Станкевич

Наблюдая, как утренний ветер волной шевелит пелену занавески, она приходила к выводу: «Да, я могу пролить свет… А должна ли, когда существуют сыщики, судьи и прокуроры?»

Волны невидимо и безбрежно царили за окнами. Штиля в этом движении нет, да и мало кто, вообще замечает его: так, колебания легких предметов его выдают иногда… Но полного штиля нет, и законы незыблемы, независимы от человека, — потому, что не изобретены им... И справедливость иная… Убил человек негодяя — законы изобретенные вряд ли поймут, а справедливость иная, — есть она, и она промолчит.

Она понимала все: ведь она — человек. Погибший был человеком… И у погибшего кто-то остался, а все судьбы связаны… Поколебавшись, она решила: «Все же, Потемкину надо будет звонить!».

***

Потемкин, подумав о том, что вчера пережил свой самый не лучший день, за последнее время, сегодня приободрился. Он понял, чем тот вчерашний стресс был вызван. Просто, вчера, впечатленный услышанным от Кирилла, да приложив крохи той информации, которую микропесчинками золота, как-то и сам «намыл», — ну, в разговоре с мамой погибшего, например… Так вот, понял он, взвесив все это, что в его руках — это все, бесполезно! Он почувствовал: те отправные моменты, зацепки, на которых раскрыть преступление можно, — они уже есть. Они рядом, или даже — в руках. И сыщик, из тех, кто эту работу знает, на месте Потемкина, мог бы все это развить, упорядочить, вставить недостающие звенья — и вот!... А Потемкин, — он не умел! Элементарно. Надо было признать это.

Но он признал, значит — понял. Уже хорошо: понял, — значит теперь с этим можно что-нибудь сделать.

«Усердие буду включать! А что остается, если уметь — не умею? И намывать, намывать эти микропесчинки, еще. По принципу: больше — лучше! Времени — не жалеть! А потом разберемся…». Мудрее он становился, день за днем: «Лучше использовать способ, не самый лучший — но тот, который доступен. Пока же доступен лишь этот…».

***

— Вас зовут Оля, а Вас — Сергей, — поздоровался и уточнил Потемкин. — Я — Георгий Артемович, из уголовного розыска. О вашей профессии — улыбнулся он, оглядев интерьер, сделанный, наверняка, руками этих людей, — спрашивать даже не надо...

—  А, это, — сказал Сергей. — не проблема! Мы же художники. Да и возможности есть — завод за спиной.

—  С хозяйкой Вам повезло.

—  Да, — ответил Сергей. — Это так, повезло Будете об Алексее спрашивать?

—  Да.

—  А я спрошу, можно?

—  Спросите.

—  Человек, которого мы называли, не убивал его?

—  Думаю, это был другой человек.

—  А его хоть нашли? Кто такой он?

—  Нашли. Спасибо.

—  Несерьезно, скажу Вам. Вы должны уже что-то знать. А до сих пор только думаете...

—  Закурю, позволите?

—  Да, нет проблем!

—  Скажите, а что, Анна Ивановна ремонт сама делала? Вас не просила о помощи?

—  Нет. А почему Вы спросили? Мы два года ей предлагали. Она отказывалась.

—  А вот нас не было — к родителям ездили на неделю, она вдруг сама все сделала, — заметила Ольга.

—  Когда это было?

—  Да., в марте и было.

— Сын ей помогал?

—  Нет. Точно, не помогал. Его уже не было. Ну, не знали тогда, что случилось, но — уже не было.

«Ага! Куда-то я все же, приду!» — услышанное показалось Потемкину важным. Нарабатывал он постепенно, нужную схему мышления.

***

— Здравствуйте. Я хочу видеть Кирилла Павловича.

Рабочий остановился, поставил ведро с раствором.

—  Вы из Харькова?

—  Да.

—  Он там, у вас, на Холодной горе* (*СИЗО находится на Холодной горе) Вы-то уж понимаете, да?

Потемкин такого не ожидал. А рабочий, беря снова в руки ведро, пояснил:

— Да буквально за Вами, его и забрали. Мы даже думали — Ваших рук дело.

— Спасибо! — сказал Потемкин.

«Кирилл оценил: меня с первого взгляда, и понял — «не по горячему следу» приехал этот! Другого он ждал!» — это понятно, да поезд ушел. Отчего же так бесполезны догадки? Реальный предмет, и не где-то — в себе, прятал при нем человек! А Потемкин? Да что он, Потемкин — так, потоптался вокруг, да ушел восвояси…

«Что ж, буду знать, — утешил себя, Потемкин, — приезжал не зря!». Чутье приводило…

Смысл творимого обретал, пусть хиленькие, — но все же реальные очертания. Правда, и уезжал нынче так же — ни с чем…

***

— Потемкин, тебе звонили! — сказал перед разводом ротный.

