Страница 14 из 16
— Тѣ гдѣ же берутъ?
— У насъ всѣ рыбаки; свою рыбу ѣдятъ!.. Какая неволя отъ своей рыбы на базарѣ покупать!.. Самъ ловитъ; такую выберетъ, какую знаетъ: ему за свою рыбу денегъ не платить.
Базаръ сталъ разъигрываться; сталъ покупатель приходить. Покупатель дѣйствительно оказался чиновникъ и кои-какой; а кой-какой былъ шинкарь и присланный сюда или подъ надзоръ полиціи, или на жительство. Этотъ покупатель раскупилъ почти всю рыбу цѣной отъ 20 до 2 копѣекъ за штуку; маленькихъ стерлядокъ можно было купить по 3–5 копѣекъ за десятокъ.
Часу въ восьмомъ стали расходиться.
— Отчего народа ни на улицѣ, ни въ домахъ не видно? спросилъ я старуху, не успѣвшую еще распродать всѣхъ своихъ сазановъ, берщей.
— Мало ли народу!
— Гдѣ же народъ?
— Видѣлъ, сколько народу на базарѣ было!.. Другому и купить нечего, такъ выйдетъ поглядѣть на народъ, коли дома дѣла нѣтъ.
На базарѣ, въ самомъ дѣлѣ, было много: во время базара перебывало разнаго народа человѣкъ до тридцати, а то можетъ и больше.
— Здѣсь были чиновники; а жители здѣшніе гдѣ же? спросилъ я.
— Теперь житель въ городѣ не живетъ, отвѣчала старуха: а всякъ по своимъ мѣстамъ.
— По какимъ же?
— Какъ по какимъ?!.. Кто въ море пошелъ, кто на промыслы, кто на ватагу [6], кто къ неводу. У насъ, ты самъ знаешь, всѣ рыбаки.
— Вѣдь не всѣ же уходятъ въ море, къ неводамъ; старики, дѣти, женщины, вѣроятно, не могутъ справиться съ неводомъ.
— И старый и малый, кто къ неводу негожъ, всѣ теперь въ садахъ, всѣ въ садахъ!..
— Что они такъ дѣлаютъ?
— Мало ли тамъ дѣла!..
— Какія?
— Первое дѣло — червя давить…
— Какъ червя давить?
— А такъ: у насъ червя разводится — доржись! [7] Такъ этого червя не давятъ, одинъ только годъ оставить — садъ пропалъ: года въ четыре не справишь!.. Всякій листокъ обобрать надо!.. Въ каждомъ саду и лѣстницы такія подѣланы: яблоки, груши обирать, червя ли давить, лѣстницу подставятъ, да и давятъ.
— И у каждаго сады есть?
— Почесть у каждаго! А у кого нѣтъ, тотъ нанимается къ другому, у кого есть садъ.
— Какъ же домы оставляютъ хозяева? спросилъ я словоохотливую собесѣдницу.
— А какъ оставляютъ: запрутъ на замокъ да и пойдутъ въ садъ; а то такъ цѣпочку наложутъ: всякъ и знаетъ, что хозяевъ дома нѣтъ.
— Такъ — безъ замка?
— Коли замка нѣтъ!..
— Развѣ у васъ воровъ нѣтъ?
— Какъ не быть?.. Есть!.. Есть воровка — Нестеровна!.. Такая воровка что и сказать нельзя!… Что ни положи, куда ни положи, все утащитъ! Пропало у тебя что — прямо къ ней… „Ты украла?“ — Виновата, матушка, виновата! — „Говоря, проклятая! говори, куда дѣла?“ — Виновата! А сама въ ноги… А мнѣ что въ ея повинности: мнѣ мое давай! — „Говори, куда дѣла?“ — Ицкѣ отнесла. — Ицка жидъ у насъ шинкарь есть… Пойдешь жъ Ицкѣ, у Ицки и найдешь.
— Стаю быть, если что пропало, къ ней я идти надо, сказалъ я:- она и скажетъ, гдѣ найти пропажу?
— Она и скажетъ.
— И то хорошо!..
— Какое хорошо!
— По крайней мѣрѣ, выкупить можно: хуже бы было, когда бы она не сказывала.
