Страница 8 из 10
Опытъ жизни нисколько, впрочемъ, не оправдываетъ опасеній и подозрѣній нашихъ лицемѣровъ религіи.
Говоря вообще, наши учительскія семинаріи, даже и при теперешнихъ серьезныхъ недостаткахъ своего воспитательнаго устройства, выпускаютъ изъ своихъ стѣнъ трудолюбивыхъ и не мудрствующихъ лукаво народныхъ учителей, ничѣмъ не дающихъ повода заподозрить ихъ въ невѣріи или стремленіяхъ растлить народъ. Можетъ быть и встрѣчались отдѣльные случаи, что кто нибудь изъ подобныхъ учителей уличался въ томъ или другомъ предосудительномъ направленіи своей дѣятельности; мы этого, признаемся, не знаемъ. Но противъ единичныхъ случаевъ не обезпечена никакая система, никакое учрежденіе.
И въ этомъ отношеніи уже несомнѣнно, что духовныя семинаріи несравненно чаще являлись источникомъ происхожденія самыхъ враждебныхъ обществу стремленій, что, однако, не мѣшаетъ вообще воспитанникамъ ихъ пользоваться полнымъ довѣріемъ блюстителей общественной безопасности и даже считаться чуть не краеугольнымъ камнемъ ея.
Мы, съ своей стороны, понимаемъ возможность только одного отношенія къ выработываемымъ нами учрежденіямъ: или онѣ заслуживаютъ довѣрія — и тогда имъ необходимо оказывать его вполнѣ, или онѣ его не заслуживаютъ — и тогда онѣ ни къ чему негодны, тогда необходимо передѣлать ихъ, добиться того, чтобы они заслуживали наше довѣріе.
И такъ, мы прямо высказываемся за то, чтобы уроки религіи не отдѣлялись въ народной школѣ отъ другихъ предметовъ преподаванія и были поручены одному и тому же учителю.
Это, съ одной стороны, сообщитъ единство всей воспитательной жизни школы, а съ другой — подниметъ нравственное значеніе учителя въ глазахъ дѣтей.
Это въ одно и то же время обезпечитъ и дѣйствительный успѣхъ религіознаго обученія нашихъ крестьянскихъ дѣтей, и религіозное нравственное развитіе самаго учителя.
Въ преподаваніи закона Божія онъ получитъ очень удобный поводъ и очень вѣрное средство стать самому въ болѣе близкое отношеніе къ вопросамъ религіи, чѣмъ это существуетъ теперь, при обязательномъ отчужденіи народнаго учителя отъ всего, что касается области вѣры.
Но при этомъ мы убѣждены, что характеръ преподаванія закона Божія въ нашихъ народныхъ школахъ долженъ во всякомъ случаѣ совершенно измѣниться, кому бы ни было поручено это преподаваніе.
Вопросы и отвѣты по пунктикамъ, какъ солдаты учатъ свои сигналы и свой воинскій уставъ, не смягчатъ грубаго сердца и не смирятъ дикихъ страстей. Только простая, отеческая бесѣда пастыря съ дѣтьми, подобная тѣмъ, какія Спаситель міра велъ съ народомъ, то на горѣ, то съ рыбацкой лодки, бесѣда, примѣненная къ живымъ злобамъ дня и вся сана трепещущая внутреннею жизнью, приличествуетъ обученію Христовой религіи.
Единицы и пятерки, линейки и ставленіе въ уголъ, совершенно противорѣчатъ тому характеру искренности, который долженъ составлять ея первое условіе. Крестьянская жизнь безъ того даетъ слишкомъ много простора теоріи сокрушенія реберъ и преломленія жезла.
Необходимо, чтобы для крестьянскаго ребенка хоть откуда нибудь блеснулъ манящій лучъ свѣта и мира; чтобы неясныя потребности его дѣтскаго сердца были встрѣчены хоть съ чьей нибудь стороны съ ласкою любви, которая звучитъ въ безсмертныхъ словахъ евангелія: «Оставьте дѣтей и не возбраняйте имъ приходить ко Мнѣ».
Не будемъ бояться, что преподаваніе закона Божія въ народной школѣ свѣтскимъ учителемъ повлечетъ за собою ереси и потрясетъ чистоту православнаго ученія. Крестьянскія дѣти 11 и 12 лѣтъ не нуждаются въ богословіи и не поймутъ его. То немногое и простое, что доступно имъ въ области религіи и что одно поэтому нужно имъ, можетъ быть внушено имъ всякимъ мало-мальски разумнымъ и честнымъ христіаниномъ. Ереси, какъ мы знаемъ изъ исторіи, возникаютъ не на школьныхъ скамейкахъ, не въ дѣтскіе годы и не черезъ свѣтскихъ учителей. Нашъ великій расколъ, отшатнувшій одну половину русскаго народа отъ другой, укоренившій вѣковую вражду между властью и обществомъ, созданъ былъ въ строгихъ предѣлахъ церкви и людьми церкви. И архипастыри, давшіе къ нему поводъ своими планами церковнаго исправленія и обновленія, и суевѣры-протопопы, волновавшіе народъ во имя мнимой защиты стараго православія, — все это были кровные люди церкви, а не вторгнувшіяся въ нее чуждыя силы.
