Любовь в зеркалах

Сошлись на тридцати тысячах, которые Тихон сразу же и отстегнул.

Вечером спонсор привез Лиру с ее тремя чемоданами на Тихонову квартиру возле старого МХАТа и живехонько смотался. Тихон за полчаса убедился, что природа кроме красоты наделила Лиру талантом очарования и детской непосредственности. Для начала ей было преподнесено три тысячи долларов поднакупить нарядов для путешествия. Естественно, он рассчитывал на ответную щедрость. Однако за ужином она держалась настороженно, как-то диковато, разговор почти не поддерживала.

Тогда он прибегнул к испытанному фокусу: подлил ей в шампанское несколько капель клофелина. Она быстро «поплыла», обмякла, стала засыпать. Он любовался ею, полулежащей в кресле. В правой опушенной руке она держала лилию, левой чуть сжала себе грудь, и блаженная улыбка затаилась в уголках ее чувственных губ. Тихон перенес ее на руках в спальню. Раздел. В насильственной дреме она обнимала его нежно, ласкала целомудренно, от чего он давно уже отвык, но называла почему-то Глебушкой.

Из Москвы летели почти пять часов, приземлились глубокой ночью. Их ждал на аэродроме комфортабельный зеленый автобус и сопровождающие — пятеро чернобородых головорезов с автоматами Калашникова. Несколько часов бешеной езды по пустыне без единой остановки вымотали все силы. На рассвете их подвезли к огромному отелю на берегу океана, однако поселили не здесь, а рядом, открыв несколькими ключами двери двухэтажного особняка. Чернобородые откланялись и ушли. Поднявшись по лестнице, Лира и Тихон упали на какой-то необъятный диван, даже не зажигая света, и забылись долгим сном. А когда проснулись — раскрыли рты от восхищения: такой роскоши не встретишь даже в голливудских фильмах. Стены и потолок были усеяны перламутровыми раковинами с позолотой, от маленьких, с блюдечко, до полутораметровых. И тускло-золотистый зеркальный пол, и кресла — тоже с позолотой, и необъятная кровать с балдахином, и дюжина циклопических нежно-голубоватых зеркал в серебряных рамах, инкрустированных агатами, аметистами, смарагаами, топазами, — все излучало таинственный свет, благородство, непомерное богатство. Особенно удивляли на каждой стене часы в виде распушенного огненного павлиньего хвоста, показывающие месяц, число и время.

Столь же роскошными оказались и гостиная, и ванная с пятиметровым бассейном-ракушкой, и шесть других комнат, не считая четырех туалетов.

— Дворец Шахразады, — сказала Лира.

— Плюс пещера Аладдина, — добавил Тихон, ощупывая драгоценные камни на рамах зеркал.

— Добрый день, мои русские друзья! — услышали они вкрадчиво-бархатный голос Аббаса Юсифа Харбали, после того как засветилась раковина-телевизор и покупатель субмарины появился на экране. — Рад приветствовать вас в лучшем из моих трехсот отелей. Надеюсь, вы поняли, почему он называется «Раковина любви»? Здесь бывали у меня в гостях и Джон Кеннеди с супругой Жаклин, и Элизабет Тэйлор, и Арнольд Шварценеггер, и Ален Делон, и многие другие знаменитости, не говоря уже о моем друге Фрэнке Синатре. К вашим услугам — ресторан в соседнем многоэтажном дворце, пять бассейнов, не считая белопесчаного пляжа с водными мотоциклами, парапланами, мини-субмариной на двоих, но если пожелает Аллах, к следующему вашему визиту будет и большой подводный корабль. Понимаете, о чем я говорю?

— Проблем нет, — сказал Тихон. — Разрешение властей на продажу предъявлю при сегодняшней же встрече, господин Аббас.

— Извините, но мы встретимся лишь через восемь — девять дней. Вчера мне пришлось срочно вылететь в Австралию, бизнес есть бизнес. Однако скучать вам не придется. Фестиваль музыки бедуинов, охота на водных черепах, а при желании и на акул, поездка в древнюю крепость, где и змей заклинают, и дают прокалывать себя саблями, — все к вашим услугам. Не удивляйтесь, пожалуйста, что в ресторане подают лишь дары моря, — такова моя прихоть. Но вы не разочаруетесь: здесь рыбные деликатесы со всего мира. Особенно рекомендую дабиз — икру рака-отшельника. Отведайте дабиз сегодня же — и поймете, почему так хвалю… Мои люди будут вас охранять, развлекать, всячески ублажать. Они свяжут вас со мною, когда пожелаете.

— Господин Аббас, повторите, пожалуйста, название икры, — попросил Тихон.

— Дабиз. Да-а-би-и-из. У нас это слово означает еще пряно пахнущее съедобное растение. А в переносном смысле — красавицу, пери, полную неги и сладострастия. Как ваша спутница. Девушки в гаремах — это дабиз. Приятных развлечений, дети!

