Поднимается ветер…

Эниал врал: он прекрасно знал, отчего брат не в себе, но не понимал, почему тот вызверился на маршала Мерреса. На рассвете Эниал проснулся с дикой болью в голове, хотел кликнуть кого-то из рабов, чтобы принесли еще вина или хотя бы воды — кувшин у изголовья был пуст. Потом принц испугался, что рабы увидят ее, и вышел из комнаты, чтобы спуститься на первый этаж. Пока он шарил по пустой темной кухне, пока нашел ведро с водой и недопитый кувшин вина, пока выхлебал вино, запивая холодной водой, прошло немало времени. На пороге своей комнаты он натолкнулся на брата. В коридоре отчего-то было темно, темно и внутри, только из-за ставен пробивались алые рассветные лучи.

Фигуру в багровом ореоле он узнал не сразу. Сначала едва не вскрикнул от страха: незнакомец с растрепанными волосами держал в руке кинжал. На лезвии играли красные блики.

— Ролан? — изумленно воскликнул он.

— Что это там? — брат свободной рукой указал себе за спину. Эниал открыл рот, но сказать ничего не смог. Он, по правде говоря, не очень хорошо помнил случившееся. Девчонка то умоляла не трогать ее, то кусалась и царапалась. Она была не слишком сильной, но, когда расцарапала принцу лицо, он разозлился. Кажется, сильно. Ударил… может быть, несколько раз. Может быть, повалил на пол и пинал ногами. Вспоминалось все это с трудом. Она сама была виновата — что же, он, собранский принц, хуже ее жирного хозяина, которого уже закопали? Наверное, он перестарался. Все-таки нехорошо бить женщин, но если они себя ведут как взбесившиеся кошки…

— Что ты сделал, брат? — такого голоса у Ролана принц не слышал никогда. — Что ты сделал?

— Я… я просто…

Ролан оттолкнул его, резко и сильно. Принц ударился плечом о косяк, не устоял на ногах и сполз на пол. В голове звенел набат, вино, смешанное с ледяной водой, просилось наружу. Эниал с трудом поднялся на ноги, подошел к кровати, посмотрел на девчонку. Она не шевелилась, и, кажется, не дышала. Принц осторожно коснулся пальцем руки, потом тряханул ее за плечо. Да уж, брат выразился верно — это было именно «что». Труп. Отчего она умерла? Он же не так сильно бил ее, и еще недавно, когда уходил, она была жива, дышала и даже не слишком стонала… Ролан никогда не поднимал на него руку, даже в шутку. Как теперь мириться с братом? А если он расскажет отцу? Страшно даже подумать, что тот скажет, как накажет Эниала…

Принц прижался лбом к перекрестью оконной рамы и застонал. Нужно было позвать стражу, приказать, чтоб труп убрали, но они же будут спрашивать, что произошло, смотреть и перешептываться… о нет, невозможно. Что же делать? Дождаться маршала, пусть он сам разберется.

Ролан валялся на широкой кровати, глядя в потолок. Сапоги, кафтан мундира и оружие у него забрали. Отводя арестованного в комнату, Фабье пытался задавать вопросы, но Ролан молчал. Он попросту не знал, как рассказать полковнику о том, что случилось. Стены в комнате были грязными. Обивку давно стоило сменить, а стекла — вымыть. От простыней на постели тянуло противным кислым запахом чужого пота. Кружка на столе выглядела так, словно кто-то окунал руки в масло, а потом старательно лапал бедную кружку, стремясь оставить побольше жирных отпечатков. Все это было ерундой, сущей мелочью по сравнению с тем, что произошло на рассвете. Не сон, не продолжение кошмара. До завтрака принц еще надеялся, что его одолел морок, но слова Мерреса вернули его в реальность. Ему ничего не приснилось: избитая девушка, проклятье Сотворившей, тупость брата, не понимающего, что натворил, были на самом деле. Несправедливость проклятья не укладывалась в голове. «Будет твоя кровь восставать друг против друга…» — за что, за что это ему? Только за то, что вошел в комнату, и умирающая девочка спутала близнецов, не отличив одного от другого? Он обязан защищать Эниала, старшего брата и будущего короля Собраны, от всего, что могло с ним случиться. Это его долг. Но почему, почему он должен платить и за подлость Мерреса, и за чужую глупость?.. Грохнул засов на двери. В комнату вошел полковник Фабье. Ролан застонал про себя и отвернулся лицом к стене. Он не хотел новых расспросов. Как рассказать о том, о чем даже думать трудно? Да и можно ли об этом рассказывать? Не подпадет ли услышавший под то же проклятье? Она сказала: «…и всех причастных». Что это значило, о ком были эти слова? О брате и маршале? О тех, кто был в доме? Полковник ушел спать вместе с ним, наверное, все случилось позже… но кто знает?

