельзя пренебрегать малыми компонентами. Раздражение же надо игнорировать.
Конечно, в какой-то степени беспокойство инициирует раздражение, а раздражение подпитывает беспокойство. ТАМ начинают больше беспокоиться — ЗДЕСЬ больше раздражаются. И наоборот. Но не в этом главное. Главное в том, что именно обеспокоило в 2008-м (и беспокоит поныне).