Экран погас.

— Что он говорил? — спросила Лира, слабо владевшая английским.

— Нас ждут две недели жизни в раю. А для разминки отведаем икры рака-отшельника.

В ресторане, напоминавшем грот Нептуна, было многолюдно. Мужчины облачены в белые хитоны до пят, на головах пестроцветные покровы с кистями, увенчанные черными витыми обручами. Женщины в черном, лица всех до единой сокрыты под чадрами.

Тихона и Лиру проводили к столу-раковине. Ну и ну! Лангусты, омары, осьминоги, каракатицы — чего здесь только не было. Посреди стола в раковине (как потом выяснилось, из чистого золота) ярко желтела горка мелкой икры. Жемчужинами на ее склонах было выложено различных размеров слово DABIZ. Тихон зачерпнул пол-ложки, попробовал, скорчил гримасу.

— Не фига себе икорочка! Вкусней паюсной, о кетовой и не заикаюсь. Ну-ка, отведай, моя несравненная пери!

— Не могу; Оглянись на нас пялится весь ресторан, — отвечала она шепотом. — С неба мы что ли свалились?

— Да как же им не зыриться? Смекай: мужичонки — не выше метра семидесяти. Бабы — жирные, длинноносые, даже сквозь намордник заметно. Как иначе они должны взирать на тебя и твоего повелителя, эдаких белокурых бестий? Только как на небожителей… Не смущайся, отведай дабиз.

В следующие полчаса они поглотили полгорки икры, закусывая теми самыми жемчужинами, которые оказались морской ягодой.

После трапезы, нежась в бассейне, Тихон почуял вдруг необыкновенно-блаженное возбуждение. Обволакивающие ласковые токи возникли поначалу вокруг пупка, затем ниже, в промежности. Так бывает незадолго до завершения любовной схватки, а в юности случалось всегда, когда он смотрел на соревнования гимнасток, изнывая от вожделения, покусывая до боли губы, жаждая здесь же, на помосте, воссоединиться с каждой из этих загадочных созданий, которые мучили своими быстрыми телодвижениями его воображение и плоть. С любой из них. Или со всеми сразу. На помосте. Пусть даже на глазах у зрителей. А потом тут же покончить с собой…

— Лирушка, ты не ощущаешь в себе ничего ТАКОГО? — последнее слово вырвалось сдавленным, с хрипотцой. Он провел ей пальцем по ложбинке между грудей.

— Кое-что ощущаю. Такое, — отвечала она, тоже волнуясь и слегка покраснев.

— Тогда немедленно сматываемся в наш дворец Шахразады. Иначе придется плескаться в раковине до темноты.

— Почему до темноты?

— Потому как мой конек распирает плавки. Еще пяток минут — и он их прорвет. Ай да Аббас Юсиф Харбали! Ай да дабиз!

В спальне они накинулись друг на друга и любострастничали часа четыре без отдыха, покуда не почувствовали голод. Тихон спустился на кухню, тоже сработанную под морскую пещеру, и обнаружил в трех холодильниках и пяти аквариумах все те же разносолы Посейдона, что и в ресторане. А главное перламутровые раковины, полные дабиз.

В конце пиршества Лира спросила:

— Хочешь щупальца осьминога, новый русский Тихон?

— Хочу впиться всеми своими щупальцами в тебя. — отвечал он, не чувствуя ни малейших признаков усталости. — Хочу тебя и дабиз. Дабиз и тебя. Я буду играть на тебе, как на лире.

— Ты лучший в мире игрок.

Ко всем чертям фестивали бедуинов! К едрене фене заклинателей, саблепротыкателей и прочую дребедень! Они жаждали лишь одно — любиться. Насыщать и насыщаться. Задыхаться от объятий. Исторгаться. Заедая двойное безумство — дабиз яством Создателя Вселенной, Космотворца, которое он ниспослал планете Людей. Все позы и позиции, что мог Тихон припомнить из «Камасутры», «Ветки персика», «Любовных услад в пору расцвета», «Дао любви», «Содрогания лунного луча в лоне озера», — все, все они перепробовали в последующие три дня и три ночи, не замечая восходов и закатов, воспринимая само время как единое понятие: ВЕЧЕРОНОЧЕУТРОДЕНЬ. Опьяненные не утихающей страстью, изумленные, всемогущие, особенно полюбили они ласкать друг дружку перед зеркалами. Отражаясь в них стократно, тысячекратно, Лира и Тихон двуедино, представлялись себе подобием стаи рыб, или птиц, или полем, полным цветов: тюльпанов, маков, гвоздик, гладиолусов, лилий, неправдоподобно больших, исступленно-пурпурного цвета, — и все эти рыбы, птицы, цветы сплетались в объятиях с такими же стаями и полями.