Страница 4 из 8
— Что съ тобою? ты на себя не похожъ. Говори сейчасъ все безъ утайки! — крикнулъ онъ. — Ужели это тульская невѣста такъ тебя разогорчила, стыдись, право!
Елецкій остановился передъ нимъ и началъ прерывающимся отъ волненія голосомъ:
— Говорю тебѣ еще разъ, смѣшки и шутки теперь не у мѣста. А коли точно ты другъ мнѣ, то слушай… Полюбилась мнѣ Вѣра какъ никто еще доселѣ, и съ тѣхъ поръ я самъ не свой, не успокоюсь, пока не будетъ она моею.
— Такъ что-же, все это въ порядкѣ вещей… все на тебя похоже. Да ты мнѣ одно скажи: была у васъ декларація?
— Была, еще дорогой, въ Твери.
— Чего-же лучше! Теперь, видно, за мною дѣло стало, скрасть ее нужно, такъ, что-ли? Что-же, я готовъ. Только обдумай хорошенько… Самъ ты говорилъ — родня у нихъ большая, пожалуй, наживешь еще такихъ непріятностей, что и жизни не радъ будешь. Да и знаю я тебя, сегодня пылаешь, а завтра, только добился своего, и другой предметъ въ сердцѣ у тебя поселится.
— Ну, нѣтъ, это не то, что другія, — возразилъ Елецкій. — Говорю тебѣ — люблю ее, люблю, жить безъ нея не могу… вотъ что!.. Выкрасть, увести! — на это не пойдетъ, она, я ужъ пробовалъ…
И онъ разсказалъ пріятелю въ подробностяхъ все, что было передъ тѣмъ у Промзиныхъ.
— Не глупа дѣвица, — проговорилъ Алабинъ:- такъ тебѣ и слѣдуетъ, попался бычекъ на веревочку! Да, можетъ, оно и лучше, нужно-же когда-нибудь жениться… Ну, и женись, коли такъ любишь и такъ хороша она… партія подходящая, да и приданое, я чаю, за ней дадутъ не малое, сыновей, вѣдь, ты говорилъ, нѣту.
— А ужели ты думаешь, что я бы не женился, коли бы могъ? — отчаяннымъ голосомъ почти простоналъ Елецкій. — Не могу я этого… не могу!
— Почему не можешь? Тебя не разберешь, право… И люблю, и женился бы, и не могу…
— Не могу… я женатъ!
Алабинъ вытаращилъ глаза, разинулъ ротъ, да такъ и остался нѣсколько мгновеній.
— Женатъ! — наконецъ проговорилъ онъ:- да ты шутишь, что ли? Никто о семъ не знаетъ, и мнѣ ни слова… Когда? какъ? Гдѣ женатъ? Что такое?
— А ужъ почти два года, — грустнымъ голосомъ и мѣряя комнату большими шагами, началъ Елецкій. — Да, сдѣлалъ сію глупость! Поѣхалъ я въ Кіевъ по дѣлу, приглянулась мнѣ дочка того самаго стряпчаго, что дѣло мое обдѣлывалъ, приволокнулся за нею. Совсѣмъ было сманилъ ее бѣжать; хотѣлъ свезти съ собой въ деревню, а тутъ отецъ ея, сутяга, сущій аспидъ, жадный крючкотворецъ, и накрылъ насъ… Эхъ, скверная исторія! Конечно, можно было вывернуться, да глупость напала, — въ чувствахъ сердца своего обманулся. И что въ ней хорошаго тогда находилъ! даже дивлюсь на себя. Обвѣнчали, братецъ, обвѣнчали, и по сіе время она въ Кіевѣ живетъ, да и не одна, а съ мальчишкой, въ твою честь и Андреемъ его назвалъ… Только такъ она мнѣ опостылѣла, что и подумать о ней тошно, а ужъ теперь, какъ узналъ да полюбилъ Вѣру… Эхъ, ну, что тутъ дѣлать… ну говори… посовѣтуй!.. а у меня самого мысли совсѣмъ спутались…
— Что же тутъ совѣтовать! одинъ мой тебѣ згадъ — забудь ты, забудь дѣвицу Промзину, будто и не зналъ ее никогда, а я тебѣ нынѣшнимъ-же вечеромъ такую красотку покажу, какой ты и отродясь не видывалъ.
— Глупый человѣкъ! пойми ты, что я не могу жить безъ нея, — горячо перебилъ его Елецкій. — Или она, или пулю въ лобъ!
— Ну, ну, поди! чай тоже самое и про супругу передъ вѣнцомъ сказывалъ.
— Нѣтъ, эта не таковская…
Алабинъ задумался.
Вдругъ плутовская улыбка мелькнула на лицѣ его.
— А въ такомъ разѣ что-же!.. братца выручать надо… и выручимъ, славную штуку я придумалъ!
VI
Узнавъ, въ чемъ состояла штука, придуманная «братцемъ», Елецкій значительно успокоился. Охваченный припадкомъ страсти, съ которою онъ никогда не умѣлъ, да и не видѣлъ до сихъ поръ необходимости бороться, онъ еще минуту тому назадъ считалъ положеніе свое безвыходнымъ — и вдругъ находчивость лихого пріятеля дала ему надежду на достиженіе цѣли, представлявшейся черезчуръ заманчивой. Онъ даже и думать не хотѣлъ о томъ, что все-же остается еще много препятствій, — все это преодолѣть можно: лазейка найдена, а съ остальнымъ такъ или иначе онъ справится.
