Страница 84 из 92
II
Отвѣты мнѣ «лицъ, задѣтыхъ моей сатирой»
Перехожу къ «отвѣтамъ мнѣ лицъ, задѣтыхъ моей сатирой». Если кто нибудь выставитъ человѣка, наглядно и обстоятельно, глупцомъ или негодяемъ, а то и тѣмъ и другимъ вмѣстѣ, и если этотъ выставленный человѣкъ желаетъ оправдаться въ такихъ обвиненіяхъ, — вѣдь онъ долженъ представить ясныя доказательства, что его оклеветали. Если же онъ ограничится вмѣсто фактическихъ опроверженій — единственно «грубой бранью» по адресу своего противника и потомъ воскликнетъ: «нѣтъ, я не глупецъ и не негодяй!» — то подобный отвѣтъ можетъ представляться «убѣдительнымъ отвѣтомъ» развѣ только въ глазахъ особы, столь посрамленной, изобличенной и разозленной, что у нея рябитъ въ глазахъ и путается въ мысляхъ.
Такимъ именно «отвѣтомъ», по словамъ г-жи Желиховской, снабдилъ ее Гебгардъ изъ Эльберфельда. Онъ, видите ли, бранится такъ, что даже наша «деликатная» дама не смѣетъ напечатать всей его брани, а затѣмъ увѣряетъ въ своей преданности Блаватской, (которую самъ, однако, хорошо отдѣлалъ: см. «Изида», стр. 268) и негодуетъ, что его письма переданы мнѣ. Между тѣмъ эти его собственноручныя письма, которыхъ онъ не отрицаетъ и не можетъ отрицать, весьма характерно рисующія пріемы «теософовъ» и ихъ нравственность, — мною напечатаны въ «Изидѣ», а письмо «брошюры» только дорисовываетъ жалкую фигуру этого ничтожнѣйшаго, но въ то же время негоднаго и наглаго человѣка.
На страницѣ 244–250 «Изиды» я разсказалъ о томъ, какъ теософы поступили съ мистриссъ Купэръ-Оклэй и какъ они ее потомъ запугали до того, что она не смѣла не только уйти отъ нихъ, но должна была даже прославлять Блаватскую. Эти ея прославленія Блаватской я привелъ въ переводѣ г-жи Желиховской, замѣтивъ при этомъ «что трудно же предположить, что эти выдержки не представляютъ, болѣе или менѣе вѣрнаго перевода». По смыслу русскаго языка ясно, что именно тутъ я не подозрѣваю г-жу Желиховскую въ искаженіяхъ и ничуть не оспариваю вѣрности ея перевода.
Но г-жа Желиховская, въ-сердцахъ, какъ есть не поняла ничего изъ того, что прочла или не то увидѣла въ книгѣ (это очень курьезный разрядъ галлюцинацій!); ей почудилось, что я ее обвиняю въ невѣрности перевода. Она обратилась къ м-съ Оклэй, получила отъ нея такой отвѣтъ: «г-жа Желиховская сдѣлала вѣрный и точный переводъ моихъ словъ», а затѣмъ обрушивается на меня, изо всѣхъ силъ стучась въ отворенныя двери. Помилуйте! да я-то тутъ при чемъ? Я и не думалъ оспаривать вѣрность перевода — и это у меня напечатано! Но все же любопытно какъ это можетъ удостовѣрять г-жа Оклэй, не знающая ни слова по русски.
Эта мистриссъ, конечно, не сознается въ томъ ужасѣ, который я рассказываю. Но развѣ она можетъ сознаться?! И развѣ ея голословное отрицаніе въ «такомъ дѣлѣ» можетъ служить какимъ-либо доказательствомъ противъ правдивости моего разсказа?! Только г-жа Желиховская и способна приводить, какъ нѣчто цѣнное, подобные «отвѣты»!
Я же не сталъ бы разсказывать эту печальную и столь характерную для дѣятелей теос. общества исторію, не имѣя, на случай крайности, ея подтвержденія. Дѣло въ томъ, что несчастная м-съ Оклэй въ то время была менѣе сдержанна, чѣмъ въ послѣдствіи и дѣлилась кое-съ кѣмъ разсказами о своемъ отчаянномъ положеніи. У меня естъ письмо того времени (1886 г.) отъ одного лица, хорошо знавшаго эту даму, и въ этомъ письмѣ заключаются такія строки: «(переводъ дословный). Мистриссъ К. Оклэй съ грустью призналась мнѣ, что она все поняла; но что мужъ ея все же фанатикъ, больной и мономанъ, какъ она говоритъ. Невозможно ему открыть глаза, а потому ей остается только быть въ сторонѣ и молчать, она не можетъ открыто разорвать съ теософами». Эти строки въ интимномъ письмѣ того времени, писанномъ лицомъ, искренно расположеннымъ къ м-съ Купэръ-Оклэй, весьма доказательны и снимаютъ съ меня голословность. При крайней необходимости, ради возстановленія правды, мой корреспондентъ будетъ названъ.
