Страница 11 из 18
Мы проговорили съ этимъ господиномъ до вечера, по деревенски, довольно поздняго: часовъ до девяти. Въ это время вошли въ избу извощики и полѣзли на печь грѣться.
— «Плохо братъ сдѣлали», проговорилъ одинъ изъ нихъ, ворочаясь на печи.
— «Да что сдѣлаемъ хорошо-то», отозвался другой.
— «А какъ замерзнетъ?»
Я спросилъ у нихъ, о чемъ они горюютъ?
— «Да вотъ видишь ли, другъ любезный», сталъ говорить одинъ изъ нихъ: «ѣхали мы семь человѣкъ, у каждаго человѣка по три лошади. Мятель, падора ты видишь какая на дворѣ, а на озерѣ просто быть нельзя. — У нашего товарища лошади и притомились, нейдутъ. Мы было всѣ скопомъ и порѣшили ждать на озерѣ, пока Богъ проститъ. Такъ вишь нельзя: въ ногахъ товарищъ валяется: „Ступайте, братцы, вамъ, говоритъ, изъ-за меня не пропадать!“ Мы такъ и сякъ, туда и сюда: проситъ малый…. Мы и поѣхали.»
Легли спать. Мнѣ не спалось, да и извощикамь тоже: на разсвѣтѣ пріѣхалъ отсталый извощикъ на одной лошади, а двухъ лошадей отпрягши привязалъ къ санямъ, да и бросилъ. Извощики вскочили, достали гдѣ-то поштофа водки и сунули въ руки пріѣзжему товарищу. Тотъ приложилъ его къ губамъ, и до тѣхъ поръ не отнималъ, пока всего полштофа не высушилъ; послѣ того его положили на печь, накрыли полушубкомъ или, кажется, двумя, дали ему вздремнуть часа два и разбудили. Мятель была страшная: на улицу и днемъ страшно было выдти.
— «Ободняло», оказалъ будившій: «поѣдемъ за возами; я возьму свою лошадь, да онъ даетъ свою да вотъ онъ съ нами на своей ѣдетъ.»
Тотъ зѣвнулъ, перекрестился, и сталъ не спѣша одѣваться.
— А далеко вашъ товарищъ оставилъ свои возы? спросилъ я.
— «Экой ты, ваше степенство, простой человѣкъ: въ ту самую падору хочешь версты знать!.. Ильмень отъ Ужина до Пископца двадцать три версты, а теперь и дороги нѣтъ; можетъ и за Взвалъ заѣхаль!»
— Ну, а какъ возы разобьютъ?
— «Этого сдѣлать нельзя», утвердительно сказалъ одинъ изъ извощиковъ.
— Отъ чего же?
— «Здѣсь озеро кругомъ!»
Извощики отправились, а мы съ юнкеромъ сѣли за чай. Спустя полчаса вернулись провожавшіе, я пригласилъ одного изъ нихъ на чашку чаю.
— Проводили своего товарища? спросилъ я.
— «Проводили, ваше степенство.»
— Спрашивали про возы, видѣли ихъ?
— «Встрѣтился обозъ, говоритъ, одинъ возъ разбитъ; да совралъ: тому быть нельзя.»
— Отъ чего же?
— «Здѣсь озеро кругомъ.»
И въ-самомъ-дѣлѣ: часа въ три пріѣхали эти извощики съ возами, которые всѣ оказались цѣлы.
Старая-Руса. 13-го Декабря.
Добрался я наконецъ до Старой-Русы. Военныя поселенія, такъ сказать, заолонили собою память о старинѣ. Пользуясь досугомъ, спѣшу записать кое-какія собранныя иною свѣдѣнія о торговлѣ.
