Страница 104 из 160
Ещё будучи студентом, Махатхир выступал со статьями в одной из англоязычных газет, проявив себя либералом и пылким малайским националистом. Став врачом, он намеревался продолжать общественную и политическую деятельность, но закон запрещал государственным служащим (к числу которых относились и сотрудники государственного госпиталя) заниматься политикой. Тогда, женившись на своей однокашнице по колледжу, он открыл частную клинику. Его пациентами чаще всего были бедные крестьяне, так что заработки врача были весьма скромными.
А обстановка в стране накалялась. Китайская и индийская община требовали уравнивания в правах всех жителей страны, что привело бы к полному господству «более продвинутых» иммигрантов. Махатхир был несогласен с этим. Он принадлежал к кругу немногочисленных образованных малайцев, которых отличала несокрушимая вера в самоценность, высокие достоинства и будущее малайской цивилизации. Поэтому они высказывались за «частичные изъятия» из демократии, обеспечивающие некоторые преимущества малайцам в переходный период, до того как разные нации, её населяющие, образуют единую малайзийскую нацию. «Почему
, — спрашивал Махатхир, —
Выступления Махатхира в защиту интересов малайского населения снискали ему популярность, и в 1964 году его избрали в парламент. Он побывал с визитами во многих странах мира.
Особенно активно Махатхир выступал против единого государства Малайзии и Сингапура, поскольку население Сингапура на 80 процентов состояло из китайцев. Сингапур, считал Махатхир, слишком большой кусок, чтобы Малайзия могла его переварить. А сингапурские китайцы — слишком агрессивны, и им недостаёт даже понимания и чуткости малайзийских китайцев, которые были отнюдь не ангелами. Сингапур был отделён от Малайзии. Отношения Махатхира с Сингапуром и в дальнейшем складывались неизменно тяжело.
Пережив взлёты и падения, Махатхир стал членом правительства, а в 1981 году был назначен премьер-министром.
Лидер меняет лицо страны и нации
В отличие от своих сподвижников — малайских националистов, которые принадлежали к аристократии, Махатхир был простолюдин, поэтому он глубже других понимал бедствия, заботы и чаяния своего народа. Отсюда его простота в обращении, прямота, доступность. Но в то же время он интеллектуал, великолепный оратор, тонкий полемист и, как выяснилось впоследствии, гений политической стратегии и тактики.
В то время как китайская и индийская общины требовали для них равных с малайцами прав во всём, мотивируя это тем, что они, как более «капиталистически продвинутые», обеспечат стране более быстрый прогресс, Махатхир считал, что экономическая модернизация и прогресс необходимы, но они не самоцель. Надо обеспечить не формальное равенство всех граждан перед законом, а подлинное равенство, исключающее преобладание более приспособленных к рыночным отношениям иммигрантов над коренным населением.
Махатхир приходит к выводу, что вернуть малайцев в сферу ремесла и торговли, откуда они были вытеснены в результате политики колонизаторов, поощрявших иммиграцию рабочей силы из Индии и Китая и консервировавших патриархальные отношения среди коренного населения в деревне, без содействия государства невозможно.
Однако и к малайцам он предъявлял суровые требования, взвалив на свои плечи не только политическое руководство страной, но и грандиозную задачу невероятной сложности: коренное перевоспитание малайской общины с целью внедрения, вживления её, всё ещё не избавившейся от патриархальщины, феодальной системы ценностей, поведенческих стереотипов, в жестокий, остроконкурентный современный мир. Малайцы должны научиться у китайцев прагматизму и деловой хватке, у индийцев — торговой сметке и дисциплине, плюс у тех и других — умению ценить время и полагаться только на себя. Махатхир просто навязывал малайцам перемены ради их приспособления к современному миру. Без этого малайцы и не шелохнулись бы. Они просто продолжали бы жить в своё удовольствие.
