Смерть в редакции

Все газеты, кроме торонтской, оказались таблоидами[6], а их первые полосы заставили бы позеленеть от зависти не только «Дейли ньюс», но и саму «Нью-Йорк пост». В издании из Лос-Анджелеса почти всю первую страницу занимал заголовок: «КОПЫ ЗАЯВЛЯЮТ: НАСИЛЬНИКА-УБИЙЦУ ЗАСЕКЛИ В ЛОНГ-БИЧ!» Кроме этого вопля, на первой полосе нашлось лишь место для широкой красной полосы с выигрышными номерами последней лотереи. Первая полоса детройтского листка одновременно утверждала и вопрошала двухдюймовыми буквами: «СОВЕТЫ ТАЙНО ПЛАНИРУЮТ ЯДЕРНЫЙ УДАР ПО АФГАНИСТАНУ?!» Под этим заголовком красовалась фотография феноменально грудастой блондинки в обтягивающем свитере. В подписи к снимку было сказано, что дама смело выбежала во время бейсбольного матча на поле стадиона «Тайгер», чтобы расцеловать игрока первой базы. Заголовок лондонской газеты полностью занимал первую полосу. «МЭГГИ, МЭГГИ, ВЫЙДИ ВОН!» — ЛЕЙБОРИСТОВ СЛЫШЕН СТОН» — возвещал он.

Домой я вернулся, когда еще не было часа дня. Вульф все еще был припаркован за своим столом. Его лицо скрывала книга. Похоже, он не пошевелился за время моего отсутствия, разве что нажал на кнопку звонка, чтобы потребовать пива.

— Охотник снова дома! — провозгласил я, опуская пятифунтовую пачку печатной продукции на его письменный стол. Детройтское издание я положил сверху, рассчитывая, что отягощенная бюстом блондинка даст ему наиболее полное представление о стиле журналистики по Макларену.

Вульф отложил книгу и недовольно покосился на мою добычу, не прикасаясь к ней.

После ленча, — сказал он, и я был с ним полностью согласен. Каждый, кто хоть немного способен оценить важность процесса питания, понимает, что перед приемом пищи следует избегать отрицательных эмоций.

Глава 3

В особняке из бурого известняка существует железное правило: не обсуждать дела во время еды. Поглощая лососевый мусс и омлет, я размышлял про себя, к какой категории Вульф относит проблему Макларена — к категории дел или к простому курьезу. Дважды я упоминал имя издателя и дважды Вульф ясно давал понять — вопрос Макларена относится к группе дел, так как он отказывался говорить об этом человеке и продолжал разглагольствовать об архитектурной тенденции, которая проявляется в отходе от «аскетического стиля» и возврате к «орнаментальному украшательству».

Когда нашими усилиями омлет был уничтожен и мы вернулись в кабинет, чтобы выпить кофе, Вульф приступил к изучению газет, положенных мной на его стол. Я наблюдал за гением. Перед моим взором промелькнула серия недовольных гримас: Вульф жевал губами, слегка потряхивал головой, а однажды даже пожал плечами.

— Все это даже более гнусно, чем я мог вообразить, — объявил он свой вердикт и нажал на кнопку звонка, требуя пива.

Когда явился Фриц со своим подносом, Вульф отодвинул от себя газеты, проворчав:

— Заберите их и немедленно уничтожьте.

— Мне не хочется, чтобы вы носили травму в себе, — сказал я. — Поделитесь со мной своими чувствами.

— Фу! Разве вы не ознакомились с ними?

— Просмотрел парочку по дороге домой. Жуть.

— Словечко «жуть» не дает исчерпывающей характеристики этого явления. Перед нами отвратительная карикатура на журналистику. Аналитический материал выглядит фарсом, редакционные статьи, судя по их примитивности, мог писать неандерталец, графическое представление являет собой гротеск.

Чтобы придать своим словам больше убедительности, он ткнул пальцем в стол, произведя таким образом совершенно нетипичную для него затрату энергетических ресурсов организма.

— На первый взгляд спортивная секция лос-анджелесской газеты выглядит вполне приятно, — прокатил я пробный шар. — Много статистики.

— Всего лишь подкормка для тех, кто азартно играет в тотализаторе на результат, — проворчал Вульф.

— Это все настолько захватывающе, что я готов провести с вами всю вторую половину дня, обсуждая вклад Макларена в процветание четвертой власти, но, как вы, возможно, помните, на три тридцать у меня назначена встреча с нашим клиентом из мира драгоценностей. Результатом этого рандеву должен стать жирный куш, поэтому, полагаю, мне стоит явиться на свидание вовремя.

