Страница 1 из 11
Вс. С. СОЛОВЬЕВЪ
ДВѢ ЖЕРТВЫ
I
Берега Дона въ Воронежской губерніи и до сихъ поръ мѣстами очень живописны. Кой-гдѣ и до сихъ поръ встрѣчаются старые густые лѣса, поросшіе на значительныхъ крутизнахъ и какъ бы висящіе надъ водою. Однако такихъ дикихъ и красивыхъ мѣстъ съ каждымъ годомъ становится все меньше и меньше. Лѣса безпощадно вырубаются, дикая и живописная красота исчезаетъ…
Но въ прежнее время, около ста лѣтъ тому назадъ, вѣковые лѣса стояли нетронутыми и среди нихъ кой-гдѣ возвышались палаты тогдашнихъ русскихъ баръ, жившихъ въ своихъ помѣстьяхъ широкой и полной жизнью, о которой до насъ доходятъ только легенды и смутныя воспоминанія.
Въ тѣ далекіе годы чуть ли не самымъ красивымъ помѣстьемъ въ Воронежской губерніи было село Высокое, принадлежавшее графу Михаилу Петровичу Девіеру. Графъ Михаилъ былъ вторымъ сыномъ генералъ-аншефа и дѣйствительнаго камергера графа Петра Антоновича и внукомъ Антона Девіера, одного изъ иностранцевъ, пріютившихся въ Россіи въ эпоху преобразованій, женившагося на сестрѣ всесильнаго Меншикова, Аннѣ Даниловнѣ, бывшаго полиціймейстеромъ Петербурга, сосланнаго послѣ кончины Екатерины I и возвращеннаго въ Петербургъ передъ самой смертью своей, въ 1743 году.
Внуки Антона Девіера успѣли уже позабыть свое происхожденіе и исторію дѣда и бабки. Русскіе графы, владѣтели огромныхъ богатствъ, — они считали себя исконными русскими барами и были во второй половинѣ XVIII вѣка крупными представителями всѣхъ темныхъ сторонъ тогдашняго барства. Сынъ Антона Девіера еще чувствовалъ крѣпкую связь съ той средою, которая выдвинула отца его. Онъ былъ еще созданіемъ Петровскаго Петербурга и тамъ совершалъ свою карьеру, достигая высшихъ почестей. Но сыновья его оторвались отъ Петербурга и молодыми офицерами переселились въ воронежскія и харьковскія помѣстья,
Тутъ они могли жить, какъ имъ хотѣлось, ничѣмъ не стѣсняясь;- такъ они и жили.
Старшій, графъ Николай, скоро навелъ ужасъ на всѣхъ близкихъ и дальнихъ сосѣдей. Онъ организовалъ цѣлую шайку разбойниковъ и грабилъ чуть-ли не среди бѣла дня. Всей губерніи была извѣстна слѣдующая его продѣлка:
Была у него сосѣдка-старушка, барыня богатая да одинокая. Сталъ онъ покупать у нея вотчину, и сторговались они. Пріѣзжаетъ онъ къ ней.
— Ты, говоритъ, матушка, пожалуй ко мнѣ откушать въ такой-то день, мы тогда и бумаги всѣ напишемъ, и деньги я тебѣ, за вотчину тутъ-же выплачу.
Пріѣхала старушка; онъ ее встрѣчаетъ, ласковый такой, куда усадить — не знаетъ. Напоилъ, накормилъ онъ ее, мелкимъ бѣсомъ передъ нею разсыпается, да и говоритъ:
— Такъ и такъ, молъ сударыня, вотчину-то я у тебя купилъ, а денегъ заплатить у меня теперь нѣту.
Старушка разсердилась:
— Какъ такъ нѣту? зачѣмъ покупалъ, зачѣмъ звалъ къ себѣ и заплатить обѣщался?
— Что дѣлать! — отвѣчаетъ онъ:- пришлось нежданно деньги выплатить — вотъ ихъ и нѣту. Да ты не тужи, не останешься въ накладѣ: знаешь, чай, мою посуду серебряную?
А посуда эта всѣмъ сосѣдямъ была извѣстна: блюда такія, что едва поднять можно.:
— Такъ вотъ, — говоритъ графъ: — я всю эту посуду, какъ есть, отдамъ тебѣ за вотчину.
Сосѣдка подумала, разсудила и даже обрадовалась.
— Ладно! — говоритъ.
Ударили они по рукамъ. Осмотрѣли потомъ посуду. Приказалъ графъ уложить ее всю къ старушкѣ въ кибитку. Дѣло было зимою, и она въ кибиткѣ на полозьяхъ пріѣхала. Уложили посуду, и сосѣдка, несмотря на всѣ уговоры хозяина остаться переночевать, стала собираться въ дорогу.
Отпустилъ онъ ее, — поѣхала. Ночь темная да морозная. Только барыня не боялась: кучеръ у нея былъ вѣрный человѣкъ, дѣтина ражій и ловкій, дорогу зналъ хорошо.
Пришлось имъ черезъ рѣку Осколъ переѣзжать; и только что спустилась кибитка съ берега, какъ накинулись на нее графскіе люди. Имъ было приказано посуду серебряную выбрать, а барыню съ кучеромъ и лошадьми — въ прорубь.