— Я выяснил, в чем дело, — сказал, садясь на скрипучий табурет, Фабье. — Ты прав. Меррес подлец. Мы не дикари, мы не насилуем пленных. Я должен написать королю, но… Ролан прекрасно понимал, что значит это «но». Отец устроит подробное разбирательство. В подобных делах он был непреклонен. Насильникам, мародерам, убийцам в армии Собраны места нет — будь они хоть маршалами, хоть рядовыми. Вот только сам маршал никого не насиловал и не убивал. Все сделал Эниал.

— Эта девочка… она была дочерью хозяина, а не рабыней. Маршал знал, принц — нет. Даже так… Ролан сел на постели, по-прежнему глядя в стену. Толстяк спасал свою дочь, попытавшись выдать ее за рабыню, а получилось, что своими руками приблизил ее смерть.

— Будет суд? — спросил Ролан.

— Ты лучше меня знаешь Его Величество. Если не суд, так ссылка. А девушку не вернешь, а Меррес отделается легким испугом, а проклятье уже произнесено, и ничего не исправить. Долг Ролана — защищать брата; вот он его и защитил, встав между ним и проклятьем. Что теперь ссылка, суд, отцовский гнев, вся эта глупость и суета!

— Не пишите, Роже, прошу вас. Не надо… Пусть все это останется между нами. Полковник вздохнул. Ролан повернулся к нему. Бравый военный напоминал куклу, набитую ватой. Даже усы обвисли. Принц понимал, что у того на душе. Взрослый дурак подталкивает молодого совершить глупость, но на нем почти нет вины: не он же бил несчастную девчонку… Эниал должен быть наказан, но пьяный семнадцатилетний мальчишка, слишком жадный до чужого одобрения, благоговеющий перед маршалом, в чем именно он виноват? В том, что уродился на свет вот таким, боящимся насмешки пуще любой подлости и пакости? Он должен быть наказан, но отец поступит по закону. Королевский суд чести, где король и разбирает обстоятельства дела, и выносит приговор… исход ясен заранее. Закон для отца важнее любого родства. Бедный брат, бедный, глупый брат…

— Я поговорю с ним. С ним и с маршалом.

— Меррес не станет тебя слушать, — вздохнул Фабье.

— Станет, — оскалился Ролан. — Еще как станет.

Маршал Меррес бессильно рухнул в кресло, тупо глядя в дверной проем. Волчонок показал клыки… или змееныш продемонстрировал ядовитые зубы? Наглости и выдержки в семнадцатилетнем сопляке оказалось в избытке. Хуже всего, что он был прав, прав от начала до конца. Знай маршал, чем окончится история с тамерской девкой, он бы оставил ее себе, а не вручил дураку Эниалу. У наследника нет ни малейшего соображения. Развлекаться — развлекайся, но убивать-то зачем?! Меррес старался дышать поглубже, чтобы заглушить колющую боль в левой руке. Он всегда был слишком полным, но сердце впервые напомнило о себе. И немудрено — после разговора с младшим принцем недолго и ноги протянуть. Змееныш был вполне убедителен в подробном перечислении всех последствий, которыми грозила маршалу так невинно начавшаяся история. И все из-за кого? Из-за идиота, не сумевшего поладить с девкой… Теперь придется учиться ладить с младшим, лебезить перед мальчишкой, лейтенантом, полторы девятины как напялившим мундир. Ходить перед ним на цыпочках, делать все, чтобы у того не возникло желания рассказать отцу мерзкую историю, в которую маршал вляпался по милости наследника.

Как Фабье сумел разнюхать все это? Кому он еще рассказал? От полковника можно было бы избавиться в ближайшем сражении, да и от Ролана тоже. Тот вечно лезет в гущу драки, старается показать свою храбрость. Но если оба погибнут, а обо всех обстоятельствах знает тот же Оген? Отставка, даже самая позорная, лучше топора и плахи…

Эниал накрыл голову подушкой, чтобы скулеж, рвавшийся с губ, не был слышен по всему этажу. Брат не пожалел кулаков. Бил по лицу, по груди — жестоко, словно желая убить. Но самым страшным были не удары, а белое лицо, словно ослепшие пустые глаза. Это был не знакомый с первого вздоха, с первого шага Ролан, который всегда был рядом, любимый брат, в которого можно было глядеться, как в зеркало, с которым они делили и детские хвори, и секреты… Нет, это был демон, вселившийся в брата, гневный и беспощадный. Принц вспоминал, как все случилось. Брат вошел в его комнату, схватил Эниала за воротник мундира, заставил подняться с кровати, и ударил в лицо.