Страница 57 из 137
А в другой раз в брошенной шляпной мастерской выбрали себе по шляпке и, чтобы побыть в них хотя бы немного, спали всю ночь сидя. Утром встали. Посмотрели еще раз в зеркало. И все сняли, надели опять свои гимнастерки, брюки. Ничего с собой не брали. В дороге и иголка тяжелая. Ложку за голенище воткнешь, и все»
А когда все кончилось.
Клавдия Крохина, снайпер:
«Вернулась, и все надо было начинать сначала. В туфлях училась ходить, на фронте же три года в сапогах. Привыкла к ремням, всегда подтянутые, казалось, что теперь одежда на нас мешком висит, неловко как-то себя чувствуешь. С ужасом смотрела на юбку. На платье. Мы же все время на фронте в брюках, вечером их постираешь, под себя положишь, ляжешь, считай, выутюженные. Правда, не совсем сухие и на морозе коркой покрывались. Как в юбке научиться ходить? Ноги как будто спутанные. Идешь в гражданском платье, в туфлях, встретишь офицера — невольно рука тянется, чтобы честь отдать».
«Частично есть…»
А скажи, простая штука
Есть у вас?
Какая?
Вошь.
И макая в сало коркой,
Продолжая ровно есть
Улыбнулся вроде Теркин
И сказал:
Частично есть.
Значит, есть? Тогда ты воин…
О том, что «частично были», можно услышать практически от любого, кто побывал на Великой Отечественной, и не просто услышать. Ветеран 312-й стрелковой дивизии Василий Фалалеев на вопрос: «Были ли у вас вши?» ответил более чем оживленно: «Что значит были? Да они нас обжирали, можно сказать, поедом ели просто! Как обстановка позволяла, самолеты его не летали, занимаешься санобработкой. Зимой разденешься догола, над костром рубаху нательную распахнешь — аж треск стоит, вши лопаются. Потом гимнастерку так же прожариваешь. Оденешься — какое-то время хорошо, а потом та же песня по новой».
По воспоминаниям танкистов, у них вшей не было. «Мы же с солярочкой, у нас вся одежда газойлем пропитана. Вот пехотинцы, артиллеристы — другое дело. Обмундирование «раз, два» в солярку опустил, и нету их. Еще было мыло «К». Холодной водой прополоскал — все, чистота».
Мыло «К» (очевидно, карболовое. — Авт.) имелось не только у танкистов, но помогало оно против вшей не особенно хорошо, так же, как и порошок дуста, который поначалу действовал вроде бы неплохо, но стоило человеку вспотеть, как тело его начинало просто невыносимо чесаться.
Вши имели и свои приметы — немецких, солдаты именовали «черноголовками» или «фрицевкой», наши по цвету были серыми. Имелись также красные и белые. Существовала примета: красные — жить, белые — погибать.
Единственно надежным, но тоже недолговечным способом борьбы с этой мерзостью было прожаривание обмундирования с помощью так называемых «вошебоек» — специально оборудованных машин, а чаще обычных бочек с решеткой наверху. В бочку наливали воды, ставили ее на костер и так прожаривали обмундирование.
Порой выведение вшей с помощью самодельных прожарок приводило к довольно печальным последствиям, и солдаты попросту оставались без обмундирования — сгорало. Об этом говорится в уже упоминавшихся воспоминаниях Мансура Абдулина и Семена Соболева. О таком же случае автору рассказывал участник Сталинградской и Курской битв барнаулец Николай Аверкин. Дело было в 43-м под Курском, перед началом наступления немцев.
«Нам, конечно, было чем заняться, но все равно немного расслабились, и жить мешали только насекомые. Для борьбы с ними мы сделали из бочки прожарочную камеру, и так ее по неопытности раскалили в землянке, что сгорело все наше обмундирование, включая шинели. Остались мы в одном нижнем белье, хорошо хоть июнь месяц. Сутки ходили без формы, а на второй день привез старшина новые гимнастерки, брюки, кому кирзовые сапоги, кому ботинки с обмотками, стали мы опять настоящими солдатами. Боялся я, что меня, как командира, за такую порчу имущества под трибунал отдадут, но ничего, обошлось. А вскоре и бои начались»
Имелась на фронте даже игра под названием «вшанка».