Махатхир выступает не просто как руководитель, высший администратор страны, а как человек, считающий своим главным делом постоянно улучшать страну и, если понадобится, народ. Он делает основное внушение собственному народу, малайцам, заявляя им, что ради своего выживания им надо отказаться от таких врождённых национальных черт, как фатализм, пассивность, неумение понять цену деньгам, собственности и времени. Или это — или национальное вырождение. А это ведь не шутка — сказать в лицо своей нации, что она не просто больна, а изначально не годится для выживания на собственной земле.
Махатхир недоволен тем, что выпускники вузов не желают работать вдали от крупных городов, что малайцы-рабочие стремятся переложить бремя малоквалифицированного труда на легальных или нелегальных иммигрантов из Индонезии, что студенты-малайцы мало склонны изучать точные науки и т. д.
В государственном аппарате Махатхир начал поход против чиновничьей бездеятельности и недисциплинированности, коррупции и волокиты. Сам ярый «трудоголик», премьер вознамерился переориентировать соотечественников (прежде всего малайцев) на систематическое и самозабвенное трудолюбие на благо страны. Так появилась его Look East Policy («Политика равнения на Восток») Образцом для бывшей английской колонии стала не Англия. Махатхир призвал малайзийцев равняться на Японию, Южную Корею и Тайвань, на их организацию бизнеса, методы менеджмента и трудовую этику. Его привлекали в опыте этих стран система пожизненного найма, порождавшая трудовую заинтересованность, личную преданность труженика компании, рационализация производства «снизу», система house unions, то есть профсоюзов одного предприятия. Конечно, перевоспитать малайцев премьеру не удалось, но задача поставлена, и малайская молодёжь понемногу усваивает новый опыт.
Став премьером, Махатхир делает интересный идеологический поворот: не отказываясь от малайского национализма, он старается плавно превратить его в малайзийский национализм. Прежде он боролся за малайцев против доминирования других наций, населяющих страну. Теперь он защищает интересы всех граждан Федерации, борясь в основном с «посторонними», «иностранцами» и пр.
И всё же активная исламизация Малайзии была одной из форм борьбы за восстановление статуса малайцев как государствообразующей нации. Ислам стал той защитной оболочкой, которая позволила малайцам отстоять свою самобытность и культуру, а мусульманским экономическим институтам, в том числе Исламскому банку — утвердиться экономически. Но и здесь Махатхиру пришлось искать средний путь, избегая крайностей.
Если китайская и индийская общины требовали для себя такого равенства, которое обеспечило бы им неоспоримое преимущество перед коренным населением страны, то малайские исламистские экстремисты выдвигали не менее опасные лозунги. Они настаивали либо на изгнании всех неверных с малайской земли, либо на поголовной исламизации всего населения. Любой неверный шаг правительства в этой сложнейшей обстановке мог привести к кровавой бойне на расовой почве. Каждая община хотела всего для себя, не думая о других, и удовлетворить все общины было невозможно. Поэтому Махатхир заранее смирился с тем, что все его действия будут не вполне устраивать ни одну из общин, но тот компромисс, который он предложит, обеспечит существенный и всесторонний прогресс страны. А чтобы не позволить экстремистам взять верх в малайском исламском движении, Махатхир сам его возглавил, чтобы ввести в безопасное русло. Он совершил хадж в Мекку, что придало ему больший вес в глазах ревностных мусульман, выступил с инициативой создания в стране Международного исламского университета и Исламского банка, распорядился ввести во всех школах страны (включая китайские и тамильские) преподавание истории исламской цивилизации.
В то же время Махатхир выступал не только против исламских экстремистов, но и против исламских реакционеров, желающих законсервировать народ в тисках догматизма и отсталости. Он убеждён: ислам должен быть религией не только для седьмого, но и для двадцать первого века, религией, первой заповедью которой является стремление к знанию, которая позволит исламскому миру выйти из нынешней отсталости.