Страница 146 из 180
— Нет, кое-кто ее заметил, — усмехнулась лукаво Зося и приблизилась к Марыльке.
— Кто? Кто?..
— Тот красивый козацкий пан, что был у ясного князя пана канцлера.
— Ну, и что же? — перебила ее с нетерпением Марылька.
— Встретил меня у ворот и расспрашивал о панне.
— Ой, Зося, ласточка моя! — вскрикнула резво Марылька, охватывая ее шею руками. — Да если бы только удалось то, о чем моя думка, я бы взяла тебя с собою, зажили б мы не как приймачки, а как вельможные панны!.. Ну, и что ж?.. Что ты сказала ему?
— Говорила, что панна скучает, томится, ни с кем не хочет видеться.
— Зося! Разумница ты моя! — охватила Марылька снова ее шею руками. — Ну, и что ж?.. Что он на это?..
— Червонец мне дал... и велел передать панне поклон.
— Ой! Радость моя! Счастье мое, — вспыхнула вся Марылька и зашептала горячим шепотом, оглядываясь поминутно на двери: — Когда бы мне только увидется с ним хоть на один часок... только, чтобы не знал об этом никто, кроме тебя! Ты не знаешь, Зося, какой он пан важный! Я верю, Зося, что у него высокий талан!.. А если бы мне только увидеться с ним, он взял бы меня с собой, а я бы упросила панну канцлерову взять с собой и тебя... Там у него заживем как вельможные панны, — золото у него сыплется из рук, как дождь с неба... Только бы мне удалось увидеться с ним!
Плутоватая рожица служанки приняла серьезное выражение. Ей самой уже надоело жить в строгом и скупом доме пана коронного канцлера, где и веселья никто не видал, где и пиры редко бывали.
Здесь же, у щедрой и не чванной Марыльки да у такого вельможного пана, который дарит за два слова червонцем, ей чуялось и привольное житье, и немалая добыча, а потому- то она и ответила, раздумывая:
— Оно бы хорошо и увидеться... пан не устоит против красы панянки... только где же и как?
— А, любая моя, подумай... ты все можешь устроить, — обняла ее снова Марылька и, снявши со своей шеи намисто, поспешно обвила им шею Зоси.
— Это намисто тебе... Нет, нет, не отговаривайся... тебе, тебе! А какая ты в нем лялечка, посмотрись в зеркало, Иосек с ума сойдет, как увидит тебя! Да что я, бедная, не могу теперь ничего больше дать тебе, а если ты мне это устроишь, вельможный пан озолотит тебя!
— Вот что, — заговорила боязливым шепотом Зося, оглядываясь на дверь, — сегодня вечером вельможное панство будет гулять на пиру у короля. Если б пан пришел вечером сюда, в замчище, через браму, как будто по требованию князя, я бы ему сунула в руки ключ от потайной калитки, что ведет к старой часовне.
— Отлично, отлично, Зося, — едва не захлопала руками Марылька, — только как же пересказать ему?
— Да, как? — повторила в свою очередь и Зося.
С минуту обе девушки напряженно молчали, но вдруг Марылька вскрикнула радостным голосом:
— Вспомнила, вспомнила, Зося, — сегодня он будет на приеме у короля, пан канцлер отправляется тоже туда с ним. Если бы ты, Зося, могла поболтать с Иосеком у брамы, пока пан рыцарь будет выходить со дворца?
— Я с Иосеком, — надула капризно губки Зося, — в ссоре, о чем с ним говорить?.. Он такой скучный, ревнивый.
— А ты помирись, так он и растает, тогда тебе удобно будет увидеть пана и шепнуть ему обо всем.
— Да уже разве только для панны, — улыбнулась лукаво Зося.
— Ой, Зося! Так устроишь, устроишь, моя лялечка? И если мне только удастся вырваться, вот тебе мое слово гонору... я возьму с собой и тебя!
Еще несколько мгновений лукавая рожица служанки оставалась в нерешительном замешательстве; очевидно, рискованность предприятия смущала ее, наконец заманчивая перспектива выгоды взяла верх, и, тряхнувши головкою, Зося шепнула решительно:
— Ну, постараюсь, и если пресвятая дева поможет, козацкий пан будет сегодня у ваших ног.