Что мы можемъ вполнѣ спокойно смотрѣть на обученіе свѣтскими учителями нашихъ крестьянскихъ дѣтишекъ молитвамъ и священной исторіи, — въ этомъ лучше всего можно убѣдиться изъ такого авторитетнаго источника, какъ мнѣніе нашихъ выдающихся архипастырей, изложенное ими вслѣдствіе запроса ученаго комитета министерства народнаго просвѣщенія.
Въ весьма обстоятельной и интересной запискѣ по этому предмету, составленной для ученаго комитета министерства народнаго просвѣщенія членомъ его, г. Лѣсковымъ, спеціально разработывающимъ этотъ важный вопросъ, заключается, между прочимъ, и выдающееся изъ всѣхъ другихъ мнѣній просвѣщенною широтою и основательностью взгляда, мнѣніе, поданное бывшему министру просвѣщенія графу Толстому тогдашнимъ попечителемъ дерптскаго учебнаго округа, нынѣшнимъ министромъ просвѣщенія Сабуровымъ. Мнѣніе это, отстаивающее твердо и доказательно необходимость допущенія свѣтскихъ учителей къ преподаванію закона Божія вездѣ, гдѣ это вызывается недостаткомъ законоучителей-священниковъ, было принято ученымъ комитетомъ, но, къ сожалѣнію, не получило, кажется, дальнѣйшаго практическаго примѣненія со стороны бывшаго министра.
А между тѣмъ изъ той же записки видно, что въ настоящее время въ нашей православной Россіи, гордящейся благочестіемъ своего народа, тысячи народныхъ школъ остаются вовсе безъ преподаванія закона Божія за неимѣніемъ или не желаніемъ священниковъ.
Нужно надѣяться, что теперь, когда, повидимому, ничто болѣе не препятствуетъ просвѣщенному автору записки приложить къ дѣлу свои разумные взгляды, мы уже не будемъ болѣе слышать о русскихъ школахъ, въ которыхъ некому преподавать православную религію.
Припомнимъ также, что покойный Ушинскій, самый серьезный и талантливый изъ нашихъ русскихъ педагоговъ, задолго до поднятаго земствами вопроса о необходимости поручить преподаваніе закона Божія въ народныхъ школахъ свѣтскимъ учителямъ, за недостаткомъ или отказомъ священниковъ, проводилъ ту же мысль въ своемъ замѣчательномъ очеркѣ: «О нравственномъ элементѣ въ русскомъ воспитаніи».
«Дѣло не въ томъ, духовное или свѣтское лицо должно завѣдывать народною школою, — справедливо говоритъ этотъ замѣчательный нашъ писатель, — но въ томъ, чтобы завѣдующій народною школою былъ истинный христіанскій воспитатель, истинный педагогъ по призванію, по знаніямъ и искуству».
«Для насъ нехристіанская педагогія есть вещь немыслимая».
«Величайшіе двигатели дѣла народнаго воспитанія: Франке, Песталоци, Арнольдъ и др., именно въ христіанствѣ почерпали силы для своей плодовитой и энергической дѣятельности, пересоздавшей воспитаніе Европы», говоритъ Ушинскій въ другомъ мѣстѣ той же статьи. Намъ также кажется, что христіанскаго направленія школы невозможно оспаривать ни съ какой точки зрѣнія. Вся сумма нашей нравственности въ источникѣ своемъ есть нравственность христіанская, и современный человѣкъ самой строгой науки съ гордостью признаетъ себя христіаниномъ, членомъ того историческаго общества, въ которомъ, какъ въ ковчегѣ, прошли черезъ воды потопа сѣмена европейской цивилизаціи. Поэтому лишать школу христіанскаго характера, значитъ убивать ея душу.
Будетъ ли преподавать законъ Божій священникъ или учитель, во всякомъ случаѣ, преподаваніе это должно быть ведено по зрѣло обдуманному педагогическому плану. Въ этомъ отношеніи большое значеніе должны имѣть, съ одной стороны, выборъ и послѣдовательность предметовъ преподаванія, а съ другой самый способъ его. Мы считаемъ почти всѣмъ общею ошибкою законоучителей торопиться навязываніемъ догматическихъ истинъ вѣры самымъ маленькимъ дѣтямъ. Это въ большей части случаевъ опять-таки остатки системы лицемѣрія, а не искренности. Мы все словно боимся, что насъ обвинятъ въ упущеніяхъ, взыщутъ съ насъ за нерадѣніе къ интересамъ церкви. У насъ уже въ 10 лѣтъ дѣти знаютъ наизусть, что «вѣра есть уповаемыхъ извѣщеніе, вещей обличеніе невидимыхъ, т. е. увѣренность въ невидимомъ какъ бы въ видимомъ, въ желаемомъ и ожидаемомъ какъ-бы въ настоящемъ», но это не мѣшаетъ тѣмъ же самымъ десятилѣтнимъ теософамъ не понимать главнѣйшихъ основаній своей религіи даже въ 30 лѣтъ. Какая цѣль упреждать время и естественное развитіе дѣтскаго разума? Если вообще неблагоразумно начинать обученіе ребенка съ запутанныхъ философскихъ положеній, то неблагоразуміе это дѣлается нисколько не меньше оттого, что дѣло здѣсь идетъ о самой возвышенной и самой трудной изъ всѣхъ философій, — философіи религіозной. Младенецъ все-таки остается младенцемъ, и пища его, какъ вещественная, такъ и духовная, должна быть примѣнена къ его возрасту.