Лоренцаччо

Слуги, неся бочонки с вином и съестное, проходят в глубине.

Гвиччардини. Что это такое? Народу хотят устроить раздачу?

Входит придворный.

Придворный. Можно ли видеть герцога, синьоры? Вот мой двоюродный брат, он только что приехал из Германии, и я желал бы его представить его светлости; удостойте его вашей благосклонности.

Гвиччардини. Ответьте ему, синьор Маурицио; я не знаю, что ему сказать.

Валори. Зала все наполняется этими утренними посетителями. Они спокойно ждут, чтобы их приняли.

Синьор Маурицио (Джомо). Его похоронили там?

Джомо. Да, да, в ризнице. Что поделаешь? Если бы народ узнал об этой смерти, она могла бы стать причиной многих смертей. Когда можно будет, ему устроят торжественные похороны. Пока что мы унесли его, завернув в ковер.

Валори. Что будет с нами?

Несколько синьоров (подходят). Скоро ли нам будет позволено засвидетельствовать наше почтение его светлости? Как вы полагаете, господа?

Кардинал Чибо (входит). Да, синьоры, вас могут принять через час или через два; герцог провел ночь в маскараде и сейчас отдыхает.

Слуги вешают на окна домино.

Придворные. Удалимся: герцог еще спит. Он провел ночь на балу.

Придворные удаляются. Входят члены Совета Восьми.

Никколини. Ну что же, кардинал, что решено?

Кардинал…Primo avulso non deficit alter aureus, et simili frondescit virga metallo. [6]

(Уходит.)

Никколини. Восхитительно. Но что же сделано? Герцог умер; надо избрать другого, и как можно скорее. Если сегодня или завтра у нас не будет герцога, наша песня спета. Народ сейчас — как вода, готовая вскипеть.

Веттори. Я предлагаю Октавиана Медичи.

Каппони. Почему? Не он первый по правам рождения.

Аччауоли. Не взять ли нам кардинала?

Синьор Маурицио. Вы смеетесь?

Руччелаи. Почему бы, в самом деле, не взять вам кардинала, если вы позволяете ему, вопреки всякому закону, быть единственным судьей во всем этом деле?

Веттори. Он человек, который может направить это дело.

Руччелаи. Пусть он добудет приказ от папы.

Веттори. Он уже позаботился об этом; папа прислал согласие с гонцом, которого кардинал отправил ночью.

Руччелаи. С птицей, хотите вы, верно, сказать; ибо гонец должен сперва доехать, прежде чем вернуться назад. Нас считают за детей?

Каниджани (подходит). Синьоры, поверьте мне, вот что нам надо сделать — мы изберем герцогом Флорентийским его незаконного сына Джулиано.

Руччелаи. Браво, пятилетнего младенца! Ведь ему пять лет, Каниджани?

Гвиччардини (тихо). Разве вы не видите, что это за человек? Кардинал ему внушил предложить эту глупость: Чибо был бы регентом, а ребенка кормили бы сластями.

Руччелаи. Это позор, я уйду отсюда, если здесь будут говорить такие речи.

Входит Корси.

Корси. Синьоры, кардинал написал только что Козимо Медичи.

Члены Совета Восьми. Не посоветовавшись с нами?

Корси. Кардинал написал также и в Пизу, в Ареццо и в Пистойю — начальникам войск. Джакопо Медичи прибудет сюда завтра с возможно большим количеством солдат. Алессандро Вителли со всем гарнизоном уже в крепости. Что до Лоренцо, то уже три гонца посланы за ним в погоню.

Руччелаи. Уж пусть бы он тотчас же принял герцогский сан, ваш кардинал; по крайней мере дело было бы сделано.

Корси. Мне поручено просить вас поставить на голоса избрание Козимо Медичи с временным званием правителя Флорентийской республики.

Джомо (слугам, проходящим по зале). Посыпьте песком у ворот и не жалейте ни вина, ни снеди.

Руччелаи. Бедный народ!.. Как тебя обманывают!

Синьор Маурицио. Итак, синьоры, начнем голосование. Вот записки.

Веттори. Козимо, в самом деле, первый по правам после Алессандро; это его самый близкий родственник.

