Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 15 из 23



— Я имею мать, двух сестёр и одного брата, — ответил Бюрке, глядя на Сляднева. Очевидно, он понял, кто сейчас главный. Отвечал он в том же старательно-правильном школьном тоне, в каком спрашивал Якушин? «Хабен зи…» — «Ихь хабе…»

— А где отец? Погиб на фронте?

— Нет. Мой отец скончался от болезни и голода в 1924 году.

— Разжалобить хочет, — вставил Курочкин.

— Может, и правду говорит, — возразил Якушин. — В двадцатые годы в Германии были кризис и безработица.

— А мать у него кто?

— Моя мать служит в гараже у господина Мюллера.

— Кем служит?

— Убирает она, уборщица, в общем, — перевёл Алексей.

— Не буржуи. А сестры, братья ихние?

— Моя старшая сестра Ирмгард находится на сельскохозяйственных работах, мой брат Отто был часовым мастером, вернулся с фронта без руки. Не знаю, сможет ли он работать…

— Люди как люди, — задумчиво проговорил Сляднев. — Ты спроси, где действовала его часть.

— Наш артиллерийский полк, — доложил немец, — двигался по маршруту: Львов, Винница, Одесса, Ростов… Здесь он принимал участие в боевых действиях. Затем проследовал на Кавказ…

«Проследовал» — так и сказал Якушин, гордясь точным переводом.

— На Кавказ? — встрепенулся Сляднев.

— Да, Кавказ.

— Гляди, пожалуйста, земляка встретил, — вставил Курочкин.

Сляднев оставался серьёзным и пристально глядел на немца.



— Где бывали на Кавказе?

— Мы часто переезжали, не помню.

— Пусть вспомнит.

— Город Краснодар, — напрягся немец. — Усь… Усь-Лабянск…

— Стало быть, в Усть-Лабинскую наведывались, — Сляднев тяжело дышал. — А на хуторе Чурилин не бывали?

— Были вы в маленькой деревне Чурилин?-перевёл Якушин, внутренне напрягаясь, передавая скрытое ожидание Сляднева.

— Нет… Точно сказать не могу…

— Эх, Бюрке… — выдохнул Василий. — Скажи ему, Алёша, что были там фашисты, были они в моём Чурилйне. И в мой дом приходили… Стоит он на берегу Кубани, у самых плавней. И там, под ветлами, они шнапс хлестали, наши курки и яйки лопали, а потом петлю на шею моему кровному брату Георгию накинули, а ему и семнадцати лет не исполнилось. Повесили, как танкистов сегодня, и штыками искололи…

Якушин с трудом перевёл сказанное Слядневым, его, как и Василия, била нервная дрожь.

Клаус Бюрке вскочил со своего ранца. Он стоял бледный, с отвисшей острой челюстью. Дрожащими руками прикрывал лицо и грудь. Губы, как молитву, шептали:

— Я возил, я не стрелял… Это фюрер, эсэс…

— Что он говорит? — спросил Карнаухов.

— Говорит, что только водил машину и никого не убил… Во всём, мол, Гитлер виноват и эсэсовцы…

— Ну это ещё бабушка надвое сказала. Гитлер — конечно. Ну а они-то, немцы, куда глядели… Но ты перескажи, что мы его не тронем, у нас этого в заводе нет. Мы же не фашисты, а русские, советские люди. Выясним, кто прав, кто виноват, на то у нас закон есть и совесть.

Сляднев все не мог успокоиться. Он мерил и мерил шагами павильон.

Вскоре пришёл Бутузов. Прожёвывая сало с хлебом и аппетитно причмокивая, сказал:

— Будем отдыхать. Сменяться у машин через два часа..Под утро — отбой-поход.