Страница 32 из 60
Понятно, что у этого образа есть какой-то реальный прототип. Пастух ложился в дверях загона для овец, чтобы никто не мог туда войти. Лежа ночью в дверях, он оберегал овец от возможного покушения со стороны воров, разбойников, диких животных и т. д. Но понятно также, что в евангельском тексте имеется в виду не только отверстие, через которое надо пройти, как об этом говорится в Ветхом Завете. Иисус уподобляет Себя тому пастуху, который лежит в дверях и оберегает, защищает тех, кто находится внутри загона.
В Евангелии от Иоанна явственно звучит еще одна тема. «Есть у Меня и другие овцы, которые не сего двора, и тех надлежит Мне привести: и они услышат голос Мой, и будет одно стадо и один Пастырь» (ст. 16). В действительности (если так можно выразиться, с точки зрения Бога) человечество не разделено на верующих и неверующих, для времен евангельской проповеди – на евреев и язычников. Однако, по мысли слушателей Иисуса, общество как раз разделено на евреев и язычников, и язычники – это почти что не люди. А Он говорит: «Есть у Меня и другие овцы… и тех надлежит Мне привести». Иными словами, человечество едино, людей нельзя делить на верующих и неверующих, чистых и нечистых, плохих и хороших – именно так надо понимать слова Иисуса. Захотят ли нас слушать, придут ли к нам, если мы будем упорно противопоставлять себя кому-то, кто исповедует иную веру? В одном из писем старца Силуана есть очень интересное место. Старец рассказывает, что однажды к нему приехал какой-то епископ из Китая. Говоря о китайцах, епископ возмущался: как ужасно ведут себя эти люди, какая ужасная у них религия и т. п. Он сокрушался, что китайцы уже никогда не спасутся. И тогда старец Силуан, этот совсем простой человек из русской деревни, спросил епископа: «А как ты им проповедуешь, как разговариваешь с ними?» Епископ ответил: «Я прихожу на их капище и, когда они замолкают, начинаю их обличать, говорить, что они служат дьяволу, что все они погибнут, что вера их ложная». – «А ты обращал внимание на то, как они молятся, как они погружаются в Бога в молитве? Попытайся рассказать им о своем Боге, о том, что в твоем опыте похоже на их опыт, попытайся заинтересовать их своей верой. Отталкивайся от того, что в молитве они, сами того не подозревая, прикасаются к истинному Богу». Такое потрясающее по глубине наблюдение было бы естественно встретить у НАБердяева, или, скажем, у СЛ. Франка, или другого современного философа, но его высказывает старец Силуан, человек, казалось бы, далекий от размышлений о том, что представляют собою иные религии. Высказывает именно Духом Святым. Мы должны следовать именно этим путем: не обличать и не противопоставлять себя людям, исповедующим какие-то иные верования, а пробовать делиться с ними нашим опытом, обращать внимание на то подлинное, что есть, наверное, в каждом религиозном движении. Апостол Павел говорил в «Ареопаге»: «Того, Кого вы, не зная, чтите, Того я проповедую вам». Как видим, путь, о котором мы говорим, был намечен давно, но тем не менее мы еще очень плохо следуем ему…
В десятой главе Евангелия от Иоанна есть еще один момент, на который следует обратить внимание. Иисус говорит:
«Вор приходит только для того, чтобы украсть, убить и погубить. Я пришел для того, чтобы имели жизнь и имели с избытком» (ст. 10).
Тема жизни, которая даруется с избытком, бьет через край, – постоянная для Евангелия, она повторяется из главы в главу. Вспомним умножение хлебов, когда все насытились, и осталось, и остатки собирали в короба. Избыток – это то, что дается нам в жизни сверх того, что мы можем принять и усвоить. Это одна из ярчайших черт евангельского слова.
