Война: ускоренная жизнь

«Теперь, когда все полицейские служили или в армии, или в фольксштурме, город стал выходить из-под контроля: начались грабежи. Товарные составы на сортировочных станциях взламывали средь бела дня. Маргарет Промайст, совершившей опасное путешествие под сильным обстрелом на товарную станцию, достался один-единственный кусок копченой свиной грудинки. «Оглядываясь назад, — скажет она, — я думаю, это было чистейшим безумием». Елена Майевски и Вера Унгнад всю дорогу до железнодорожной товарной станции в Моабите бежали бегом. Там они увидели, как люди растаскивают банки с консервированными абрикосами, сливами и персиками».

Эльфрида Майгаттер услышала, что в Карштад-те на Германплац грабят огромный универмаг. Она поспешила туда и увидела, что в магазине полно народа. «Все толкались и лягались, пытаясь пробиться к дверям, — вспоминала она. — Никаких очередей больше не было. Не было продавцов и, похоже, никакого начальства. Люди просто тащили все, что видели. Если в руки попадалось что-то бесполезное, это просто бросали на пол. В продовольственном отделе весь пол был покрыт слоем липкой грязи толщиной в несколько дюймов: смесью сгущенного молока, джема, лапши, муки, меда — всего, что перевернула и разбросала толпа.

В отделе готового платья женщины тащили пальто, платья и туфли. В других отделах с полок стаскивали постельное белье, подушки и одеяла.

Ближе к вечеру огромный магазин сотрясся от мощного взрыва. Как говорили, эсэсовцы, хранившие в подвалах амуницию на двадцать девять миллионов марок, взорвали магазин, чтобы их сокровища не попали русским. Во время взрыва погибло множество женщин и детей.

…В винной лавке на углу Гинденбургштрассе Александр Кельм едва верил своим глазам: бутылки вина просто раздавали всем посетителям. Владелец винной лавки сказал: «Наступают тяжелые времена. Так лучше встретить их пьяным».

Последний приют

Паспорт на тот свет

«Перед началом войны наша стрелковая дивизия размещалась на Урале. Где-то в первых числах июня 41 года поступил приказ о передислокации на западную границу, — рассказывал несколько лет назад автору яровчанин Иван Лоренц. — Перед отправкой всем красноармейцам было выдано новое обмундирование, и нас повели в баню. Уже там, еще до помывки, пришел с обычным банным тазиком политрук батареи, а в тазике этом россыпью лежали небольшие эбонитовые футлярчики. Он раздал их нам и вручил каждому по два длинных и узких листочка бумаги. Сказал, что в них необходимо записать фамилию, имя, отчество, адрес родителей или других родственников. Стало понятно, что это и есть смертный медальон, про который я уже от кого-то слышал. По сердцу потянуло холодком, и думаю, не только у одного меня»

Надо сказать, что первый личный опознавательный медальон появился в российской армии почти за четверть века до начала Великой Отечественной войны — 16 января 1917 года военный министр Российской империи генерал от инфантерии Беляев подписал специальный приказ: «Государь Император в 16-й день января 1917 года высочайше повелел установить особый шейный знак для опознания раненых и убитых, а также для отметки георгиевских наград низших чинов по предлагаемому при сем чертежу. С таковой высочайшей воли объявляю по военному ведомству с указанием, что знак должен носиться на снурии или тесьме, надетой на шею, а вложенная в ней запись должна быть отпечатана на пергаментной бумаге».

Шейный знак представлял собой ладанку с находящимся внутри бланком размером с трамвайный билет. Военнослужащему предстояло бисерным и желательно каллиграфическим почерком от руки умудриться вписать о себе много сведений. Указать свой полк, роту, эскадрон или сотню, звание, имя, фамилию, награды, вероисповедание, сословие, губернию, уезд, волость и селение. В то время в войска успела уйти только малая часть изготовленных знаков. Спустя восемь лет царский шейный знак стал применяться и в Рабоче-крестьянской Красной армии и флоте как документ, удостоверяющий личность, и для установления личности по Приказу Реввоенсовета № 856 от 14.08.25 г.