Аччауоли. Что он за человек? Я очень мало его знаю.

Корси. Это лучший из князей.

Гвиччардини. Ну, ну! Не совсем так. Если бы сказали: самый многоречивый и самый учтивый среди князей, это было бы вернее.

Синьор Маурицио. Ваши голоса, синьоры.

Руччелаи. Я решительно восстаю против такой подачи голосов и говорю от имени всех граждан.

Веттори. Почему?

Руччелаи. Республике больше не нужны ни князья, ни герцоги, ни синьоры; вот мое мнение. (Показывает чистый листок.)

Веттори. У вас только один голос. Мы обойдемся и без вас.

Руччелаи. Прощайте же, я умываю руки.

Гвиччардини (бежит за ним). О боже мой! Палла, вы слишком вспыльчивы.

Руччелаи. Пустите меня. Мне уже шестьдесят два года; уже поэтому вы не сможете причинить мне большого вреда. (Уходит.)

Никколини. Ваши голоса, синьоры. (Разворачивает записки, брошенные в шапку.) Единогласно. Послан ли гонец в Треббио?

Корси. Да, синьор, Козимо будет здесь завтра пополудни, если только он не откажется.

Веттори. Почему бы он стал отказываться?

Никколини. О боже мой! Что будет с нами, если он откажется? Пятнадцать миль в Треббио к Козимо и столько же обратно — целый день был бы потерян. Нам надо было выбрать кого-нибудь поближе к нам.

Веттори. Что же делать? Избрание совершилось, и есть надежда, что он примет его. Голова закружится от всего этого.

Уходят.

Сцена 2

В Венеции.

Филиппо Строцци (в своем кабинете). Я так и знал. Пьетро сговаривается с французским королем; он во главе чего-то похожего на армию и готов предать город огню и мечу. Так вот что наделало несчастное имя Строцци, имя, которое так долго было чтимо! Оно породило мятежника и будет виновно в двух или трех кровопролитиях. О моя Луиза! Ты мирно спишь под покровом травы, в печальной долине, где я покинул тебя, ты окружена забвением всей вселенной, и оно в тебе самой.

В дверь стучат.

Войдите.

Входит Лоренцо.

Лоренцо. Филиппо! Приношу тебе драгоценнейший алмаз твоего венца.

Филиппо. Что ты бросил там? Ключ?

Лоренцо. Это ключ от моей комнаты, а в моей комнате — Алессандро Медичи, убитый вот этой рукой.

Филиппо. Это правда? Правда? Не верится.

Лоренцо. Можешь не верить. Ты узнаешь это от других.

Филиппо. Алессандро умер? Возможно ли?

Лоренцо. Что бы ты сказал, если бы республиканцы предложили тебе стать герцогом вместо него?

Филиппо. Я отказался бы, друг мой.

Лоренцо. Правда? Правда? Не верится!

Филиппо. Почему? Для меня это очень просто.

Лоренцо. Как для меня — убить Алессандро. Почему ты не хочешь мне поверить?

Филиппо. О наш новый Брут! Я тебе верю и обнимаю тебя. Значит, свобода спасена? Да, я верю тебе, ты таков, как говорил мне. Дай же мне руку. Герцог умер! О, ненависти нет в моей радости; она полна самой чистой, самой святой любви к родине; бог свидетель мне.

Лоренцо. Полно! Успокойся; ничего не спасено, только я спасен, да и мне отбили бока лошади епископа Марци.

Филиппо. Разве ты не предупредил наших друзей? Разве они еще не обнажили своих шпаг?

Лоренцо. Я предупредил их; я стучался в двери всех — республиканцев с упорством нищенствующего монаха; я советовал им наточить шпаги, сказал, что Алессандро будет мертв, когда они проснутся. Думаю, что за это время они уже не раз просыпались и засыпали. Но, право, я ничего другого не думаю.

[6]

Латинские стихи, цитируемые кардиналом Чибо, взяты из поэмы Вергилия "Энеида" (песня VI, стихи 143–144): …Лишь сорвут один, другой вырастает Сук золотой, и таким же ветвь лиственеет металлом. (Перевод В. Брюсова, изд. "Academia", 1933.) В данном месте "Энеиды" речь идет о волшебном золотом дереве.