По Ильменю, Ловати и Полѣсти суда, которыя преимущественно строятся въ Холмѣ, доходятъ до Старой-Русы: лѣтомъ ходитъ сюда разъ въ недѣлю пассажирскій пароходъ и буксируетъ суда, въ-особенности самины, очень тяжелыя на ходу; онѣ строятся длиной отъ 7 до 10 саженъ, шириною отъ 1 1/2, до 2 саженъ, глубиною отъ 2 до 3 аршинъ; самина называется также голубятницею; на саминахъ клади кладутъ отъ 4,000 до 2,000 пудовъ дровъ, овса больше, сѣна меньше: сѣно паруситъ, и при небольшомъ противномъ вѣтрѣ самина съ сѣномъ должна стоять; на саминѣ только 3 человѣка рабочихъ, а потому на ней дешевле провозъ. За медленностію хода, пассажировъ на саминѣ не возятъ. Пассажировъ и легкій товаръ возятъ въ лодкахъ извозницкихъ, которыя тоже плоскодонны, длиною отъ 3 до 4 саженъ, шириною въ одну сажень; онѣ дѣлаются съ палубою на носу, и у передней части палубы двѣ мачты, парусь ставятъ косой, латинскій, какъ выразился купецъ С***. Изъ плоскодонныхъ судовъ были прежде еще семерки въ 7 саженъ длиною глубиною отъ 4 до 5 аршинъ, съ двумя мачтами; также водовики, которые еще больше семерокъ и того же устройства; но, за мелководьемъ рѣкъ и озера, ихъ замѣнили саминами. Рушинка или Руська лодка, иначе и чаще называемая сойма, вошла въ употребленіе не больше 10–15 лѣтъ; строится съ килемъ длиною 3 сажени, шириною 1 сажень, глубиною 1 1/2 аршина; она сшивается кореньями и потомъ сбивается желѣзными скобами; на ней рѣдко возятъ товары, а больше пассажировъ; это судно называется рѣйнымъ: можетъ рѣять, т. е. лавировать. Полулодокъ — та же сойма, только гораздо шире, и нѣсколько длиннѣе, а потому и на ходу не такъ легка. На полулодкѣ рабочихъ бываетъ отъ 4 до 8 человѣкъ; но какъ она можетъ поднять до 8,000 пудовъ легкаго товара и до 6,000 п. сѣна, то провозъ на ней обходится дешевле, чѣмъ на другихъ судахъ. Всѣ лодки дѣлаются съ двумя мачтами и почти всѣ съ палубами. Сѣнныя барки, крытыя, на которыя кладутъ отъ 7 до 8,000 пудовъ сѣна. Она на мѣстѣ стоитъ до 300 p., на ней 8 человѣкъ рабочихъ, идетъ до Питера 9 недѣль, а случается и все лѣто. Коли нѣтъ своей барки, то нанимаютъ и платятъ за провозъ съ пуда 7–8 к. При каждомь суднѣ бываетъ непремѣнно маленькая лодка, которая здѣсь называется п_о_возка. На этихъ судахъ идетъ товаръ въ Петербургъ. Главный товаръ: сѣно, дрова, овесъ и ленъ; не въ большомъ количествѣ: кожи; говядина, тряпье, рожь, яблоки. Отъ устья Шелони до устья Ловати, съ береговъ Ильменя, съ Осташкова, Демьянска, Холма, Старой-Русы, Сольцы, Порхова, Острова и Пскова черезъ Ильмевь проходитъ въ Питеръ товара, по разсказамъ здѣшнихъ старожиловъ, на сумму до 4.300,000 р. сер. Изъ одной Старой Русы въ этотъ годѣ отправлено: льну до 70,000 пуд., цѣною около 3 р. 60 к. сер. за пудъ. Цѣны на ленъ бываютъ очень неправильны: отъ 2 до 5 р. сер. за пудъ. Кромѣ того отправили много кудели или изгребы и пакли. Паклей называютъ очески отъ льва при чисткѣ, самые грубые, когда снимутъ со льна паклю, при дальнѣйшей его чисткѣ, идетъ изгреба. За провозъ льва берутъ копѣекъ по шести отъ Старой-Русы до Питера. Овса, по цѣнѣ до 3 р. 20 к. сер., идетъ до 100,000 чегвертей; овесъ бываетъ до 2 p. cep., а нынче былъ дорогъ. Сѣно берутъ прямо съ пожней (съ покосовъ); по рѣкамъ Полѣсти и Ловати, а вообще по берегамъ Ильменя. Лучшимъ же сѣномъ считается Бронницкое, которое идетъ ко Двору. Дрова больше берутъ на Ловати. Вся вообще торговля по озеру Ильменю съ Новгородомъ и Питеромъ, съ основанія военныхъ поселеній, значительно упала. Такъ напрмѣръ: изъ одной Старой-Русы отправлялось, по разсказамъ купцовъ, одного льна до 250,000 пуд., а теперь лучшая цифра непревышаетъ нынѣшней, т. е. 70,000 пуд. Вообще военныя поселенія разстроили хозяйство народное, въ особенности въ первые года: когда мужики ходили на ученья, изъ не до работы было; а теперь при обращеніи поселенцевъ въ государственные крестьяне, вѣроятно, положеніе ихъ улучшится, но пока оно еще не устроилось.