С этого момента он стал называться «солдатский медальон». Новый предмет снаряжения выдавался всем военнослужащим и вольнонаемным. Медальон относился к табельным вещам и в случае утери заменялся новым. Во время финской кампании выяснилось, что медальон не герметичен, и в условиях боевых действий бумажный вкладыш расплывается до неузнаваемости.

В марте 1941 года он был отменен. В это же время другим Приказом народного комиссара обороны Союза ССР № 138 от 15.03.41 г. вводились новые медальоны в виде пластмассового пенала с вкладышем на пергаментной бумаге в двух экземплярах. На бланке вкладыша имелись следующие графы: фамилия, имя, отчество, год рождения, воинское звание; уроженец: республика, край, область, город, район, сельский совет, деревня; адрес семьи; фамилия, имя и отчество родственника; каким райвоенкоматом призван; группа крови.

Указывать наименование воинской части в медальоне запрещалось. В случае гибели военнослужащего один экземпляр вкладыша изымался похоронной командой и сдавался в штаб части. Второй оставался в медальоне при погибшем. Но реально, в условиях боевых действий, это требование практически не выполнялось, медальон изымался целиком. На основании вкладышей, изъятых из медальонов, устанавливались имена погибших, оставшихся на поле боя, составлялись списки безвозвратных потерь.

Во время Великой Отечественной войны в некоторых частях также использовались медальоны с деревянными и металлическими пеналами. Как правило, вкладыши в них сохраняются плохо. Иногда отдельные бойцы использовали вместо пеналов обычные винтовочные гильзы.

Многие красноармейцы либо вовсе выбрасывали эти эбонитовые футлярчики, либо вкладывали в них незаполненные бумажки, поскольку носить «смертник» со своими данными считалось очень плохой приметой, возможностью накликать беду. Автору случалось беседовать с поисковиками, работающими у карельского села Ругозеро, где 7 сентября 1941 года в тяжелом, действительно неравном бою с финнами погиб сформированный сплошь из жителей Алтайского края Сибирский батальон (одних ребят, призванных из Косихинского района, в тот день погибло около 80).

Работающим на голом энтузиазме местным поисковикам удалось поднять на месте боя и похоронить в братской могиле около 200 останков наших земляков. Смертные медальоны оказались у очень немногих. Первое имя, которое удалось установить с помощью «паспорта на тот свет», как именовался в красноармейской среде солдатский медальон, было имя Василия Невежина, затем появились еще несколько — в среднем одно на двадцать неизвестных.

«Чаще всего сами медальоны есть, но в них записки не заполнены, либо вовсе не вложены, — рассказывал уже несколько лет занимающийся поисковой работой Сергей Александров. — А бывало и по-другому. В одном месте нашли стрелковые ячейки, в которых отстреливались четверо наших солдат. Видать, здорово они насолили финнам — у всех, возможно, уже после смерти, головы были пробиты прикладами, а их смертные медальоны тоже были искрошены и лежали на дне ячеек. Записки там, если и были, истлели уже давным-давно и что это за ребята, теперь уже никогда не узнаешь»

«Помню, еще пути к фронту, в деревне Малая Елшанка, где нам выдали новое полевое обмундирование, котелки, химпакеты, бинты, каски, ботинки и обмотки, были нам выданы и пластиковые патрончики с крышкой на резьбе, — пишет в своих воспоминаниях Мансур Абдулин. — Внутри — ленточка, которую надо было собственноручно заполнить своими анкетными данными, завинтить патрончик наглухо, чтоб в него не попала сырость, и положить в кармашек. «Паспорт смерти» — так окрестили мы этот патрончик между собой. Не знаю, кто как, а я тот паспорт выбросил тихонько, чтоб никто не видел, и на его место положил в брюки свой талисман — предмет, который я должен буду сберечь до конца войны. Наверное, у всех моих товарищей были вещи, которые служили им талисманами, но говорить об этом было не принято: талисман «имел силу», если о нем знал только ты сам.