Страница 51 из 137
«Американцам понравились стол и встреча. Русское вино и водку пили охотно. Была организована самодеятельность. Наши офицеры по просьбе американцев исполнили песни «Катюша» и «Огонек», приняли участие в танцах. При отъезде американцы, не стесняясь, просили у нас русских папирос, сыр и московскую водку, которая им особенно понравилась».
Офицер батальона связи 85-й стрелковой дивизии Александр Невский вспоминал:
«При отводе наших войск из Кенигсберга был обнаружен склад со спиртными напитками. Спиртное распределили по частям, и в батальон связи прислали три автомашины с коньяком в бочках. По случаю взятия Берлина (2 мая 1945 года. — Авт.) командование распорядилось выдать по 300 граммов коньяка на каждого. Коньяк был прекрасного качества, и мы отметили падение столицы Третьего рейха.
И наконец: «Шифротеллеграмма. Управление тыла 65-й армии. 5.5.45 г.
С 4.5.45 прекратить выдачу водки войсковым частям, и впредь выдачу разрешается производить только в особых случаях с разрешения Военного совета армии».
«Шифротеллеграмма. Штаб тыла 71-й армии. 9.5.45 г.
В день Победы 9.5.45 г. всему личному составу соединений и частей выдать по 100 г водки на человека».
Шнапс и вермахт
Весьма вероятно, что у многих воевавших на Восточном фронте немцев изначально так называемой природной тяги к алкоголю не наблюдалось. Однако ее с избытком заменяли страх, постоянное нервное напряжение, а потому пили они, пожалуй, не меньше наших.
В своей книге «Последний солдат Третьего рейха» Ги Сайер вспоминает, что когда он впервые попал на передовую, раненый немецкий пехотинец рассказывал ему:
«На фронте водки, шнапсу и ликера столько же, сколько пулеметов. Так легче сделать из любого героя. Водка притупляет мозги и добавляет сил. Два дня подряд я только и пью и забываю про осколки в кишках».
Обнаруженные автором упоминания о количестве официально выдаваемого солдатам вермахта алкоголя разноречивы. В самом начале войны 19 июля 1941 года солдат Генрих Янзен пишет домой: «Живем мы хорошо, еда регулярная и приличная, получаем много курительного, на трех человек бутылочку водки, которую распиваем за здоровье нашего фюрера».
Плененный в апреле 1942 года ефрейтор Норвежского добровольческого легиона Едвент Кнель на допросе называет куда меньшую «дозу».
«На каждые полтора дня солдаты получают водку, по полбутылки на 7 человек.
Армин Шейдербауер и вовсе вспоминает, что спиртное в 1943 году в части, где он воевал, выдавалось только по воскресеньям и заключалось в небольшой дозе шнапса — «воскресном пайке».
Неожиданное же увеличение официальной порции шнапса особой радости у немецких солдат-окопников не вызывало, поскольку красноречиво говорило о предстоящем наступлении, а значит и многократно увеличивавшейся опасности быть убитым или искалеченным.
В своей книге «Дорога на Сталинград» Бенно Цизер описывает один из таких случаев:
«Полевая кухня прибыла ночью для раздачи пайков. Каждый получил по бутылке шнапса. Горький опыт научил нас не особенно радоваться такой щедрости: это было определенно плохим признаком. Нам не пришлось долго ждать: было приказано атаковать в шесть утра. Мы плохо спали в ту ночь».
По воспоминаниям же наших фронтовиков, спиртного у немцев было больше чем достаточно. Комбат Засухин о захваченных под Витебском трофеях повествовал так: «Был поражен обилием всяких французских вин, не говоря о шнапсе. Они (немцы) в этом смысле богато жили».
Иван Новохацкий вспоминает, как после прорыва линии немецкой обороны они обнаружили в полутора километрах от переднего края гитлеровцев «самый настоящий дом отдыха для солдат, и везде горы пустых бутылок. Иногда встречались блиндажи, одна из стен которых была выложена из пустых бутылок».
Как и советские, немецкие солдаты были весьма изобретательны в добывании и изготовлении разного рода выпивки. Гельмут Пабст пишет в своем военном дневнике: «Есть запас шнапса, в котелке вода из ближайшей лужи. Мы хотим сделать «грог». И тут же приводит его окопный рецепт: «Шнапс обязательно, сахар желательно, вода — как дополнение».
