Страница 9 из 53
Австрійскій флотъ имѣетъ свои обычныя стоянки у Кастель-Нуово, или, вѣрнѣе, у Топлы. Мало кому извѣстно, что и наши русскіе корабли когда-то владѣли живописною Боккою и стояли у Кастель-Нуово.
Адмиралъ Сенявинъ, во время войны съ французами въ 1806 г., захватилъ подъ свою власть, съ помощью храбрецовъ черногорцевъ, и Которъ, и Новый, я всѣ береговые городки Каттарскаго залива, но тильзитскій миръ прискорбной памяти передалъ Бокку французамъ, въ великому негодованію черногорцевъ, которые не хотѣли помириться съ такою несправедливостью, и уже одни, безъ русскихъ, съ нѣкоторою только помощью Англіи, опять отобрали отъ пришельцевъ-французовъ почти родную имъ область… Когда я читалъ въ дѣтствѣ стихотвореніе Пушкина:
то, признаюсь, недоумѣвалъ, гдѣ это французы могли встрѣчаться съ черногорцами? Навѣрное, Пушкинъ взялъ сюжетъ своихъ стиховъ просто изъ головы, вопреки всѣмъ историческимъ фактамъ. Только здѣсь, на мѣстѣ, и уже очень поздно узналъ и въ первый разъ, что французы дѣйствительно вели войну съ геройскою кучкою черногорскихъ «орловъ», и что черногорцы дѣйствительно били и побѣждали славныя дружины Наполеона. Между мелинскою гаванью и городомъ Новымъ лежитъ въ апельсинныхъ и лимонныхъ рощахъ, среди прекраснѣйшей мѣстности, древній Саввинскій монастырь, пребываніе православнаго епископа, весь наполненный дарами русскихъ. Но пароходъ нашъ не заходилъ въ Кастель-Нуово, и мы только издали полюбовались на него и на его живописный монастырь.
Кастель-Нуовскій плёсъ, круглый какъ озеро, въ который мы вошли съ моря, повернувъ прямо на сѣверъ, изливается узкимъ проливомъ Батеней въ слѣдующій плёсъ Бокки-Баттарской, или во второе отдѣленіе ея, совершенно на востокъ… Проливъ этотъ мы увидѣли только тогда, когда пароходъ нашъ уже прорѣзалъ сто волны, — такъ долго прячутъ его отъ взоровъ прилегающія въ нему скалы. Венеціанцы, былые господа Бокки, всегда недовѣрчивые и осторожные, запирали Батеней желѣзною цѣпью съ одного берега на другой, чтобы не пропускать чужіе корабли торговать съ городками Бокки. Хорошъ и этотъ второй, еще болѣе обширный плёсъ Бокки, отъ котораго отдѣляется въ югу глубоко вдавшаяся въ землю живописная бухта Теода; но когда пароходъ нашъ прорѣзалъ его насквозь и опять повернулъ черезъ новый проливъ на сѣверъ, то видъ сдѣлался просто волшебнымъ: горы здѣсь еще выше, еще разнообразнѣе, еще зеленѣе; деревеньки еще уютнѣе и красивѣе, воды залива еще болѣе чудной лазури. Какой-то сонъ на яву, невѣроятныя картины изъ громаднаго живого альбома. Тутъ и быстро чередующіяся перспективы Босфора, и тихіе, поэтическіе омуты озера Четырехъ-Бантоновъ.
Третій крупный заливъ Бокки уходитъ отъ пролива въ сѣверу, къ городку Ривано, открывая намъ заманчивую панораму своихъ туманно-синихъ горъ, куда не лежитъ, однако, нашъ путь; ми же повертываемъ изъ пролива рѣзво на востокъ въ четвертый и послѣдній плёсъ Бокки Баттарской. Передъ нами слѣва, у подножія пирамидальной горы Бассана, темнозеленой и курчавой отъ одѣвающихъ ее лѣсовъ, — прелестный городокъ Перасто, населенный уже не православными, какъ Кастель-Нуово, а ревностными католиками. Передъ городкомъ, среди залива, словноустановленные тамъ нарочно для эффектной декораціи, поднимаются изъ лона водъ два миніатюрныхъ островка, обращенные въ католическіе монастыри. Одинъ — во имя Мадонны della Sealpella, другой — во имя св. Георгія. Эти хорошенькія каменные игрушечки удивительно кстати разнообразятъ своимъ оригинальнымъ романтическимъ видомъ величественную картину горъ и водъ, которая кругомъ охватываетъ здѣсь васъ. И католики, и православные одинаково чтутъ эти крошечныя обители, затерянныя среди широкой глади залива, и окружаютъ ихъ благочестивыми легендами. Монастыри эти играли въ свое время роль и въ исторіи боккезовъ, служа имъ оплотомъ противъ вторженія враговъ, и еще недавно, въ дни французскаго владычества, были политы кровью храбрыхъ. Тѣсныя горныя ворота, за которыми стелется голубая гладь залива Ризано, поднимаются сейчасъ же около Перасто, съ его лѣвой стороны, и придаютъ много суровой живописности всему пейзажу. Самъ городовъ Ризано, построенный на мѣстѣ античной римской колоніи Рициніума; не виденъ намъ съ парохода, но въ глубинѣ залива поднимаются сквозь туманы, голыя мрачныя горы племени кривошіянъ, ближайшихъ сродниковъ и всегда готовыхъ союзниковъ ЧернойГоры, такихъ же, какъ черногорцы, безстрашныхъ, вольнолюбивыхъ и бранолюбивыхъ, — такихъ же кровныхъ ненавистниковъ, мусульманства, такихъ же православныхъ, какъ они, несмотря на многолѣтній гнетъ туровъ и австрійцевъ…
Голы и грозны не только горы видной вдали Кривошіи; весь, лѣвый берегъ залива, начиная отъ устья рязанской бухты — одна, громадная стѣна голыхъ хребтовъ, цѣликомъ опрокинувшихся внизъ головами въ глубокіе омуты залива и погрузившихъ его этимъ колоссальнымъ отраженьемъ своимъ въ какую-то таинственную темнозеленую полутьму; только лѣсистая пирамида Кассана весело выдѣляется своими зелеными кудрями и пестрыми домиками Перасто на этомъ мрачномъ фонѣ сѣрыхъ горъ.