Въ Старой-Русѣ бываютъ слѣдующія гулянья, которыя здѣсь называются праздницкими: праздницкая Женъ Мѵроносицъ у церкви Успенія, Троицкая у церкви Троицы, Духовская у церкви Св. Духа, Преображенская противъ церкви Спаса Преображенія за рѣкой, Кузьмо-Демьянская противъ бывшаго монастыря, говорятъ, очень древняго, уничтоженнаго Аракчеевымъ при постройкѣ для военныхъ поселеній провіантскаго и солянаго магазиновъ; праздницкая еще бываетъ, тоже противъ бывшаго монастыря на другомъ берегу, близъ слободы Перхина или Перина, Егорьевская — весной, Никольщина — весной и зимой, Дмитріевщина, Веденщина — у приходскихъ церквей. Ивановщина теперь празднуется, не по прежнему; сперва, до Аракчеева, наканунѣ Ивана Купала, за ворота ставили выкопанный кустъ дѣдовника (рѣпейника?), который и стоялъ тутъ, пока совсѣмъ завянетъ, а вечеромъ, тоже наканунѣ, на улицахъ раскладывали кучи жигучей крапивы, чрезъ которыя перепрыгивали парни и дѣвушки. Теперь этотъ обычай вывелся; только на праздницкихъ хороводы играютъ.
Старая-Руса. 14 Декабря.
Я познакомился съ А. А. С. Онъ занимается много русской исторіей. У него написаны огромныя три тетради, въ которыхъ между прочимъ есть вещи и хорошія; онъ отъискиваетъ мѣста около Русы, упоминаемыя въ лѣтописяхъ. Онъ мнѣ разсказалъ замѣчательную исторію о бывшемъ здѣсь архивѣ. Когда Аракчеевъ сталъ устроивать солдатскій «заводъ», всѣ дѣла, находившіяся въ архивѣ, велѣно было передать военному начальству. Начальство распорядилось такъ: всѣ дѣла и бумаги до-петровскія выбросило на улицу. С. говоритъ, что онъ съ такого выброшеннаго подлинника списалъ опись Старой-Русы, составленную при Михаилѣ Ѳеодоровичѣ, послѣ сдачи Шведами Новгорода. Была и другая опись Русы и опись пожней, составленная при Алексіѣ Михайловичѣ, но тоже утрачена. У С. я видѣлъ хронографъ прекраснаго письма, въ листъ, на 740 листахъ, оканчивающійся 1613 годомъ; шлемъ, найденный въ курганѣ Кіевской губерніи, и Псалтирь, печатанную, кажется, при Грозномъ. Потомъ ходили мы по городу: городъ какъ городъ, всѣ наши города на славный Питерь городъ сбиваются: улицы прямыя, широкія, и хорошо выстроенныя, съ магазинами модъ, водокъ и проч., набережныя очень красиво отдѣланы, лавокъ около 200. На постройку позволено брать изъ городскихъ суммъ деньги по 5 % съ уплатою при займѣ части суммы и процентовъ, но берутъ очень неохотно. До уничтоженія солдатскихъ поселеній, въ думѣ городской предсѣдательствовали господа офицеры, которые и распоряжались постройками. А было когда-то время и Старой-Русы: въ 1467 году въ моръ умерло 28 поповъ, 1, 500 монаховъ, да народу мелкаго, христіанъ православныхъ, 9,000, да отъ Ивана III бѣжавшіе 9,000 утонули въ Ильменѣ: народу выбыло не мало! А все-таки при Иванѣ Грозномъ съ однихъ соловарень старорусскихъ сходило въ царскую казну 18,000 тогдашнихъ рублей; при Михаилѣ Ѳеодоровичѣ въ Старой-Русѣ было 400 соловаренъ и 300 лавокъ около теперешнихъ ваннъ. С. мнѣ говорилъ, что до Аракчеевщины въ Старой Русѣ было 18 первогильдейскихъ капиталовъ. Теперь еще указываютъ на всю набережную, застроенную купеческими домами, которымъ только и дѣло было что соль варить; но переулки, въ которыхъ прежде жили работники-соловары и трепцы, теперь опустѣли. Трепцовъ, т. е. тѣхъ, которые ленъ трепали, сперва было до 2,000, а теперь не доходитъ и до тысячи.