Затѣмъ появляется перевоплощенная Марія Стюартъ, т. е. герцогиня Помаръ и — вотъ тутъ-то г-жа Желиховская дѣйствительно пребольно меня куснула! Признаюсь откровенно — изрядно куснула! Дѣло вотъ въ чемъ: Писалъ я мою «Изиду» спѣшно. Хоть и зналъ я, что будутъ мнѣ изъ за нея, какъ изъ за всякой слишкомъ откровенной правды, большія непріятности, хоть и шелъ на это, а все же надо было кое-гдѣ сдержать себя и помнить, что г-жа Желиховская воспользуется единственнымъ оружіемъ, ей доступнымъ. Сорвалась у меня (стр. 31) фраза о томъ, что m-me де-Морсье была «настоящимъ авторомъ теософическихъ брошюръ, издававшихся подъ видомъ произведеній дюшессы де-Помаръ лэди Кэтниссъ. Г-жа Желиховская, конечно, тотчасъ же за нее ухватилась смекнувъ, что, благодаря ей, легко сдѣлать сразу непріятность мнѣ и m-me де-Морсье и насъ поссорить. Написала она дюшессѣ, дюшесса къ m-me де-Морсье за объясненіями, m-me де-Морсье ко мнѣ за таковыми же — и пошло, поѣхало!
Теперь г-жа Желиховская, съ ехидными разсужденіями, приводитъ въ своей брошюрѣ письма, объясняющія, что m-me де-Морсье только переводитъ съ англійскаго на французскій произведенія герцогини де-Помаръ, а также посланное мною m-me де-Морсье „удостовѣреніе,“ въ которомъ я говорю, что сама m-me де-Морсье мнѣ никогда не разсказывала о характерѣ ея теософическихъ и литературныхъ работъ съ герцогиней и что я знаю объ этомъ изъ другого источника. Все это такъ; но это не мѣшаетъ мнѣ быть правымъ въ моемъ заявленіи. Пусть судитъ всякій: на брошюрахъ, о которыхъ я говорю, да и на другихъ произведеніяхъ Маріи Стюартъ, то бишь „дюшессы“, она обозначена авторомъ французскаго текста и нигдѣ не сказано, что это переводъ, а не оригиналъ. Сами же брошюры, подразумѣвавшіяся мною, состоятъ или изъ простыхъ выписокъ, или изъ компиляцій англійскихъ книгъ. Кто же, спрашивается, настоящій, какъ я говорю, авторъ такой работы — необозначенный переводчикъ или „дюшесса“?! По моему — не она, и я считаю даже, что такое присвоеніе чужого французскаго текста — неблаговидно.
Далѣе г-жа Желиховская приводитъ изъ моихъ писемъ середины 1884 года, нѣсколько насмѣшливыхъ фразъ, относящихся до m-me де- Морсье. Я писалъ это въ первое время моего съ ней знакомства (стр. 30 „Изиды“), когда я еще не узналъ ея достоинствъ и былъ далекъ отъ мысли, что мы сблизимся и станемъ друзьями. Я смѣялся надъ ея дѣйствительно въ то время чрезмѣрными увлеченіями теософіей, магнетизмомъ и всякими оккультностями. Весьма можетъ случиться, что г-жа Желиховская достигнетъ цѣли и насъ поссоритъ, а это мнѣ будетъ весьма больно. Словомъ — укусила!
Г-жа Желиховская пожаловалась на меня и графинѣ д'Адемаръ, объ „искусственной“ молодости которой я неосторожно выразился, никакъ не воображая, что мое замѣчаніе будетъ ей передано услужливой дамой. Но какая же „фальшь“ въ моихъ словахъ о ней, что „я зналъ ее совсѣмъ мало, никогда не слыхалъ отъ нея чего-либо „теософическаго“ и, какъ кажется, она ничѣмъ не отличалась?“ Все это было именно такъ; если же впослѣдствіи, когда я уѣхалъ уже изъ Парижа, она стала издавать теософическій журналъ — то это нисколько не разбиваетъ моего показанія.
Вотъ и всѣ, столь важно оповѣщенные, отвѣты мнѣ лицъ, задѣтыхъ моей сатирой!! Одинъ только остроумный обманъ ради перваго апрѣля.
III
Курьезы
1) Моя противница кидаетъ въ меня камнемъ за то, что я, будто бы, утаилъ отъ моихъ читателей о томъ, что напечаталъ, въ журналѣ «Ребусъ») описаніе перваго феномена Блаватской, въ маѣ 1884 г., т. е. «чтеніе ею закрытаго письма.» Это неправда. На стр. 240 «Изіды,» въ текстѣ моей «отставки» этотъ фактъ указанъ какъ одна изъ причинъ, побуждавшихъ меня послать эту отставку: «…, что она (Блаватская) желала воспользоваться моимъ именемъ и принудила меня подписать и публиковать описаніе феномена, полученнаго посредствомъ обмана (феноменъ съ письмомъ въ маѣ 1884 года).» Значитъ факта этого единственнаго напечатаннаго мною сообщенія о «феноменѣ» я и не думалъ скрывать. Да и къ чему 6ы я дѣлалъ это, разъ мое сообщеніе было напечатано въ журналѣ?!