Страница 60 из 77
Август 1943 г. «Лесли» получает в Альбукерке от «Персея» пачку документов для передачи Курчатову.
Февраль 1944 г. Фукс («Чарльз») выходит на связь с Голдом («Раймонд») в Нью-Йорке. Передает информацию по производству взрывчатки в Ок-Ридже, что свидетельствовало о постановке производства атомного оружия на промышленную основу.
Февраль 1945 г. Фукс из Лос-Аламоса передал сведения о своих работах по определению критической массы и имплозии (взрыве внутрь).
Апрель 1945 г. Курчатов дал заключение по материалам «Персея» и «Чарльза» и попросил разрешения ознакомить с ними Харитона, конструктора нашей атомной бомбы.
Март 1945 г. В Канаде завербованы Гальперин («Бэкон»), Мазерал («Багли»), Смит («Бадо»), Мэй («Алек»). «Алек» передал советской разведке образцы обогащенного урана-235.
Июнь 1945 г. «Персей» через «Лесли» передал схемы имплозивных линз и чертежи готовой бомбы. Сообщил, что испытание ее назначено на 10 июля. «Чарльз» передал через «Раймонда» технические данные о бомбах «Толстяке» и «Малыше».
2 июля 1945 г. Курчатов ознакомился с конструкцией плутониевой бомбы «Толстяк» и датой ее испытания.
18 авг. 1945 г. Сталин принял решение о разворачивании широкомасштабных работ по индустрии создания атомной бомбы. Создан Спецкомитет под руководством Берии и Ученый совет под руководством Б. Ванникова.
1946 г. После предательства нашего шифровальщика Гузенко (5 сентября) в Канаде было арестовано 20 советских агентов. Центр свернул разведывательную работу до минимума.
27 сент. 1947 г. Фукс передал Феклисову («Калистрату») данные о создании английской атомной бомбы и о том, что Теллер начал работы по водородной бомбе.
Начало 1949 г. Абель («Марк») вышел на связь с «Луисом» и «Лесли» и стал передавать через Соколова («Клод») материалы для Центра.
1949 г. Сталин и Берия настояли на том, чтобы первая советская атомная бомба РДС-1 была копией американской плутониевой — «Толстяка».
29 авг. 1949 г. Советская атомная бомба была взорвана на вышке под Семипалатинском.
Новость о подаче рапорта на увольнение стала известна сначала Ныркову а потом — и всем моим знакомым. Особенно она тронула Володю Дубикайтиса, который сам мечтал о демобилизации. Он вечером пришел ко мне, стал расспрашивать о беседе с Филипповым и излагать свои планы. Они у него были расплывчатыми и неконкретными. Сразу чувствовалось, что в основу их он брал какие-то моральные конструкции, почерпнутые у античных писателей и философов. Наряду с поэзией, он увлекался классической литературой, которую цитировал и использовал, как руководство к действию. Но Демокрит и Эпикур в своих творениях только подтверждали и объясняли его нынешнее незавидное положение, но не давали рекомендаций, как из него выйти, что очень огорчало Володю.
Когда Дубикайтис надоедал мне своими древнегреческими философами, я применял испытанный способ, якобы дискредитации его кумиров:
— Ты почитаешь их как великих авторитетов, а они утверждали, что атомы — вечны и неразрушимы, неизменны и неуничтожаемы. А наша с тобой работа заключается в том, чтобы практически показать, что это ложные постулаты, горькая неправда.
— И что из этого выходит? Дьявольщина, путь к Апокалипсису! А древние предупреждали. — горячился Володя.
— Ничего они не предупреждали, просто — не могли знать, хотя твой Эпикур различал атомы даже по гладкости, округлости и шероховатости, — не унимался я.
— А как тебе то, что Демокрит писал: «Если бы один не обижал другого, законы не препятствовали бы каждому жить по своему желанию». Разве это не про нас? Но как сейчас обойти эти законы, как вырваться из этой дыры? Ты знаешь, что начпо запретил собирать грибы? Это, видите ли, «отвлекает от работы и подрывает воинскую дисциплину». Ну не мудак?..
