Ковчег

Вот не люблю публичные пьянки. Как говорят, большинство семей распадается после весело проведённых корпоративов. Мне это, конечно, не грозит, но частенько бывают случаи, когда после корпоратива сотрудника просто вышвыривают на улицу. Так что приходится балансировать между тем, чтобы достаточно выпить, дабы начальство не заподозрило тебя в том, что ты его не уважаешь, и тем, как бы не наклюкаться настолько, чтобы на следующий день очухаться уже уволенным. Хотя, мне-то как раз заниматься таким вот хождением над пропастью не привыкать: прошлая должность обязывает.

Но был в приезде шефа и положительный момент: оценив обстановку, Василий Иосифович высочайше повелел "чрезвычайное положение" отменить. Так что торжественный обед проходил не в поднадоевшем уже за военное время бункере, а в просторной столовой наверху.

Мы сидели вдоль длинного стола, заставленного всевозможными явствами, а со стены на нас взирали Христос и двенадцать апостолов. По неизвестным никому причинам (так как никто не решался у шефа об этих причинах спросить), Василий Иосифович распорядился нарисовать на стене столовой копию "Тайной вечери" Леонардо да Винчи. Лично у меня были подозрения, что наш дорогой начальник просто немного, совсем чуть-чуть, заболел манией величия. Но подозрения к делу не пришьёшь, так что сие оставалось недоказанным.

Итак, мы вкушали, что бог послал, а послал он нам сегодня много всяких вкусностей, сидя в столовой, а со стены на нас взирал сам Бог в окружении своих двенадцати апостолов. Нас, кстати, было всего на одного человека меньше. После очередного тоста я задумчиво поглядел на стену. Как давно гениальный мастер написал эту картину, а актуальности она не потеряла и теперь. И люди, изображённые на ней, как живые… Что там Христос сказал на этом мероприятии?…

— Один из вас предаст меня.

Я чуть не подпрыгнул в своём кресле. Всё, Сатурну больше не наливать! Если уж картина заговорила… Однако ошарашенный вид был не только у меня, но и у остальных. И смотрели они отнюдь не на стену, а на восседающего во главе стола Василия Иосифовича.

— Почему, Афанасий Георгиевич? — тихо спросил Дед.

Все сразу перевели взоры на министра образования, культуры и пропаганды, который сидел, судорожно сжимая побелевшими пальцами свою вилку.

— Я -я-я не понимаю-ю, о ч-чём вы, Василий Иосифович… — упавшим голосом проблеял обвиняемый.

Как бы старик со страху лужу не напустил. Такая предъява…

— Зато я хорошо понимаю, — спокойно ответил шеф. Одновременно с его словами за спиной министра… Я так понимаю, что уже бывшего, выросли две дюжие фигуры в штатском.

— Вот, наш, так сказать, товарищ, которому мы, и я в том числе, так сказать, бесконечно доверяли, нашего доверия не оправдал. — Дед решил прояснить ситуацию для собравшихся. — И слил информацию о Ковчеге американцам. Вернее, попытался слить…

На нашего образованного культурного пропагандиста было больно смотреть. Он полностью потерял дар речи и сейчас только беззвучно открывал и закрывал рот, словно рыба, выброшенная на берег.

— Вот вы у нас товарищ начитанный. — теперь шеф повернулся уже ко мне. Он что, и меня подозревает?! Да я ж ни слухом, ни духом! — Стругацких любите… Как там у них? "Если чадо твоё ослушается тебя…"

— "Сотри его с лица земли", — автоматически ответил я ставшими отчего-то непослушными губами.

— Правильно! — радостно ухмыльнулся Дед. — Сергей Петрович!

Папаша Мюллер, не оборачиваясь, протянул назад руку, и один из стоящих за спиной приговорённого положил ему в ладонь пистолет с глушителем. Безопасник перехватил оружие за ствол и протянул его мне, чуть заметно улыбаясь.

"Странник взял со стола тяжелый черный пистолет, неторопливо поднял и два раза выстрелил, и чадо охватило руками пробитую лысину и повалилось на ковер…" Я взял пистолет за рукоять, посмотрел на него, затем на человека, которого мне предстояло убить, снова на пистолет… И положил оружие на стол.

— Сначала мне хотелось бы получить доказательства преступления, — насколько мог, твёрдо, проговорил я безжизненным механическим голосом.