Оглянитесь на правый берегъ — тамъ иная картина: тамъ, все зеленыя, мохнатыя отъ лѣсовъ пирамиды горъ, въ упоръ освѣщенныя солнцемъ и оттого, кажется, еще болѣе яркія и веселыя… Съ макушки первой горы пристально смотрятъ черезъ верхушки деревьевъ на устье пролива, на выходъ изъ бухты Ризано, на самый городокъ Перасто, лежащій какъ разъ напротивъ, — пушки двухъ, съ иголочки новыхъ, австрійскихъ фортовъ…
Но въ радостной картинѣ солнечнаго дня, голубяхъ водъ, зеленыхъ лѣсовъ — и эти гнѣзда смерти, забравшіяся подъ облака, кажутся живописными и милыми.
А отъ сосѣдней съ ними горы просто глазъ не оторвешь. Тамъ тоже взобрались высоко на обрывы скалъ ярко освѣщенные малочисленные домики Горнаго-Столива, въ то время какъ Дольній-Столивъ тѣснится своими бѣдными жильями у подножія тчзй же черной громады, совсѣмъ близко къ водѣ.
Деревеньки и сади вообще опоясываютъ почти сплошь, будто разноцвѣтнымъ поясомъ, подножія горныхъ массъ, обступившихъ здѣсь съ обѣихъ сторонъ прекрасный голубой заливъ. Вотъ онъ вдругъ поворачиваетъ уже не узкимъ проливомъ, какъ прежде, а всею своею привольною ширью — рѣзво на югъ, врѣзая мимоходомъ далеко въ толщи горъ хорошенькую бухточку между Перасто и селомъ Добрбтою… Теперь уже это послѣдній заворотъ парохода въ Каттаро, которое открывается, наконецъ, въ глубинѣ залива, на крайнихъ предѣлахъ его. Капитанъ нашъ считаетъ отъ Пунто д'Астро до Каттаро всего 25 верстъ по русскому счету; такова длина чудной Бокки Каттарской, этого Босфора Адріатики. Все время идемъ мы впередъ, шли сначала въ сѣверу, потомъ въ востоку, потомъ опять къ сѣверу, потомъ опять въ востоку, и вотъ теперь, оказывается, идемъ уже прямо къ югу, словно на встрѣчу самимъ себѣ… До того капризны и рѣзки изгибы каттарскихъ плесовъ…
И чѣмъ дальше, чѣмъ ближе въ Каттаро, тѣмъ все могучѣе и грознѣе дѣлается красота горъ. Отъ Перастской бухты пароходъ нашъ уже бѣжитъ въ суровой тѣни титанической черносѣрой стѣны, подпирающей облава небесныя. Стѣна эта загораживаетъ намъ здѣсь полнеба, она не даетъ ни одному лучу солнца пролить свой живительный золотой дождь на городки и деревеньки противоположнаго праваго берега. Стѣна эта тянется на цѣлыя версты, нигдѣ не разступаясь и не отступая, такая же сѣрая, такая же голая, такая же мрачная и неприступная отъ Перастской бухты до самаго Каттаро… Глядишь съ жуткимъ чувствомъ съ палубы своего низенькаго пароходика на эти первозданныя громады, уходящія въ небо, и кажешься самъ себѣ вмѣстѣ съ пароходомъ своимъ такою жалкою мошкою, копошащеюся у пяты этихъ каменныхъ исполиновъ; и самый заливъ, въ сущности еще очень широкій, по сравненію съ отѣнившими его колоссальными хребтами, невольно представляется какимъ-то узенькимъ водянымъ корридоромъ, обставленнымъ высокою стѣною…