— Мне давно известна ваша непоколебимая преданность делу, — сказал Вульф. — Но все же позволю выразить надежду, что вы будете дома еще до появления мистера Коэна.

У меня на это был готов ответ, но прежде чем я успел открыть рот, он уже спрятался за книгой.

Решив, что утренняя прогулка за газетами до Таймс-сквер явилась достаточным физическим упражнением для одного дня, я без всяких угрызений совести остановил такси и отправился в сердце Манхэттена на свидание с мистером Гершманом. Он не пожелал принимать меня в своем офисе в центре торговли бриллиантами на Сорок седьмой улице, и рандеву должно было состояться в кабинете ресторанчика примерно в квартале от центра.

Когда я вошел туда ровно в три тридцать, он уже ждал. Потребовалось полчаса, чтобы изложить факты, свидетельствующие о том, что именно этот работник имел гораздо больший еженедельный доход, чем ему полагалось по договору с работодателем.

Когда я закончил, Гершман долго тряс мою руку, рассыпаясь в более горячих, чем следовало, благодарностях. Если он и досадовал на то, что помощь пришлось искать за пределами замкнутой общины торговцев бриллиантами, то чувств своих ничем не выдал.

— Из чистого любопытства хотелось бы знать, хотя это и не мое дело, как вы намерены поступить в создавшейся ситуации? — спросил я.

— Для подобных случаев существует отработанный порядок действий, — сухо ответил он, мгновенно помрачнев.

Я предпочел тему дальше не развивать. После того как мы еще раз потрясли друг другу руки, он вручил мне чек на сумму, достаточную для того, чтобы содержать в довольстве особняк из бурого известняка в течение нескольких недель. А потребности нашего дома немалые, принимая во внимание, что Вульфу приходится тратиться на четыре потребляемых им еженедельно ящика пива, платить мне — своему доверенному помощнику, человеку действия, и прислуге за все; нужно платить жалованье Фрицу — величайшему кулинару вселенной и Теодору Хорстману, который кудахчет над десятком тысяч орхидей в оранжерее на четвертом этаже.

Остаются, конечно, еще расходы на продовольствие и книги, но в целом вы, видимо, суть дела уловили. Если говорить кратко, то для содержания нашего дома требуется немалый приток наличности. А приток этот бывает только тогда, когда у Вульфа возникает склонность поработать, что, в свою очередь, случается лишь тогда, когда счет в банке опускается до критического пятизначного уровня. В данный момент до опасной черты было еще далеко, а завтра, когда я оприходую щедрый дар мистера Гершмана, мы окажемся от нее еще дальше. Итак, мы могли предаться лени.

Я вернулся на Тридцать пятую улицу в самом начале шестого, это означало, что Вульф еще развлекается со своими орхидеями. Я открыл сейф, упрятал туда свежеиспеченный чек и отправился в кухню, где Фриц на пятой скорости заканчивал приготовление ужина.

Налив себе стакан молока, я спросил:

— Что за программа на сегодня?

— Грудка цыпленка в сливках и паштет из гусиной печенки с отварной лапшой, — ответил Фриц. — Я помню, как мистеру Коэну понравилась цыплячья грудка, когда он посещал нас прошлый раз.

— Прекрасный выбор, — сказал я, совершенно не кривя душой.

Фриц — просто волшебник в том, что касается цыплят. Правда, он чародей и во всем, что связано с говядиной, бараниной, свининой, телятиной, а также рыбой любого сорта и вида. Если где-нибудь для поваров — как для хоккеистов — имеется зал Славы, то Фрицу там самое место. Я так и вижу его фотографию и надпись на бронзовой пластинке: «Он делал счастливым самого Ниро Вульфа! Одного этого достаточно, чтобы вечно пребывать в зале Славы».

Нельзя сказать, что между Фрицем и Вульфом не возникало противоречий по вопросам еды — некоторые схватки, которые мне приходилось наблюдать, были просто великолепны. Однажды это случилось, когда Фриц в качестве приправы к блюду жаренных в масле скворцов использовал эстрагон и шафран: Вульф встал на дыбы и отказался есть, утверждая, что скворцов следует готовить только с шалфеем[7]. Несмотря на отдельные различия во взглядах, Вульф прекрасно знает, что результативность Фрица в игре приближается к ста процентам, и поэтому ссорится с ним очень деликатно и весьма редко.

6

Таблоид — малоформатная газета.

7

Рекс Стаут. Золотые пауки.