В десятой главе Иисус говорит о Своем равенстве Отцу: «Я и Отец – одно» (ст. 30). И иудеи хватают камни, чтобы побить Его за богохульство, за то, что Он, будучи человеком, называет Себя Богом. Здесь Иисус выступает как шапиа - посланный, а, согласно иудейской традиции, посланный равен тому, кто его посылает. Иисус действительно выступает здесь как равный Богу во всем. Раз Он послан, значит, равен. Он полностью представляет Отца. Вот что такое полнота Божия, которая пребывает в человеческой природе Иисуса. Вот что такое боговоплощение. Зачастую удивительный по своей глубине и современности его формулировки Хал-кидонский догмат о боговоплощении принимают упрощенно. Нам проще, подобно язычникам, считать, что Бог во плоти ходит по земле, как Юпитер или Зевс, Афина или Афродита, о которых мы знаем из Гомера, Вергилия и других античных поэтов и из мифологии. В Евангелии же – совсем иное. Боговоплощение, богочеловечество Иисуса – это не хождение Бога среди людей во плоти. Это Его Присутствие через Его «шалиа», Им Посланного Его Единородного Сына. В Иисусе как Посланнике полнота Божия присутствует телесно. Посланный Отцом, Он полностью представляет Отца. Он приносит людям то, что хочет сказать Сам, и то, что Отец говорит через Него как Человека. Таким образом, через Иисуса в человечество входит полнота Божия.
Прекрасно пишет об этом феномене Бенедикт Спиноза (1632 – 1677) в «Богословско-политическом трактате»: «В самом деле, я нигде не читал, чтобы Бог являлся Христу или говорил с Ним, но читал, что Бог через Христа открылся апостолам и что Он есть путь ко спасению». Спиноза подчеркивает, что никто не достигал «такого совершенства перед другими, кроме Христа, Которому Божественные изволения были открыты не в словах или видениях, но непосредственно, так что Бог чрез душу Христа открыл себя апостолам, как некогда открылся Моисею посредством голоса». В дальнейшем он вновь возвращается к этой теме и снова подчеркивает, что «Бог открыл Себя Христу или Его душе непосредственно, а не через слова и образы, как пророкам». Исходя из личного опыта чтения Священного Писания, Спиноза, который формально не был христианином (и поэтому казался чужим как христианам, так и иудеям), сумел обратить внимание на этот чрезвычайно важный момент, проводящий резкую грань между тем местом, что занимают в истории Откровения пророки, и миссией Иисуса, но, главное, сразу и в высшей степени выпукло обнаруживающий уникальность Его миссии: Бог открывается Иисусу непосредственно, а не через слова или в видениях, как пророкам.
Необходимо обратить внимание и на 29-й стих десятой главы. Говоря об овцах, которые слушаются Его голоса и идут за Ним, Иисус подчеркивает: «Отец Мой, Который дал Мне их, больше всех; и никто не может похитить их из руки Отца Моего». Слово «больше» (греческое «мейдзон») придает замечательный колорит этому тексту, а возможно, и всей главе. Бог всегда больше любого представления о Нем, Бог не может быть вмещен ни в какую богословскую схему. Он – «неизречен, недоведомь, невидимь и непости-жимь», как говорится в анафоре литургии святого Иоанна Златоуста. По-гречески: «анэкфрастос», то есть «неизречен», ибо о Нем невозможно рассказать в словах, «аперино-этос», или, по-славянски, «недоведомь», поскольку Его не представишь умом, «аоратос», то есть «невидимь», ибо увидеть Его не запрещено, но просто невозможно, и, наконец, «акаталептос» – «непостижимь», ибо Его величие и, вообще, Его и Его бытие невозможно постичь разумом. Греческое «мейдзон» из Евангелия от Иоанна в одном слове передает это все фантастически точно.
Вместе с тем целый ряд древних рукописей содержат иное чтение этого стиха: «То, что дал мне Отец Мой, больше всего, и никто не может это похитить из руки Отца». В этом случае речь идет о том, что тот дар, что получен Иисусом от Отца, больше всего, что можно себе представить, и всего, что существует. Иными словами, что этот дар есть то равенство Богу, та полнота Божия, что пребывает во Христе телесно. Этот дар невозможно похитить (греческое «гарпадзейн»), то есть присвоить себе силой, Он может быть получен только от Отца и только по Его милости. Если понимать этот текст именно так, то он оказывается созвучным тому месту из Послания к Филиппийцам (2:6-7), где апостол Павел говорит, что Иисус Христос, «будучи образом Божиим, не почитал хищением («гарпасмон эгэсато») быть равным Богу, но уничижил Себя Самого», то есть не держался как за похищенное или присвоенное за свое равенство Богу. Современные издатели текста Нового Завета (Курт Аланд, Брюс Метцгер и другие) предпочитают это чтение, тогда как такой блестящий знаток Евангелия от Иоанна, как Ксавье Леон-Дю-фур выбирает первый, вернее, тот вариант 29-го стиха, что в большинстве средневековых рукописей, а следовательно, и в Синодальном переводе.