А вот два отрывка из воспоминаний об этом аспекте войны, начавшего свой боевой путь с рядового солдата офицера 132-й пехотной дивизии вермахта Готтлиба Бидермана:
«Ротный фельдфебель-интендант сделал нам сюрприз — три больших деревянных бочонка крымского вина приехали на самом верху кузова его грузовика. Услышав, что нам можно попробовать, мы выпили бесценную темно-красную жидкость из жестянок, взятых из столовой, и полевых фляг, напевая при этом «Мельницы долины Шварцвальда». К нашему репертуару позже добавилось несколько непристойных песенок, какие солдаты пели с сотворения мира, и в конце концов мы опустошили наши помятые сосуды.
Водители придумали хитрую систему транспортировки вина, используя кусок топливного шланга, который протянули от бочонков через открытое окно прямо к нашему жилью, куда оно поступало незамеченным нашими ротными шпионами. И мы без помех всю ночь пили сладкое крымское вино в лучших традициях Петра Великого и императрицы Екатерины.
На следующий день в ротной канцелярии был подготовлен наградной документ за боевые заслуги, а в основании награды было написано и подтверждено: за получение важного военного материала — вина.
Обязательная бутылка шнапса совершала свои круги. Молодые и менее опытные гренадеры, недавно прибывшие в поредевшую роту, немедленно отказывались от обжигающего самодельного напитка, оставлявшего непривычное покалывание в горле. Этой редкой прелестью мы были обязаны таланту фельдфебеля Рорера, сумевшего соорудить перегонный аппарат из разбитой русской полевой кухни, которую мы захватили во время Крымской кампании. Печь он переделал для нашего пользования и получал самогон с помощью сложного сплетения медных трубок и кусочков резиновых топливных шлангов, а загружал ее порциями картофеля и ревеня, подобранных нами в брошенных деревнях или захваченных в партизанских тайниках».
«В Вере, крупной товарной станции к югу от Парижа, стояли воинские эшелоны, — пишет Армин Шейдербауер о путешествии его части из Франции в Россию. — В товарных составах находились цистерны с вином. Немедленно пошел разговор о том, как солдатам одной части удалось с помощью выстрела из пистолета «присосаться» к такой цистерне. Через короткое время солдаты нашего эшелона уже бежали со своими котелками к этому месту.
Когда появился военный патруль, то установить, кто именно сделал это, было уже невозможно. Пока пулевая пробоина оставалась незаделанной, лучше всего было держать под ней котелки и наполнять их доверху. Вскоре вино начало действовать, и сопровождающим пришлось следить за тем, чтобы дело не дошло до скандалов. Люди лежали на соломе в товарных вагонах, в каждом из которых стояла маленькая железная печка. Для сопровождающих имелся отдельный пассажирский вагон. Во время выгрузки в одном из вагонов печка упала. Солома загорелась, и люди поспешили поскорее оттуда выбраться».
Походили гитлеровцы на наших в плане выпивки и в другом. Например, в понимании того, что любое серьезное дело нужно начинать с бутылки. Вот как бывший обер-лейтенант Шейдербауер описывает свое прибытие на новое место службы в 1944 году на должность командира батальона:
«Связной проводил меня в роту, где меня встретил лейтенант Мартин Лехнер. Мы отметили нашу встречу, выпив по «капельке». Затем я должен был познакомиться и с другими людьми, так как им надо было посмотреть на своего нового «хозяина». Потом мы сели с ним за стол и приступили к выпивке основательно, поскольку это все еще оставалось самым лучшим и испытанным способом начать дело надлежащим образом».
И перебрав, что бывало не так уж редко, гитлеровские вояки зачастую вели себя точно по русской поговорке, гласящей, как известно, что пьяному море по колено. Тот же Шейдербауер приводит один случай из собственной практики:
«Однажды мы с Палиге немного перебрали, и это привело нас к такому головокружению, что мы стали прогуливаться без всякого укрытия по брустверу траншеи, как по эспланаде. Это подавало плохой пример для всех и противоречило приказам. Скорее всего, русские тоже были пьяными или, по крайней мере, спали, потому что они упустили шанс устроить состязание по стрельбе, используя нас в качестве двух мишеней. В разгар веселья, ближе к вечеру, мы выпустили красные и зеленые ракеты. Красный цвет обычно означал «Открыть огонь. Противник атакует», а зеленый «Прекратить артиллерийский огонь». Конечно, эти ракеты были замечены, и мы пережили тяжелое время, стараясь успокоить людей, задававших вопросы на другом конце телефонного провода».