Страница 7 из 53
Проѣхали мы и сквозь заднія ворота крѣпости къ самой гавани Рагузы, загроможденной камнями и утесами, и любовались тамъ живописною картиною древнѣйшихъ крѣпостныхъ стѣнъ, спускающихся почтя въ самое море, обвитыхъ зелеными простынями плюща, обросшихъ громадными деревьями…
Однако, несмотря на этотъ романтическій видъ, и башни, и стѣны, и ворота старой крѣпости поддерживаются въ отличномъ порядкѣ, и нигдѣ нѣтъ ни малѣйшаго слѣда разрушенія и запущенности. Нужно думать, что этотъ строгій порядокъ, точно такъ же, какъ повсемѣстная чистота улицъ, не исключая самаго тѣснаго переулка, — плоды нѣмецкаго вліянія австрійцевъ, а не наслѣдіе Италіи или вольной славянской республики, нѣкогда здѣсь властвовавшей…
Около въѣзда въ Рагузу, въ предмѣстьѣ Пилахъ, стоитъ на высокомъ утесѣ, среди прибоя моря, отдѣльный фортъ св. Лаврентія, построенный еще до временъ крестовыхъ походовъ и возобновленный въ XV-мъ столѣтіи; мы тоже заглянули туда. Низко въ скалѣ чернѣетъ тамъ отверстіе пещеры, сквозь которую, какъ увѣрялъ насъ возница, былъ въ старину подземный тайный проходъ изъ крѣпости къ морю.
Когда мы возвратились въ Гружъ и двинулись на своемъ пароходѣ дальше, по пути въ Каттаро, пришлось опять проплывать мимо Рагузы. Она видна была намъ вся, съ своими картинными зубчатыми стѣнами и башнями, среди своихъ садовъ и дачъ, на своихъ черныхъ скалахъ, обсыпанная и съ моря овалами и островками, съ высоко забравшеюся надъ головою ея новою австрійскою крѣпостью и раскиданными по вершинамъ горъ фортами…
Островокъ Лакрома, славянскій Крумъ, извѣстный еще въ средніе вѣка высадкою на него Ричарда Львиное-Сердце, возвращавшагося изъ крестовыхъ походовъ, тутъ же противъ Рагузы, и тоже увѣнчанъ фортомъ на своемъ центральномъ холмѣ; среди множества другихъ голыхъ и безпріютныхъ прибрежныхъ островковъ онъ глядитъ такъ заманчиво на насъ изъ глубокой синевы охватившаго его моря своимъ стариннымъ аббатствомъ и красивыми обрывами своихъ скалъ. Когда-то на этомъ островкѣ проводилъ свои дни бывшій адмиралъ австрійскаго флота, а потомъ злополучный мексиканскій императоръ Максимиліанъ, братъ нынѣшняго австрійскаго императора, который купилъ островокъ Крумъ и сталъ-было строить дворецъ изъ аббатства, разрушеннаго въ 1806 г. русскими войсками. Его библіотека и научныя коллекціи, говорятъ, долго хранились въ аббатствѣ [4]. Воспоминанія о злополучной судьбѣ самой Рагузы невольно заслоняютъ здѣсь воспоминанья о несчастномъ австрійскомъ принцѣ, погибшемъ жертвою безсмысленной затѣи Наполеона III.
Рагуза называлась такъ очень давно, когда она еще существовала какъ римская колонія. Всю остальную свою исторію она была славянскимъ Дубровникомъ. Мы проѣхали очень скоро мимо развалинъ этой Raguza Vecchia, „древней Рагузы“, всего часахъ въ трехъ ѣзды къ югу отъ теперешней. Эта древняя римская Рагуза, въ свою очередь, выросла на развалинахъ еще древнѣйшей эллинской колоніи Эпидавра, а когда восточные варвары, готы, славяне и всякія другія степныя орды, нахлынувшіе на Балканскій полуостровъ въ первые вѣка послѣ паденія западной римской имперіи, разрушили римскіе города далматскаго побережья, въ томъ числѣ Салону, Рагузу и проч., то жители этихъ колоній засѣли въ неприступныя скалы и въ необитаемыя дубровы сосѣднихъ островковъ и мысовъ, и основали тамъ себѣ новое гнѣздо, которое мѣстные славяне, ставшіе мало-по-малу главнымъ населеніемъ новаго города, и прозвали Дубровникомъ.
Но все-таки первоначальная римская закваска сказалась на всей дальнѣйшей судьбѣ этой славянской общины, на ея политическомъ и общественномъ устройствѣ, на ея тяготѣніи въ Риму и Италіи, на ея отчужденности отъ остального славянства. Баста патриціевъ, тѣхъ же венеціанскихъ нобилей, — по славянски властелей, — рано выдѣлилась изъ народа и захватила въ руки безконтрольную власть надъ нимъ, распоряжаясь его судьбами исключительно ради своихъ сословныхъ и коммерческихъ интересовъ. Ректоры, правившіе республикою, не могли ничего сдѣлать во благо народу, потому что ревнивые и подозрительные „властели“ выбирали своихъ главъ государства всего только на одинъ мѣсяцъ и окружали ихъ цѣлою сложною организаціею недовѣрія и ограниченія власти, точно такъ же, какъ это продѣлывали съ своими дожами и вѣчные соперники рагузцевъ — венеціанскіе патриціи, которымъ они рабски подражали.
