Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 46 из 160

Преимущество Гитлера перед другими политиками «основывалось не в последнюю очередь на понимании того, что люди в совеем поведении исходят не из одних только экономических побуждений; он-то полагался скорее на их потребность в сверхличном мотиве существования и верил в силу «третьих ценностей», взрывающую классовые перегородки: в силу лозунгов о чести, величии, сплочённости и жертвенном духе нации, о бескорыстной самоотверженности: «И вы видите — мы уже на марше!»» И для миллионов немцев НСДАП стала «своей» партией.

Желая привлечь на свою сторону разные слои населения, НСДАП разрабатывает соответствующие программы, носящие демагогический характер. Особенно привлекательной для масс была антикапиталистическая риторика. «Мы — социалисты

, — писал один из нацистских журналов, —

В публичных выступлениях Гитлер высказывал обеспокоенность тенденцией к «обуржуаживанию» партийцев, подверженных коррупции, приказывал с треском выгонять их из партии и отправлять в концлагеря. Но в кругу приближённых он оправдывал рвачество как революционный стимул, а буржуазным критикам отвечал вопросом: как мне ещё выполнить оправданные желания моих товарищей по партии получить возмещение за нечеловеческие годы их борьбы. Или выпустить на улицы штурмовиков?

Нацисты щедро раздавали обещания. Крестьянам обещали «земельную реформу», не вдаваясь в её подробности, зато отпуская комплименты «самому благородному сословию народа». Привлекательные лозунги были найдены и для промышленных рабочих, и для служащих. При этом использовались и идеи христианства. Партия — как раннее христианство. «Национал-социализм

, — говорил Гитлер, —

Христианство в том виде, в каком оно проповедовалось церквами, как и сами церкви, Гитлер презирал и в кругу своих приближённых высмеивал. Но он не был атеистом, верил во Всевышнего и в Провидение, как и в то, что является исполнителем возложенной Ими на него миссии. Величайшей его святыней было «копьё Лонгина», которым якобы этот римский сотник пронзил тело пригвождённого к кресту Иисуса Христа после Его смерти. Эту реликвию Гитлер увидел в музее, когда ещё жил в Вене, услышал предание, будто обладатель копья станет властелином мира, и это произвело на него огромное впечатление мистического характера. После присоединения Австрии к Германии он приказал перевезти копьё в Нюрнберг, и всякий раз, когда приезжал в этот город, подолгу стоял перед своей святыней. В религиозном отношении он остался язычником. Но это было язычество, окрашенное в оккультные тона, что придавало ему черты сатанизма.

У Гитлера, — пишет Фест, — «не было ни плана, ни какой-либо теории кризиса и его преодоления. Но зато у него были ответы. Он знал, кто виноват: державы Антанты, продажные политики республиканской системы, марксисты и евреи. И он знал, что требовалось, чтобы покончить с нуждой: воля, самосознание и вновь обретённая власть. Его эмоциональные призывы никогда не выходили за рамки общих фраз. «Отстаньте от меня с вашими текущими делами!» — говорил он в соё оправдание; и так уж немецкий народ погиб, запутавшись в них: «Текущие дела придуманы специально для того, чтобы затуманить взгляд на великие свершения»… Он по-прежнему действовал по уже испытанному рецепту: сводить тысячи повседневных неудач и несчастий к немногим, но хорошо понятным причинам, придавать им широту и демоническую окраску, рисуя мрачную панораму мира, за кулисами которого плели свои интриги внушающие жуть заговорщики». И каждая его мысль была только о власти.

НСДАП снова становится массовой партией, но Гитлер относится к этому скептически: «Борьба за большинство удаётся только тогда, когда есть боеспособное меньшинство… Нам нужна элита нового слоя господ, движимая не какой-то там моралью сострадания, но ясно осознающая, что она благодаря своей лучшей породе имеет право властвовать, и поэтому безоглядно поддерживающая и обеспечивающая это господство над широкими массами». Он как бы делит партию на два слоя: сплочённое ядро и массу исполнителей воли высшего руководства. Но и эти исполнители принадлежат к расе господ и, следовательно, будут иметь своих рабов. Партия и официально уже выступает как «движение Гитлера».

Фюрер и ведёт себя как вождь, но и как актёр, соответственно обстановке: «то это был галантный собеседник в дамском обществе, то свой брат-рабочий с простецкими манерами или же по-отечески добрый товарищ, в сердечном порыве склонявшийся к русоволосым детским головкам…». Обершарфюрер Рохус Миш, единственный доживший до наших дней охранник Гитлера, вспоминал: «Фюрер излучал любезность, вежливость, заботу, даже по своей инициативе застраховал каждого из обслуги на сто тысяч рейхсмарок — огромную по тем временам сумму». Когда у Миша родилась дочь, Ева Браун подарила «роскошную коляску и много красивых нужных вещей».





На деле Гитлер «презирал людей и поэтому, использовав их, бросал без всякой жалости».

Гитлер создаёт «теневое государство». В аппарате партии возникают зародыши будущих министерств, опирающиеся на нацистские союзы врачей, учителей, государственных служащих и т. д.

На выборах в рейхстаг 14 сентября 1930 года за НСДАП проголосовали 6,4 миллиона избирателей (по сравнению с 810 тысячами двумя годами раньше). Она стала второй партией страны после СДПГ. Членство в ней стало «модным». Но Гитлер заявил, что она — не парламентская партия, места в рейхстаге нужны ей лишь для борьбы за национальное возрождение, и победа на выборах это лишь обретение нового оружия для нашей легальной борьбы против этого государства. Нацисты объявляли многие решения правительства актами измены родине и срывали работу рейхстага, который называли «говорильней» (что в переводе и означает слово «парламент»).

В 1932 году Гитлер выставляет свою кандидатуру на выборах президента Германии. Побеждает на выборах престарелый фельдмаршал Пауль фон Гинденбург, получивший 53 процента голосов. За Гитлера было подано 36, 7 процента голосов, за вождя коммунистов Тельмана — 10 процентов. И хотя после этого НСДАП не раз оказывается на грани провала и запрета, Гитлер хитроумными интригами и комбинацией лести и угроз в конце концов добивается того, что Гинденбург 30 января 1933 года назначает его рейхсканцлером (главой правительства) Германии. Захват власти диктатором формально произошёл законным путём. Этот день он назвал началом «германской расовой революции, величайшей в мировой истории».

Многих на Западе такой ход событий в Германии удивил. В действительности же Германия тех недель вернулась к своей сути. Ещё Томас Манн предупреждал, что суть немецкого представления о порядке в государственном устройстве — это диктатура.

Разбирая позицию коммунистов в этот критический Момент, Фест отмечает «доходившее прямо до гротеска заблуждение их руководства в оценке исторической ситуации. Не обращая никакого внимания на преследования и мучения, на бегство многочисленных товарищей и массовый отток своих сторонников, коммунисты продолжали считать, что их основной противник — социал-демократия, что нет разницы между фашизмом и парламентской демократией, что Гитлер всего-навсего марионетка, что если он придёт к власти, то тем самым только приблизит власть коммунизма, а на нынешней стадии высшая революционная добродетель — терпение». И вот, после захвата власти Гитлером, «ещё недавно представлявший собой мощно действующую угрозу, наводивший ужас на буржуазию многомиллионный отряд сторонников коммунистов вдруг испарился — без какого-либо признака сопротивления, действия, сигнала». Пожар рейхстага 27 февраля 1933 года закрепил захват власти Гитлером и дал ему повод расправиться с его давними врагами — коммунистами.