Шеф хмыкнул:

— Справедливо. Доказательства будут предъявлены, — лёгкий кивок, и в раскрывшиеся двери вошёл невзрачный человечек, катящий перед собой что-то вроде зубоврачебного кресла на колёсиках. Кресло было опутано какими-то проводками, а к одному из подлокотников была прикреплена стойка с ноутбуком, и двумя большими лампочками: красной и зелёной.

— Полиграф Полиграфыч! — широким жестом указал папаша Мюллер на кресло, — Не желаете ли, Артём Юрьевич, так сказать, убедиться в исправности прибора?

Я скрипнул зубами. "Детектор лжи. Подозревают в чём-то? Или издеваются? Или действительно, сказано без заднего умысла?" Отодвинув пистолет по столу в сторону Деда, я поднялся и направился к креслу, едва успев усесться в которое, был моментально опутан кучей проводков. Оператор детектора знал своё дело туго.

Ноут был развёрнут экраном ко мне, чтобы я лично видел, как ведут себя диаграммы на его экране. Несколько контрольных вопросов, типа: "Вас зовут Артём? Так… А теперь назовитесь другим именем…", и оператор показал мне, как выглядит диаграмма, когда я говорю правду, а когда лгу. Ещё несколько контрольных вопросов, и к делу, "для упрощения процесса", были подключены и лампочки. Зелёная загоралась в случае правдивого ответа, красная – в случае лжи. Ничего такого, на предмет, продал ли я родину, или нет, у меня спрашивать не стали, ограничившись общими ничего не значащими вопросами. После того, как на вопрос папаши Мюллера: "Ну как, убедились, работает?" я утвердительно кивнув головой, ответил "да" и загорелась зелёная лампочка, датчики от меня были отсоединены, и я перешёл в разряд зрителей.

— Ну, Афанасий Георгиевич, теперь ваша очередь, — указал подозреваемому на кресло шеф Безопасности.

— Не надо, — глухо ответил тот, поднимаясь на ноги, и с вызовом оглядывая присутствующих. — Да, я хотел передать информацию о новом мире американцам. Во благо человечества. Понимаете, вы – никто. Вы даже не правительство какой-то страны. Так, кучка заговорщиков, решивших попереть против всего мира. У вас не получится! Вы не сможете! Вас… Вас размажут тонким слоем и не заметят! Когда узнают… А узнают обязательно! Да! Я хотел передать Ковчег в другие руки. В надёжные руки! России такой подарок ни к чему. Она и на своей-то территории с бардаком разобраться не может… Китайцы, да – потянули бы новую планету, но им её отдавать как-то не хочется. Остаются Штаты. Они – самые сильные в мире. Они – самая процветающая страна! Они смогут быстро и эффективно освоить новый мир и принести пользу всему человечеству! Очень жаль, что у меня не получилось! Вы всё равно не сможете отбиться от всего мира – а на вас поднимется весь мир! Но дров наломать успеете… Уже успели… Превратили новый мир в концлагерь… Тьфу!…

— Будем считать, что это было последнее слово обвиняемого, — жёстко произнёс Василий Иосифович, вновь пододвигая ко мне пистолет.

Что же делать? Убить его? А может, можно обойтись? Как? Пожизненного заключения у нас нет. Да и нельзя его оставлять в живых после такого… Но почему я? Почему не отдать команду этим же вот амбалам? Наверняка для них это будет не впервой… Хотя, конечно, чисто теоретически, нажму ли я на спусковой крючок лично, прикажу нажать кому-то другому, или просто соглашусь с приговором (а уже согласился), — результат будет одинаковым. Я – убийца. Впрочем, я и так уже убийца. По моей вине уже погибла куча народу. Вот только убил я их не своими руками…

С такими мыслями я медленно подошёл к столу, медленно взял пистолет, и с каменным выражением лица, прилагая отчаянные усилия, чтобы мои мысли на нём не отразились, начал поднимать ствол. Рука вроде не дрожит. Вот пистолет поднялся на уровень лица жертвы, и замер. Да… Лицо, надо сказать, выглядит не ахти… Угу… Интересно, как у тебя бы выглядело в такой ситуации… Нет, совсем не интересно… Лицо расфокусировалось, став просто бледным пятном. Чёткими стали мушка и целик. Надо совместить их так, чтобы пистолет был направлен точно в лоб жертве… Точно в лоб… Вот так… Я, словно поднимая пальцем шестнадцатикилограммовую гирю, начал выбирать люфт спускового крючка…