«Брали лист бумаги: круг начертим, каждый свою вшу поймает и пускает, — вспоминал один из летчиков. — Чья первая дошла до центра, тот выигрывает сто грамм вечером. И со вшами не унывали, вот что значит молодость».
Но «вшанка» «вшанкой», а наличие этих маленьких паразитов доводило некоторых людей просто до исступления, и избавиться от них совсем можно было, наверное, только одним способом, о котором рассказал побывавший в окружении в Мясном Бору рядовой И. Калабин:
«Вши — враги наши ненавистные. Разве какой писатель станет их описывать, если его никогда так не кусали? А я их до конца дней не забуду. Вшивость — дело не новое, но чтоб в таких масштабах. Серые дьяволы ели нас поедом, со злостью, сплошь покрывая тело и одежду. Их не давили — просто, если выпадала свободная минута, стряхивали на землю. Они, паразиты, ухитрялись внутри каждой пуговицы жить по 5–6 штук! Шутка ли — шесть месяцев без бани! И все шесть месяцев не раздевались.
Медиков же больше всего поразила моя чудовищная завшивленность. Моют меня, моют, и белье ежедневно меняют, а проверят — снова вши. «Откуда ты их только берешь?» — спрашивают. Я отвечал им: «Наверное, это спутники голода, страха и ужасов. Уйдут, когда отодвинется все пережитое»
В заключение повествования о фронтовой одежде хочется привести два отрывка из воспоминаний офицера-артиллериста Евгения Монюшко и тяжело раненного в августе 1944 года под румынским городом Плоешти механика-водителя Т-34 яровчанина Ильи Глеба. Они посвящены уже майским дням 45-го. Думается, что без них этот короткий рассказ будет неполным.
Евгений Монюшко:
«Как только в начале мая закончились боевые действия, армия была снята со снабжения по военным нормам и переведена на обеспечение по нормам мирного времени. В снабжении продовольствием это было не очень заметно, а в части обмундирования положение ухудшилось резко. То, что было получено в начале 1945 года, к середине мая уже изрядно истрепано в заключительных боях и требовало замены. Но замены не было. Все ресурсы шли на обеспечение тех районов страны, где прошла война, да еще кое-что требовалось на Дальний Восток. В результате армия ходила в обносках. Даже на офицерах можно было часто видеть не штатные кожаные или хотя бы кирзовые сапоги, а сшитые из плащ-палатки мастерами-солдатами щегольские сапожки. Во избежание обвинений в нарушении формы одежды зеленый брезент плащ-палатки закрашивали гуталином и начищали до зеркального блеска. Надо сказать, в венгерском климате такие сапоги были не так уж и плохи — нежарко, ходить легко, но хватало их ненадолго.
Офицерам «повезло» еще и в том, что мы получили после окончания боев новое обмундирование как подарок от англичан (как говорили — от королевы). Правда, это обмундирование было записано в вещевые аттестаты как очередная выдача, но все же это был новый комплект. А вот с солдатами и сержантами дело обстояло много хуже. Вышедшему из строя обмундированию и обуви не было замены.
И вскоре к уставной форме строевой записки, которую каждый день представляют в штабы командиры рот и батарей, были добавлены новые графы. Кроме обычных сведений о наличии и отсутствии людей «по списку», «больных», «в наряде», «в командировке» и т. п., появились строчки «без сапог», «без шинелей», «без штанов» и пр.
В подразделениях в нашем полку, например, число полностью одетых и обутых было меньше половины. Когда батарея или дивизион выходили на учения строем, то передняя и задняя шеренги, правая и левая стороны колонны составлялись из полностью обмундированных, а чем ближе к середине строя, тем меньше был «коэффициент обмундированности». В центре строя шагали в тапочках, в кальсонах. Но у каждого — автомат или карабин, противогаз, телефонный аппарат, рация, стереотруба, буссоль, бинокль. Окрестные жители удивлялись, глядя на это войско — как это они смогли разгромить германский вермахт, не имея обуви и штанов?