Страница 12 из 12
— Изволь, родимый, изволь, — сказала одна изъ женщинъ, зачерпнула корцомъ квасу и подала мнѣ; кушай, родненькій!
Квасъ былъ очень хорошъ, и я отъ души сказалъ спасибо, отдавая корецъ и усаживаясь въ землянкѣ.
— Какія вы щеголихи, сказалъ я, обращаясь къ поварихамъ.
— Да нельзя, родимый, отвѣчала одна: съ насъ спрашиваютъ за это, сами ли въ грязи, кругомъ ли грязь — за все спрашиваютъ.
— Нельзя ли вамъ дать мнѣ щей, я заплачу, что стоитъ, сказалъ я.
— И!.. Избави Господи!.. Грошъ возьмешь — бѣда: прогонятъ. Такъ кушай, сколько хочешь… Да кстати и щи уварились, — говорила женщина, наливъ щей, положивъ большой кусокъ говядины, и подавая мнѣ: У насъ со всѣхъ достанетъ, не то какъ у другихъ хозяевъ.
— А вы чьихъ?
— А Гладина — купца. Купецъ Гладинъ есть въ Питерѣ, тамъ онъ подрядъ снялъ выставлять рабочихъ на дорогу.
Первый разъ мнѣ случилось ѣсть у рабочихъ такія щи; хоть бы въ любомъ московскомъ трактирѣ подали вамъ такихъ, вы бы не обидѣлись. Пообѣдавъ, я пошелъ къ другой артели, которая уже обѣдала.
— Хлѣбъ да соль, братцы! сказалъ я подходя къ нимъ.
— Милости просимъ хлѣба-соли кушать, отвѣчали мнѣ подвигаясь, чтобъ дать мнѣ мѣсто.
— Гладинскіе работники лучше ѣдятъ, сказалъ я, хлѣбнувъ кашицы безъ говядины и даже безъ масла.
— Гладинъ хорошо кормитъ рабочихъ не съ проста, — отвѣчалъ мнѣ одинъ: сытый работникъ вдвое противъ голоднаго работаетъ; кормитъ хорошо, разсчитываетъ хорошо; ну всякому и хочется попасть къ нему; у него что ни лучшіе работники, — плутуетъ, значитъ.
— Да какъ же плутуетъ? — спросилъ я озадаченный такимъ заключеніемъ: платитъ хорошо, кормитъ хорошо: значитъ на правду дѣло ведетъ.
— Да такъ-то оно, такъ!..
— Гладинскаго хлѣба много даромъ ѣдятъ, — прибавилъ другой: кто хошь приходи, квасу, хлѣба, а то и щей — дадутъ.
Рабочіе легли отдыхать, а я пошелъ по чугункѣ въ поле. Погода была не совсѣмъ хороша, но мнѣ не хотѣлось идти въ какую-нибудь деревню и я присѣлъ около чугунки. Здѣсь мѣста большею частію болотистыя, а какіе-то прохожіе развели огонь, — полѣнились затушить, болото и загорѣлось; на сажень кругомъ, то въ томъ, то въ другомъ мѣстѣ, вспыхивалъ огонекъ; невдалекѣ пастушки, двѣ дѣвочки, одной лѣтъ 13, другой около 12, пасли стадо. Меньшая пробѣжала мимо меня, догоняя свинью.
— Передъ дождемъ не удержишь свинью въ стадѣ, - сказала она мнѣ, вернувъ свинью: чуетъ дождь — бѣжитъ домой.
— Что же вы не гасите болото? спросилъ я ее.
— На той недѣлѣ будемъ гасить, отвѣчала она: а то выгоритъ болото, скотъ пасти негдѣ будетъ.
Просидѣвъ до сумерокъ, я пошелъ на каменную дорогу и вошелъ въ первую харчевню: на Варшавско-Петербургской каменной дорогѣ я не видалъ ни одной деревни: однѣ харчевни стоятъ уединенно, изрѣдка къ харчевнѣ (т. е. постоялому двору) присосѣдился кабакъ или конторка, какъ здѣсь называютъ волостныя правленія и сельскія расправы.
— Ступай направо! сказала хозяйка, когда я спросилъ у ней, можно ли ночевать. Можно, отчего жъ нельзя?!
Въ той же корчмѣ пристали и солдаты, которые вели арестантовъ: одинъ арестантъ сильно натеръ ногу и не могъ дойти до этапной станціи. Хозяйка, слѣпая старуха, послала всѣмъ постели, и арестантамъ и солдатамъ; она очень хлопотала, чтобъ расковать арестантовъ, но солдаты, не смотря ни на предложенныя постели, ни безденежный ужинъ, не рѣшились исполнить ея просьбы. На другой день я пошелъ въ Псковъ; зашелъ на почту справиться — нѣтъ ли ко мнѣ писемъ, и ушелъ въ Любятово, гдѣ пообѣдалъ и купилъ серебряную копѣйку, найденную въ этотъ же день на томъ мѣстѣ, гдѣ стоялъ Грозный, когда шелъ громить Псковъ. Часа въ 4 послѣ обѣда я былъ на Псковской станціи желѣзной дороги, гдѣ просидѣлъ до 8 часовъ. Взялъ билетъ, сѣлъ въ вагонъ…. Дальнѣйшія происшествія считаю излишнимъ повторять.
1859