День тянулся для Марыльки невыразимо долго. Казалось, сборам и приборам панны Урсулы не будет конца. Все у ней не клеилось сегодня. И косы не укладывались вокруг головы, и сукня висела на худой и плоской фигуре, словно тряпка на палке, и, главное, видя рядом с собою в зеркале прелестное личико Марыльки бледная, бесцветная Урсула приходила еще в большее раздражение. Наконец-то все было готово, и вельможное панство двинулось на пышный пир короля.
Запершись в своей светличке, Марылька занялась наконец и своим туалетом.
Распустивши пышные золотые волосы, она надушила их дорогими восточными духами и, свернувши в небрежный узел, приколола их слегка золотою шпилькой. Затем она набросила торопливо прозрачную турецкую ткань, взглянула в зеркало и осталась довольна собой.
Волнение придало ей еще какую-то особую прелесть: щеки ее побледнели, а расширившиеся зрачки делали глаза глубокими и блестящими, почти черными.
Часы глухо пробили на башне королевского замка. Марылька закрыла поспешно лицо прозрачной фанзой и неслышно скользнула из комнаты в коридор.
В темном повороте коридора чья-то маленькая ручка сунула ей большой ключ, и голос Зоси шепнул на ухо: «Идите смело, ни Иосека, ни стражи не будет у входа... Только не очень долго, а то ведь мне и надоест болтать с ними в сторожке до петухов... Пану я устроила проход. Только ж, на бога, возвращайтесь скорее... А то если панство узнает...»
Но Марылька уже не слыхала последних слов; сжавши в похолодевшей руке большой ключ, она поспешно двинулась дальше, затаив дыхание, словно беззвучная тень.
При входе сторожи не оказалось, и она проскользнула беспрепятственно в королевский сад.
Часть его, которая примыкала к дому, занимаемому паном канцлером, была совершенно дика и заброшена.
Марылька шла легко и быстро, подвигаясь к самому концу его, где внизу, у замковой ограды, в зарослях сиреневых кустов находилась и маленькая забытая часовня.
Ночь стояла тихая, звездная, теплая.
Все было спокойно в переполненном ароматами воздухе, город спал в темноте. Только с замковых стен доносилось протяжно и глухо: «Вар-туй!.. вар-туй!..» — да издали, со стороны королевского замка, доносились временами волны веселой музыки. Стоя на некоторой возвышенности, он казался теперь Марыльке каким-то волшебным замком. Он весь горел огнями, и от этого остроконечные башни и спицы его казались еще темнее.
Марылька бросила в его сторону полный ненависти и зависти взгляд, стиснула крепко свои хорошенькие губки и быстро двинулась вперед.
В глубине сада, у самой замковой стены, она заметила маленькую часовенку. Сердце ее забилось усиленно, когда она вложила большой ключ в замочную щель; с трудом повернула она его и, толкнувши с силою дверь, очутилась в небольшой часовне.
Две большие иконы во весь рост человека поднимались прямо против дверей. У распятия горела большая красная лампада и освещала всю внутренность часовни таинственным и нежным полумраком. В глубине ее стоял черный бархатный аналой. Большая подъемная плита с железным кольцом образовывала пол.
В доме носился относительно этой часовни какой-то таинственный, романтический рассказ. Но Марылька теперь не думала о нем.
«Придет или не придет? — вот что волновало ее и заставляло биться тревожно ее неробкое сердце. — Зося говорила, что устроила ему проход сквозь потайную калитку, а что, как заметили вартовые, а что, как его задержит что-либо, а что, как он не захочет прийти?» Это последнее предположение возмущало всю душу Марыльки.
— Нет, нет, — шептала она, — он не забыл своей Марыльки, он придет ко мне, как и примчался по моему письму.
Так прошло полчаса в тишине и молчании, прерываемых только иногда веселым взрывом скрипок, который доносился слабым отголоском из королевского замка в эту уединенную тишину.
Богдана не было.
В высокие, стрельчатые окна часовни смотрело звездное небо, а сквозь полуоткрытые двери вливался душистый летний воздух. Волшебный замок сиял издали всеми своими блистающими огнями...