Боже, как я хочу домой! Я даже стихотворение сочинил, которое кончается так:
— Володя, недавно Марков сказал, что сюда, в эту, как ты выразился, дыру, ты приехал добровольно?
— Врут. В Управлении меня так запугали Сибирью, что при слове «Новгород», который близко от моего Ленинграда, я согласился на это назначение. Кто знал, что здесь столько колючей проволоки?..
Сидевший на кровати Пересторонин, задумчиво произнес:
— А я пока обожду отсюда вырываться. Как подумаю, сколько сил придется истратить, сколько неприятностей принять, не хочется все это и затевать. К тому же Маломужу присвоили подполковника, и он идет на повышение. Освобождается инженерная должность, которую обещают мне.
— Я им покажу, как я приехал «добровольно»! — не успокаивался Володя. — После Нового года, как только вернусь из отпуска, я их завалю рапортами, они меня еще узнают.
Совершенно нереальную и опасную тактику увольнения из армии избрал Сережа Камин. Он решил подбить несколько человек на коллективный рапорт. А коллективные действия, особенно направленные против существующего порядка вещей, считались в нашей стране не только неприемлемыми, но и — преступными. Карались они быстро и жестко. Об этом не мог не знать Сергей, но все же — не унимался. На его счастье, сообщников он так и не нашел и снова отдался собственным мечтаниям.
Поздно вечером слушал «правдивую информацию свободного радио» о новых испытаниях ядерного оружия в советской Арктике. Почему я об этом должен узнавать от «вражеских голосов»? Наше радио сообщило об испытаниях только спустя неделю. И тут я понял, почему генерал Никольский заинтересовался нашим радиоприемником: в нем были диапазоны, по которым можно было слушать «Свободу» и «Голос Америки».
«Каменный городок» был гордостью Филиппова. Его обязательно показывали высокому начальству и проверяющим из Управления. Находился он на самой высокой точке объекта, на вершине горы. Белой стеной стояли аккуратные двухэтажные здания, украшенные треугольными фронтонами и миниатюрными балкончиками. Эти балкончики придавали домам нарядный вид, и они напоминали больше корпуса санатория, чем жилых домов. Городок состоял из семи зданий, окружающих большой двор, и трех, стоящих по обе стороны этого каменного каре. Некоторые из домов только строились, и над ними возвышались стрелы башенных кранов. Гудели бетономешалки и самосвалы.
Строили городок заключенные, серую колонну которых мы встречали каждое утро, когда спускались вниз к своему автобусу. Охраняли их всего два охранника. Условия конвоирования были весьма свободные: колонна шла неспешным шагом, заключенные оживленно между собой переговаривались, конвоиры безучастно шли впереди и сзади и никаких замечаний не делали. При встрече с женщинами зэки оживлялись и отпускали шуточки. Они и нас не оставляли без внимания. Я сам слышал, как из толпы раздалось: «А вот и атомщики проклятые идут…». Это меня тогда особенно удивило, так как официально считалось, что никто ничего о том, что делается на объекте, не должен был знать.
Еще недавно территория была обнесена колючей проволокой. У входа в городок до сих пор сохранилась полосатая будка, шлагбаум и надпись: «Стой! Предъяви пропуск». На опушке леса, вдоль которого проходит дорога, и сейчас стоят предостерегающие надписи «Запретная зона». Лагерь заключенных, расположенный в долине мутной речушки и обнесенный забором со сторожевыми будками, хорошо виден с крыльца клуба. Его называют «Нижний Новгород».
Со сдачей в эксплуатацию большей части домов городка квартирный вопрос в гарнизоне был почти решен. Многие офицеры улучшили свои жилищные условия, а молодые, вновь прибывшие на службу, получили свои первые квартиры. Сюда же был переведен промтоварный магазин — объект постоянного внимания офицерских жен. Снабжался он хорошо, что по тем временам было редкостью. На его складах часто появлялась мебель и ковры. Все это пользовалось большим спросом, но не всем это было доступно. При распределении новых товаров среди офицерских жен действовало неписанное правило: первыми получают жены полковников и подполковников, а потом — уже все остальные. Этому даже никто не удивлялся, хотя пищи для злословия хватало.