Страница 4 из 23
— А тебя, Курочкин, где война застала? — спросил уже не боявшийся насмешек Алексей.
— Где застала, там тебя не было. Думаешь, я всегда на грузовичке баранку крутил да горючку возил? Были дела поважнее!
— Чего уж такое особенное? — насмешливо спросил Сляднев.
— То, что на легковой, на «ЗИС-101», ездил и большого начальника возил, весьма ответственные задания выполнял. Это ты можешь понять?
— Где уж мне, — обиделся Сляднев.
— Не хвались, Курочкин, — сказал Каллистрат. — Вон лейтенант раньше нас на фронт попал и то помалкивает.
— Выходит, раньше меня? — удивился Сляднев.
— Он на финской побывал.
— Это правда, товарищ лейтенант? — заинтересовался Якушин.
— Было дело, — усмехнулся Бутузов.
— Расскажите, как под первый обстрел попали.
— Да так… За первыми осколками сам поехал.
— Как это — «сам»?
— Дело было в сороковом. Я служил срочную механиком-водителем на танке «Т-26». Лёгкая машина, да и броня слабовата, не чета «тридцатьчетверке». Хотя тогда казалась грозной.
Так вот. Попал я на фронт. Батальон стоял в лесу. Еловый лес, тёмный. Холодновато, а точнее — минус сорок. Жили в землянках. Ранним утром поднимает меня лейтенант. «Готовь, — говорит, — машину, через час в разведку идти. Только разведка особенная — один наш танк пойдёт к финской обороне. Задача: вызвать огонь на себя». Я знал, что у белофиннов были орудия, пулемёты, «кукушки» — снайперы, укрытые на деревьях. Вот их систему огня нам и предстояло вскрыть. Короче, разведка боем.
Тронул я машину с опушки. Первые сотни метров — будто и нет никого. Тишина. Веду, а руки на рычагах дрожат. Хоть бы ударили скорее. Так до середины поляны, с полкилометра. А потом заколотило по броне. Пулемёты. Веду. И тут тяжёлый удар, как кувалдой… И пошло — разрывы, снег дыбом! Земля, огонь, гарь. «Все! — кричит лейтенант, — назад». Разворачиваюсь — ещё удар. В глазах искры и свет пропал.
Пришёл в себя в воронке. Снег кругом чёрный. Надо мной лейтенант. Рядом башнер, тоже раненый. Рука у меня перебинтована, в крови. Боли не чувствую: мороз режет. Снял лейтенант телогрейку, на меня надел. Сам в одной гимнастёрке. Справа наш танк. Огонь броню лижет. А по танку всё бьют. Потом стихло. Подумали, что мы мёртвые.
А в шесть утра началась наша артподготовка. За ней — атака. Подобрали нас. Вот такая была разведка. Боем. А осколок в лазарете вытащили. Врач мне вручил. «Держи, говорит, лучше в руках, чем в теле». Я его домой привёз. И сейчас в столе лежит.
— Ну вот, — заметил Карнаухов. — Я что говорил, береги осколок, Лёша, для памяти. На войне ещё всего достанется — не одна пуля, не один осколок просвистят мимо, а то ещё и в тебя угодят. И к такой жизни нужно привыкать!