— Хуже то хуже…
— Вотъ видитъ…
— Да что видѣть-то?! Видѣть-то тутъ нечего! Вотъ у меня котелокъ пропалъ… Котелокъ-то я тридцать копѣекъ дала… Пропалъ котелокъ, я къ Нестеровнѣ… „Ты украла, говорю“. — Виновата, виновата! А сама въ ноги: такой у ней ужь обычай… „Виновата говорю, а что мнѣ изъ твоей вины?!.. Говори, кому снесла?“ „Биркѣ“, говоритъ… Я къ Биркѣ… Бирка шинкарь… вонъ его кабакъ… Я жъ Биржѣ. „Здравствуйте, говорю, Борисъ Моисѣичъ“. — „Здравствуйте, говоритъ, Дарья Петровна.“ — „А я жъ вамъ по дѣлу, Борисъ Моисѣичъ.“ — „По какому дѣлу, Дарья Петровна?“ спрашиваетъ Биржа… Будто и не знаетъ, проклятый жилъ, что за дѣло такое… „Нестеровна была у васъ?“ спрашиваю. — „Была“. — „Оставила вамъ котелокъ?“ — Жилъ видитъ, что я знаю: отговариваться не можетъ. — „Оставила“, говоритъ. — „За сколько?“ — „Да я косушку далъ: десять копѣекъ“. — „Какъ говорю, десять? Нестеровна мнѣ говорила, всего за шкаликъ, за пять копѣекъ“. А Нестеровна мнѣ хоть ничего не говорила, да я знаю жидовскую натуру: безпремѣнно прибавитъ…
При этомъ старуха, лукаво улыбаясь, поживала мнѣ головой.
— Что жь. Бирка отдалъ вамъ котелокъ этотъ? спросилъ я.
— А какъ же? Только я сказала, что котелокъ Нестеровна заложила за пять копѣекъ, жилъ и говоритъ: „Да, бишь за пять копѣекъ“… А сама того — вся дрожу; хочется мнѣ жида отдѣлать, да нельзя: пожалуй, и котелокъ не отдастъ… Отдала я деньги, жидъ мнѣ подаетъ котелокъ, да и говоритъ: „вотъ вашъ котелокъ… Нарочно у себя и оставилъ, Дарья Петровна, чтобъ не пропалъ вашъ котелокъ“… Я взяла котелокъ, да и давай: „Ахъ, ты жидъ проклятый!… Жидовская харя!.. Хотѣлъ слизнуть котелокъ, да еще и прикидывается!.. Ишь благодѣтель!..“ Да я много тутъ наговорила: и поганая твоя образина!.. и Бога ты распялъ, свиное твое ухо!..
— Отчего же такъ воруетъ эта Нестеровна? спросилъ я.
— Кто ее знаетъ!..
— Отъ бѣдности, можетъ быть?
— Какое отъ бѣдности!.. при мужѣ она хорошо жила; умеръ у нея мужъ, сперва плакала, мѣсяца два плакала; а такъ какъ запила, какъ запила!.. Теперь, если есть у ней грошъ какой, или стянетъ что — сейчасъ въ кабакъ!..
— Дѣло плохое.
— Да ужь такъ плохо, такъ плохо, что и сказать нельзя.
— Да вы бы что-нибудь съ ней сдѣлали: можетъ бытъ, она бы и опомнилась.
— Да ужь мы чего, чего съ ней не дѣлали!.. И колотили-то ее, какъ собаку, до полусмерти, и въ тигулевку-то сажали — ничего не беретъ!.. Общество послало-было ее въ Астрахань… сказали, что такъ есть такой усмирительный домъ, гдѣ народъ усмиряютъ, да соврали: по другимъ городамъ есть такіе усмирительные дома, а въ Астрахани такого усмирительнаго дома лѣтъ, такъ ее назадъ и прислали.
— Только и есть одна эта Нестеровна воровка? спросилъ я болтливую старуху.
— Какое одна!.. Поди, чай, много и воровъ и воровокъ, да только тѣ не оказываются; а Нестеровна знамая воровка!
— Про другихъ же воровъ ты, бабушка, не слыхала; можетъ, на кого слава дурная пала?
— Куды услыхать?!.. что блудъ творишь, что воруешь — въ колокола не благовѣстишь, а все скрываешься!.. Да что скрывать: правда на міру, что масло на водѣ — поверхъ всплываетъ.
Съ базару я пошелъ опять по городу; улицы рѣшительно всѣ прямыя, хоть городъ очень недавно сталъ перестроиваться по плану; изрѣдка попадаются дома или выступившіе на улицу, или спрятавшіеся за другіе дома; улицы, дворы всѣ чисты — относительно растительности; во всемъ городѣ вы не увидите ни былинки: таково свойство солончаковъ.
— Для чего сѣно накидано на улицѣ? спросилъ я попавшагося мнѣ на встрѣчу солдата, указывая на разостланное на улицѣ сѣно.
— Грязь бываетъ… вода стоитъ послѣ полой воды… Такъ и застилаютъ сѣномъ.