— Кто?

—  А! — улыбнулся ротный, — Не знаешь, да? Не догадываешься? И телефоны служебные, дамам, может быть не раздаешь?

—  Нет. Не раздаю!

—  В общем, сам догадался, да? Мадам тебя, с очень приятным голосом, хочет.

—  Спасибо.

—  Нет, ты не уходи. Я сказал чтобы перезвонила, вот, как раз в это время. Ага! — телефон зазвонил, — бери, это тебя, дорогой!

—  Потемкин!

—  Здравствуйте. А это Вы занимаетесь делом по расчленению трупа?

—  Да, я.

—  Еще не раскрыли?

—  Еще не раскрыли. — Потемкин был не готов, абсолютно, к такому звонку. Не знал, надо ли так отвечать… А там, — он дыхание слышал, — там волновались.

—  Кажется, мне надо увидеться с Вами…

— Вот что, — ответил Потемкин, — подумайте, и назначьте время, и место, где Вам удобно. Я встречусь с Вами.

—  Лихо! — мотнул головой, восхитился ротный, — Назначьте, — и встречусь! И где Вам удобно! И как! Ну, даешь, Потемкин!

На том конце провода, неуверенность правила речью:

— А можно, я после перезвоню?...

—  Хорошо, завтра в девять, на этом же телефоне, я жду звонка.

—  Спасибо, — с той стороны, звонок завершился.

—  А что ж так, Потемкин! —  шутливо заметил ротный, когда телефонная трубка легла на рычаг, — Она же готова, и ты говоришь, что готов. Чего ж ты съезжаешь? Вот и надо, пока горячо! А так все и сходит, на нет, потихоньку.

— Ну… — Потемкин рассеянно глянул в ответ, — Так ведь через сорок минут, на службу.

—  А-а, государственный ты человек, Потемкин! О службе печешься. Что ж, это похвально. А утром, — делано оценил он, — с чистой душой, после службы! Смотри, что б потом мне жена твоя не звонила!

***

Никогда, никакой маршрут, для Потемкина не казался трудным, или не тем, как хотелось… Трудности были, на каждом маршруте свои, и каждый момент по-своему, не походил на другие. На то и маршрут, — нитью врезаемый в непредсказуемость и непостоянство стихии, которую называют Жизнь. Именно этим Потемкина и привлекала профессия. Новизна, взбодренная каплей здравого риска, натуре мужской всегда ближе, чем стабильная скука обыкновенных, непримечательных будней.

Приглядывался, и как говорится, в кулак покашливал, сегодня милиционер-водитель. Что-то не то, видел он в Потемкине. Не был таким тот. Не замечали, во всяком случае. Какой-то, в себе весь, Потемкин сегодня. Посторонний бы не заметил, но эти-то знали его...

«Может, дома не так?» — подумал водитель, и наконец, спросил:

— А как ты думаешь, кто по ночам гуляет с собакой?

—  Понятия не имею! — ответил Потемки. Но тут же взял себя в руки, — Тот, кто по ночам не спит.

—  И я думаю так же. Гуляют, я знаю утром, и по вечерам, иногда. Моей Альфе гулять по ночам в голову не приходит. Даже, когда я не сплю.

— Животные мудры. Они понимают, зачем человеку отводится ночь, и стараются нам не мешать.

— А отводится ночь для отдыха, да? И других добрых дел?

—  Вот именно!

—  Ну, если они в самом деле так думают, значит животные наши, твари действительно мудрые.

—  Да, так и думают! — улыбнулся Потемкин, — А вот человек для каких дел ночами гуляет — вопрос…

— Так и я тебе, как бы, о том же…

«Ну, вот, — про себя усмехнулся водитель, — и пробудил человека…». Откуда ему было знать, что человек этот и вообще пребывает на грани паники? Не понимая: с чего бы? — да чувствовал, знал Потемкин, что не позвонит эта женщина, не позвонит! Был шанс, да к утру он умрет… «Что я должен был сделать? — терзался Потемкин, — Чтобы не потерять этот шанс?» Обязан был сделать! — чувство вины то катилось жаром, то холодком будоражило кровь. «Почему я такой? — возмущался Потемкин, — Почему, черт возьми, до меня не доходит?! «Что ты сказал? — Сообщил, что ты умный и этим пресек меня!» — разве не указал Евдокимов? — «Кажется, мне надо увидеться с Вами…», — робко просилась удача.