Страница 15 из 26
Я был поражен этим вещим сновидением, усмотрев в нём указание на беды, которые ожидают Православную Церковь. Там же, в монастыре, у меня сложились стихи:
Где мне найти слова неизреченные,
Чтобы пропеть "Господь, помилуй нас!"?
Монахини, как траурницы черные,
Летят на золотой иконостас.
РЕДАКЦИЯ «ЗАВТРА» В СВЯТО-БОГОЛЮБСКОМ МОНАСТЫРЕ
Владимир Бушин «И ВИДЕЛ Я ЕГО В ЛИЦО...»
МНЕ ПРЕДЛОЖИЛИ принять участие в программе "Суд времени" Пятого канала телевидения в составе команды Сергея Кургиняна, защищающей правду о Советской эпохе. Я согласился, я соблазнился, я дал слабину, хотя целиком разделяю взгляд покойного академика Виталия Гинзбурга на наше телевидение: "Это преступная организация".
Да и как всё-таки было не соблазниться, если я не красовался на телеэкране уже 45 лет! Ждать ещё 50? Увы... Соблазнился, несмотря на то, что свежайшие деяния этой организации только убеждают в правоте академика Гинзбурга. Что такое были, например, недавние налёты НТВ на Александра Лукашенко и Юрия Лужкова? Самый настоящий морально-политический бандитизм. При этом его заказчики и организаторы не в силах сообразить, что всё это — против их собственных персон. Ведь, допустим, Лужкова, возглавлявшего Москву почти двадцать лет, можно было убрать тихо и достойно под предлогом его возраста, необходимости ротации кадров и т.п. Так нет же! О подлой клевете на Лукашенко я уж не говорю. Даже о Гитлере во время войны у нас не было подобных спектаклей, а тут — глава дружественного союзного государства!
Знал я и о том, как ловчат и шельмуют организаторы "Суда" даже в постановке вопросов, в формулировках. Например, передача о начале Великой Отечественной войны была заявлена так: "1941 год: сталинская система провалилась или выстояла?" Затравочка... Но к чему такие крепкие словечки? Всё же знают, что не "провалилась". Ведь можно было сказать иначе, допустим, "дала сбой" и т.п. Нет, им требуется именно "провалилась" да ещё в первую очередь, а уж потом "или".
И дальше: "Первый год войны стал для нас самой настоящей национальной катастрофой — с этим сегодня не спорит ни один историк, какой бы идеологии он ни придерживался". Ни один — хмельной идеологии Сванидзе и Млечина. А историки трезвой идеологии говорят: национальная катастрофа — это в Польше, где армия и государство рухнули в две-три недели, а правительство бежало за Ла-Манш; катастрофа — это во Франции, где случилось то же самое в три-четыре недели, а правительство капитулировало и пошло в услужение немцам вплоть до участия вместе с ними в боях против друзей-англичан под командованием своего министра обороны.
Военные операции следует оценивать по тому, какая ставилась цель и насколько удалось её выполнить. Допустим, в войне с Финляндией в 1940 году наша цель состояла вовсе не в том, чтобы захватить страну, как об этом твердят радзинские всех мастей, а лишь — отодвинуть границу от Ленинграда, и, несмотря на ошибки, промахи, тяжелые потери, Красная Армия отодвинула её, да ещё мы получили в аренду полуостров Ханко, в признательность за который вывели войска из района Петсамо с богатейшими залежами никеля. Это и есть победа в чистом виде.
Но в "Суде" была предложена, конечно, такая формулировка о характере войны: "Неудавшаяся экспансия или стратегическая необходимость?" Это неграмотно. В точном переводе с латинского "экспансия" означает расширение, но "судьи" имели в виду не расширение, а захват всей страны, к чему СССР, как уже сказано, вовсе не стремился, но стратегически необходимое расширение в результате войны действительно произошло. А если бы стремился, мог легко сделать это на волне наших громоподобных побед в сентябре 1944 года.
А немцы в сорок первом году ставили целью в краткосрочной операции, в пять-семь недель, разгромить нашу армию, захватить Ленинград, Москву, Киев и победно завершить войну парадом на Красной площади. Да, заняли большую территорию, да, уже осенью оккупировали Киев. Но цель не достигнута, задача не решена. Красная Армия существует, набирает силы, крепнет, в Москве действительно военный парад, но — в честь Октябрьской революции, советская власть работает. Где ж катастрофа? Её нет. А что есть? Временное тяжелое поражение ряда фронтов, но не всей армии. Где ж немецкая победа? Её нет. А что есть? Большой успех летней кампании. Что за ней последовало в декабре? Разгром под Москвой.
За "провалилась" проголосовало 11% телезрителей, за "выстояла" — 89%. Иные передачи давали и такое соотношение: 2% и 98%. И это ничуть не смущает "историков". Гонят и гонят линялого зайца демократии дальше...
Очень характерно и красочно объясняет такое соотношение Ирина Петровская из "Известий". Видите ли, говорит, у эфирного мусье Млечина изысканные аристократические манеры, а наш народ это не любит, уж так не любит... Ему подавай плебеев, которые, как Кургинян, пользуются "площадными приёмами". Ах, мадам, у меня нет слов…
Меня лично совсем недавно тоже коснулись смягченные вариации на тему эфирного бандитизма. Перед Днем Победы нагрянула ко мне на дачу съемочная группа с ТВЦ. "Ах, Владимир Сергеевич, ветеран вы наш драгоценный! Давайте побеседуем!" Уж я им лепетал-лепетал, уж они меня снимали-снимали... Все были довольны. Руководительница группы, милая женщина, выразила уверенность, что и начальство будет то ли радо, то ли просто счастливо. На прощанье я подарил ангелам эфира свои книги с трогательными надписями. Расстались закадычными друзьями. Я попросил известить меня о времени передачи. Хотел сватью порадовать. "Да, да, всенепременно!" И что же? Уехали и словно в плен немцам попали. А если нет, то, должно быть, отложили передачу до столетия Победы. Увы, боюсь, не дотяну...
А в скором времени перед годовщиной начала войны явилась другая группа, уже с РЕН-ТВ. "Ах, Владимир Сергеевич, ветеран вы наш любимый!.." Уж я опять верещал-верещал, уж так рассыпался мелким бесом, а они заставляли меня и маршировать строевым шагом, и бренчать медалями, не додумались разве только заставить по-пластунски ползать по огороду да бегать по полю с криком "Россия, вперёд!" И опять я дарю им книги, и опять расстаёмся закадычными. И что же? Сунули меня в какой-то бездарный антисоветский фильм, где я совершенно неуместно мелькаю раза два по три-четыре секунды.
Накануне дня записи у меня почему-то не шли из головы и даже вертелись на языке давно, вроде бы, забытые строки, кажется, Леонида Мартынова:
Я жил во времена Шекспира,
И видел я его в лицо.
И говорил я про Шекспира,