— Лучше бы камнемъ?
— Какъ камнемъ не лучше!.. Да камню-то кругомъ Краснаго Яру, можетъ, на тысячу верстъ не увидишь, сколько хочешь ищи!..
И послѣ такого удобренія все-таки въ городѣ не увидите ни былинки, а потому всѣ дворы чисты; улицы тоже были бы чисты, когда бъ всякій, что кому не нужно — не выбрасывалъ бы на улицу.
Сколько я ни ходилъ, всѣ дома выстроены изъ барочнаго лѣса; какъ я послѣ узналъ, небольшіе дома покупаютъ въ Астрахани совсѣмъ готовые съ крышей, поломъ, перегородками и даже съ рамами; въ Астрахань же они привозятся, тоже готовые, съ верху, т.-е. изъ губерній, лежащихъ выше Саратова. Для постройки же домовъ по своему вкусу, покупаютъ бѣляну, большую барку, которую пригоняютъ сюда, здѣсь ее разбираютъ и изъ полученнаго матеріала строютъ.
Рѣдко вамъ попадется домикъ изъ сыраго кирпича: развѣ лѣтняя кухня, необходимая принадлежность здѣсь при каждомъ домѣ, или въ Солдатской школѣ изба, сбитая отставнымъ солдатомъ.
Дома всѣ кажутся двухъэтажными: почти во всякомъ домѣ есть чердакъ съ комнатой и балкономъ; въ комнатахъ этихъ живутъ только лѣтомъ, зимою жить въ нихъ нельзя: въ нихъ печей нѣтъ. Къ домахъ прежней постройки оконъ на улицу очень мало; случается даже одно окно, да и то выглядываетъ не прямо на улицу, а на какой-то выступъ на улицѣ. Большая часть оконъ и рѣшительно всѣ балконы, за исключеніемъ двухъ, трехъ домовъ новыхъ, выходятъ во дворъ; говорятъ, эту постройку переняли краснояры отъ татаръ, что очень вѣроятно. Во многихъ домахъ печи изразцовыя, съ изразцовыми столбиками; на изразцахъ разныя изображенія съ надписями: изображенъ молодой человѣкъ въ русскокъ платьѣ, сидящій на бочкѣ; подъ изображеніемъ подпись: Храню сіе опасно. Подъ изображеніемъ женщины въ сарафанѣ, которая держитъ въ рукахъ цвѣтомъ; всегда мнѣ любъ, и т. под. Хоть рѣдко, но и теперь попадаются плоскія татарскія крыши; а прежде, говорятъ, ихъ было гораздо больше; но теперешнія, обыкновенныя крыши дѣлаются здѣсь не обыкновеннымъ образомъ: сперва сдѣлаютъ татарскую и на потолокъ накладутъ земли; а потомъ, чтобы прикинуться европейцемъ, ставятъ европейскую крышу; во эта европейская крыша — оптическій обманъ, довольно наивно устроенный; сквозь эту крышу вы можете видѣть звѣзды небесныя, которыя обыкновенная крыша какъ бы заслонила. Если дождевая вода кому польется въ домъ, то не крышу кровельную исправляютъ, а подсыпаютъ земли на татарскую. Я не говорю про старыя крыши; словъ: старая крыша, старый домъ въ красноярскомъ лексиконѣ не существуетъ; я пишу эти строки въ домѣ, который достался по закладной прадѣду моего хозяина назадъ тому болѣе 100 лѣтъ; когда онъ построенъ — неизвѣстно, но и теперь онъ такъ крѣпокъ, что его топоромъ не урубишь, какъ говорятъ плотники. Можетъ быть, отчасти и поэтому въ городѣ нѣтъ почти ни одной избушки, повадившейся на бокъ, какія зачастую попадаются въ нашихъ верховыхъ городахъ. Такихъ развалинъ едва-ли наберете во всемъ Красномъ Яру съ десятокъ. Всѣ дома довольно опрятны, чисты; часто ворота украшены рѣшетками; иногда даже переклалина украшена рѣзными узорами, очень похожими на узоры, вышиваемые на деревенскихъ утиральникахъ или полотенцахъ. Кстати должно замѣтить, что краснояры украшаютъ рѣзьбой и такія вещи, безъ которыхъ онѣ не только могъ бы обойдтись, но гдѣ рѣзьба служитъ только помѣхою: прошу, напримѣръ, посидѣть на скамьѣ, украшенной узоромъ въ четверть вершка глубиной.
6
Ватаги, промыслы — рыбацкія заведенія.
7
Здѣсь говорятъ не держись, а доржись.