Такъ оно бы все и случилось, да, по счастью, въ ту самую пору проѣзжалъ сосѣдъ со своими людьми. Отбили они старушку и добро ея.
Вздумала она жаловаться на Николая Петровича — и только время потеряла: всѣхъ онъ въ рукахъ держалъ, на всѣхъ страхъ нагналъ — некому было жаловаться. Онъ продолжалъ свои беззаконія, да еще и грозить сталъ сосѣдкѣ такъ, что она со страху разболѣлась и умерла скоро.
Второй братъ, Михаилъ Петровичъ, тоже пользовался очень незавидной репутаціей. Но пока о немъ и о его жизни говорилось какъ-то глухо; его просто инстинктивно боялись сосѣди и въ то-же время съ радостью собирались къ нему въ Высокое, гдѣ шли пиры за пирами, гдѣ было разливанное море всякаго барскаго веселья.
Высокое, какъ уже сказано, расположилось по нагорному берегу Дона. Село было большое, многолюдное и стояло значительно въ сторонѣ отъ барской усадьбы. Усадьбу-же себѣ графъ Михаилъ выстроилъ среди густого, почти непроходимаго лѣса, на красивомъ обрывѣ, круто нависшемъ надъ широкой, многоводной рѣкою.
И что это была за усадьба! Не пожалѣлъ графъ на нее денегъ, смастерилъ себѣ истинно царскія палаты. Всѣ строенія были каменныя, массивныя, и если можетъ быть и оставляли кой-чего желать въ архитектурномъ отношеніи, то, по крайней мѣрѣ, широко удовлетворяли барскимъ потребностямъ. Комнатъ въ домѣ было безчисленное множество, корридоры, галлереи, лѣстницы, ходы да переходы. Домъ стоялъ на каменныхъ сводахъ; стѣны такой толщины, что и пушками не прошибешь ихъ. Службы, конюшни, псарня и прочія по тому времени необходимыя постройки помѣщались на огромномъ мощеномъ дворѣ, обнесенномъ высокой каменной стѣною, за которой сразу начиналась гущина лѣса.
Незнакомому съ мѣстностью человѣку даже трудно было добраться до графской усадьбы, а доберется — словно въ сказанное царство какое вступаетъ, въ заколдованный замокъ.
II
Графъ Михаилъ еще въ Петербургѣ, совсѣмъ почти мальчикомъ, лѣтъ девятнадцати, женился на богатой невѣстѣ, Софьѣ Адамовнѣ Олсуфьевой. Бракъ этотъ совершился по желанію родительскому и, повидимому, носилъ въ себѣ всѣ задатки для семейнаго счастья. Молодая графиня, принадлежавшая къ родовитому русскому дому, была прекрасно для того времени воспитана, отличалась здоровьемъ и красотою. Въ первые-же два года своего замужества она родила графу двухъ сыновей, и казалась всѣмъ знавшимъ ее — олицетвореніемъ счастья и семейныхъ добродѣтелей. Молодой мужъ тоже, по всеобщимъ наблюденіямъ, сильно любилъ ее.
Одно только показалось всѣмъ очень страннымъ: вдругъ онъ, безо всякой осязательной причины, бросилъ Петербургъ и перебрался въ свое воронежское помѣстье, въ село Высокое, гдѣ только-что въ то время отстроились на-диво всѣмъ сосѣдямъ его палаты.
Двадцатилѣтній подполковникъ, красивый, богатый и тароватый, заблисталъ яркой звѣздой среди глухого провинціальнаго общества. Графиня, влюбленная въ мужа и на все глядѣвшая его глазами, ничего не имѣла противъ переселенія въ деревню. Она обворожила сосѣдей своей лаской и простотою.
Но такъ шло не долго: не кончилось и года, какъ неясный, постепенно усиливавшійся шопотъ начался на десятки и даже сотни верстъ кругомъ Высокаго. Большую перемѣну стали замѣчать и въ графѣ, и въ графинѣ.
Въ роскошныхъ лѣсныхъ палатахъ попрежнему собиралось еще шумное общество, по прежнему шли пированья; но это было совсѣмъ уже не то. Графъ какъ-то разошелся съ самыми почтенными и уважавшимися въ той мѣстности семействами, завелъ себѣ новую компанію, набирая ее невѣсть откуда. Графиня все рѣже и рѣже показывалась между гостями; все рѣже и рѣже объѣзжала сосѣдокъ и, наконецъ, совсѣмъ засѣла за своими каменными стѣнами.
Прошелъ еще годъ, начался третій, и шопотъ окрестныхъ жителей превратился въ ропотъ. Впрочемъ, открыто и ясно никто ничего не говорилъ:- богатство и столичныя связи графа заставляли всѣхъ прикусить языкъ во-время. Да и никакихъ опредѣленныхъ обвиненій еще ни у кого не было, передавалось только на ухо другъ другу, что молодой графъ ведетъ разгульную жизнь, что онъ очень падокъ до женщинъ, и въ Высокомъ завелось не мало всякихъ соблазновъ, что графиня очень несчастна въ супружествѣ.