Тѣмъ не менѣе славянскій духъ долго еще проявлялъ себя, и въ XIV вѣкѣ, напр., Дубровникъ сдѣлался разсадникомъ славянской литературы, славянскаго просвѣщенія.
Сербскій король Стефанъ Душанъ даже посылалъ въ Дубровникъ воспитываться сербскихъ юнаковъ и снаряжалъ сюда особое посольство съ просьбою прислать къ его двору двадцать благородныхъ молодыхъ людей, которые могли бы служить его сербскимъ придворнымъ образцомъ хорошо воспитанныхъ людей.
Мирный Дубровникъ не увлекался ни военными подвигами, ни завоеваніями, а строилъ школы и корабли, выписывалъ изъ Италіи учителей и распространялъ по всему доступному тогда свѣту свою морскую торговлю, ни съ кѣмъ не ссорясь, со всѣми заключая выгодные для себя торговые договоры, иногда даже торгуя въ чужихъ странахъ безъ всякихъ пошлинъ.
Къ началу XVI столѣтія, корабли дубровничанъ плавали по всѣмъ морямъ Европы, Азіи, Африки и Америки. На своихъ огромныхъ корабляхъ, смѣло переплывавшихъ океаны, дубровничаве помогали въ свое время испанцамъ завоевать Америку, за что многіе изъ знатныхъ дубровничанъ получили потомъ званіе испанскихъ грандовъ. Болѣе 3.000 кораблей Дубровника состояли на службѣ у императора Карла V-го. Много дубровничанъ перебралось по зову Петра Великаго и въ Россію, гдѣ одинъ изъ нихъ (Стулли) достигъ даже чина адмирала русскаго флота. „Въ Европѣ нѣтъ такой глухой и такой враждебной въ иностранцамъ страны, въ которой нельзя было бы найти дубровникскихъ купцовъ“, писалъ о нихъ одинъ итальянскій авторъ.
„По какимъ морямъ не плаваютъ дубровниксвіе купцы, по какимъ землямъ они не путешествуютъ, въ какія удаленныя и сокровенныя мѣста они не проникаютъ“? — такъ характеризовалъ ихъ другой современникъ.
Якутъ, арабскій географъ XIII вѣка, сообщаетъ, что въ Палермо былъ даже особый „Славянскій кварталъ“ для дубровникскихъ купцовъ, а въ другомъ мѣстѣ Сициліи до сихъ поръ существуетъ городъ Рагуза, очевидно, обязанный своимъ именемъ тѣмъ же предпріимчивымъ дубровникскимъ торговцамъ.
Правда, дубровничане не отличались особеннымъ рыцарствомъ и, чувствуя свою боевую слабость, всегда старались присосѣдиться въ сильнѣйшей сторонѣ, за что и получили прозванье „народа, который по семи разъ въ день мѣняетъ свой флагъ“. Но зато они и не злоумышляли противъ другихъ народовъ и не затѣвали нигдѣ смутъ, какъ это постоянно дѣлала коварная и гораздо болѣе могучая соперница ихъ — Венеція. Постоянный миръ и дѣятельная торговля наполняли Дубровникъ богатствомъ. Въ XVI вѣкѣ онъ славится уже какъ одинъ изъ самыхъ промышленныхъ и просвѣщенныхъ центровъ европейской жизни. Ювелиры его искусно обдѣлываютъ золото и серебро боснійскихъ рудниковъ; французскій король выписываетъ изъ Дубровника сукна къ своему двору; его шелковыя фабрики получаютъ общую извѣстность; 20 заводовъ льютъ въ немъ свѣчи, другіе — стеклянную посуду, третьи — пушки. Дубровникъ бойко торгуетъ кораллами Адріатики и Архипелага, солью изъ варницъ Неретвы, а еще бойчѣе — своими кораблями, заказы на которые сыплются отовсюду. Академія Дубровника привлекаетъ къ себѣ слушателей изъ чужихъ странъ, создаетъ славянскихъ ученыхъ и литераторовъ. Поэмы Гундулича переводятся на разные европейскіе языки и разносятъ вездѣ его имя.
Но олигархическое управленіе одной привилегированной касты кончается тѣмъ, чѣмъ всегда, — чѣмъ оно окончилось и въ Венеціи — грозной соперницѣ Дубровника, не поглотившей только его одного на всемъ побережьѣ Далмаціи. Безотвѣтственное своеволіе, безумная роскошь и постоянныя междоусобныя ссоры властелей — вмѣстѣ съ пагубнымъ вліяніемъ на нихъ все усиливавшагося іезуитства, — уничтожили мало-по-малу благосостояніе и силу этого трудолюбиваго счастливаго уголка, одареннаго климатомъ южной Италіи, въ садахъ котораго апельсины, лимоны и пальмы ростутъ какъ въ Неаполѣ, и въ развалъ зимы цвѣтутъ миндаль и розы.
4
На Крупѣ проживать нерѣдко и безвременно погибшій Рудольфъ, наслѣдный принцъ Австро-Венгріи; старинная легенда, связанная съ этимъ островомъ, повѣствующая, что никто изъ жившихъ въ палатахъ Крума владѣльцевъ его не умиралъ своею смертью, случайнымъ образомъ оправдалась и на обоихъ этихъ представителяхъ Габсбургскаго дома.