Въ этотъ день, конечно, невозможно было возвратиться къ Промзинымъ, но на слѣдующее-же утро онъ поѣхалъ къ нимъ.
Алабинъ, провожая его, говорилъ:
— Смотри, самъ не подгадь дѣла. Коли все не рѣшится сегодня, коли затянешь, да возбудишь подозрѣніе въ Вѣрѣ, тогда что мы подѣлаемъ?!
— Не бойся, — отвѣчалъ Елецкій: — заранѣе толковать нечего, тамъ видно будетъ…
Но онъ, конечно, и не воображалъ, что ему удастся такъ легко уладить дѣло, какъ это случилось — ему все на этотъ разъ благопріятствовало. Онъ засталъ старуху Промзину въ гостиной и сразу по лицу ея убѣдился, что за время его отсутствія произошло что-то особенное.
Ему недолго пришлось ждать разгадки. Промзина встрѣтила его довольно вѣжливо, носъ видимой холодностью. Она, конечно, не могла не замѣтить впечатлѣнія, произведеннаго на него Вѣрой; но совсѣмъ не хотѣла смотрѣть на него какъ на жениха. Она ѣхала изъ деревни въ Петербургъ уже съ опредѣленнымъ и окончательно принятымъ намѣреніемъ.
Заранѣе, черезъ посредство своей родственницы, а также давно знакомой ей свахи Королины Карловны, она высмотрѣла настоящаго жениха для дочки и именно такого, какой ей былъ нуженъ. Елецкій-же былъ для нея полезнымъ и даже необходимымъ попутчикомъ, и только. Она его не опасалась, несмотря на его молодость и красивую наружность, такъ какъ твердо была увѣрена, что на глазахъ у нея ничего не можетъ случиться, и что Вѣра изъ повиновенія не выйдетъ.
Однако, хотя всю дорогу она очень зорко наблюдала и за Елецкимъ, и за Вѣрой, но разсчеты ея, какъ и всегда почти бываетъ въ такихъ случаяхъ, оказались ненадежными: она утомлялась и засыпала, а молодые люди не дремали.
По пріѣздѣ въ Петербургъ она не стала откладывать своего дѣла въ долгій ящикъ. Женихъ, человѣкъ уже не молодой, но въ чинахъ, со связями и достаточнымъ состояніемъ, былъ заранѣе предупрежденъ. Онъ видѣлъ Вѣру года три тому назадъ, проѣздомъ черезъ Тульскую губернію, и тогда еще плѣнился ея красотою. Узнавъ отъ Каролины Карловны, что Промзины пріѣхали, онъ поспѣшилъ къ нимъ явиться.
Это было наканунѣ, послѣ визита Елецкаго. И солидный женихъ, и опытная и практическая мать въ два часа времени все порѣшили между собою. Вѣра, по настоятельному требованію Марьи Степановны, вышла къ гостю, а черезъ нѣсколько минутъ, несмотря на грозные взгляды матери, убѣжала въ спальню и заперлась тамъ.
Но больше ничего и не требовалось, женихъ увидѣлъ невѣсту, убѣдился, что она не только не подурнѣла, но, напротивъ, значительно даже похорошѣла въ эти три года. О томъ-же впечатлѣніи, какое онъ самъ произвелъ на нее, никто, конечно, не думалъ.
Бѣдная Вѣра заливалась горькими слезами. Она уже успѣла совершенно плѣниться Елецкимъ, молодымъ, красивымъ и смѣлымъ, который съ обаятельною дерзостью вырвалъ первое признаніе и первый поцѣлуй. Немолодой и некрасивый женихъ показался ей отвратительнымъ. Она боялась матери, зная ея характеръ. Она ждала Елецкаго и въ то-же время сознавала, что все теперь потеряно, что мать за него ее не выдастъ.
Она хотѣла писать ему, но не знала съ кѣмъ отослать письмо и по какому адресу. И ждала, ждала, не спала всю ночь, плакала, а утромъ Марья Степановна объявила ей, что если пріѣдетъ Елецкій, то чтобы она къ нему выходить не смѣла.
Елецкій пріѣхалъ. Вѣра узнала это, но не рѣшалась ослушаться матери. Однако, вѣдь, ей необходимо было его видѣть. И вотъ она рѣшилась на послѣднее средство. Она сговорилась со своей горничной, надѣла шубку, незамѣтно вышла чернымъ ходомъ изъ квартиры и, обойдя домъ, стала ждать выхода Елецкаго.
А между тѣмъ Марья Степановна оканчивала свой разговоръ съ надоѣдливымъ гостемъ. Она положила ничего не скрывать отъ него: «авось, отъѣдетъ по добру по здорову; ну, а коли не поможетъ, то пускай самъ на себя пеняетъ — принимать не стану».
— А я вамъ свою радость скажу, Петръ Григорьевичъ, — послѣ первыхъ-же фразъ начала она: — вѣдь, Вѣрушку-то я просватала!