Страница 9 из 11
Въ вестибюлѣ швейцаръ снялъ со всѣхъ верхнее платье, и всѣ направились наверхъ въ церковь.
— Женихъ уже въ церкви? — спросилъ генералъ швейцара.
— Никакъ нѣтъ-съ, ваше превосходительство.
Генерала точно что кольнуло и даже какъ-то подернуло. Онъ взглянулъ на часы. Было безъ пяти минутъ четыре.
— Странно. А обѣщался въ три съ половиною быть на мѣстѣ. Какая неаккуратность! — пробормоталъ онъ. — Дарья Максимовна! Племянника-то вашего нѣтъ еще! — крикнулъ онъ теткѣ Куцына.
— Да не можетъ быть. Что-же это онъ?.. — сказала тетка, остановившись на лѣстницѣ, и покачала головой.
— Да вообще задралъ носъ и сталъ какъ-то фыркать и умничать съ тѣхъ поръ, какъ шинель и обмундировку получилъ. Не слѣдовало давать до поры до времени — вотъ что!
На верхней площадкѣ генерала встрѣтилъ его личный секретарь и управляющій домомъ Мечтаевъ — худой, маленькій и вообще тщедушный и болѣзненный, хотя не старый еще человѣкъ во фракѣ и съ Станиславомъ въ петлицѣ.
— Жениха-то еще нѣтъ, — сказалъ ему генералъ.
— Нѣтъ, ваше превосходительство. А между тѣмъ, нужны его бумаги, чтобъ внести въ книги, — отвѣчалъ Мечтаевъ.
— Кокоринъ нашъ здѣсь?
Старшій дворникъ? Здѣсь-съ. Я вызвалъ его въ свидѣтели. Но вообще мы ничего не можемъ подѣлать, пока жениха нѣтъ. Сначала въ книгѣ росписываются женихъ и невѣста, а ужъ потомъ и свидѣтели ручаются по жениху и невѣстѣ.
— Знаю я, знаю. Ужасная неаккуратность.
Генералъ поправилъ на себѣ ленту, тронулъ за крестъ, выставлявшійся ниже жилета сбоку, и весь сморщился.
Всѣ вошли въ церковь. У свѣчной выручки, около книги для записи вступающихъ въ бракъ, стоялъ молодой дьячекъ въ стихарѣ. Онъ разговаривалъ со старшимъ дворникомъ генерала Кокоринымъ — откормленнымъ, бородатымъ мужчиной въ черномъ пиджакѣ и высокихъ франтовскихъ сапогахъ, Голова его была жирно смазана помадой. Оба поклонились генералу и дьячекъ сказалъ:
— Изволили вы, ваше превосходительство, просить насъ быть поаккуратнѣе и начать вѣнчаніе ровно въ четыре часа. Теперь четыре, а жениха нѣтъ.
— Знаю, знаю я! — раздраженно отвѣчалъ генералъ. — Что-жъ вы подѣлаете съ нынѣшней молодежью! Они либеральничаютъ и не хотятъ признавать никакого подчиненія. Надо подождать его минутъ пять, десять. Онъ долженъ сейчасъ явиться.
— Вѣдь вотъ и концерта не могли пѣвчіе пропѣть невѣстѣ при входѣ, - продолжалъ дьячекъ. — По правиламъ первый концертъ пѣвчіе поютъ жениху. Женихъ всегда раньше въ церковь является.
— Бросьте. Пріѣдетъ.
Генералъ переминался.
— А до пріѣзда жениха не нельзя-ли вмѣстѣ концертъ пропѣть? — спросилъ онъ.
— На это закона нѣтъ. Но не порядокъ.
Генералъ подошелъ къ маленькому хору пѣвчихъ въ кафтанахъ и проговорилъ:
— Женихъ замѣшкался. Пойте сначала концертъ невѣстѣ.
Пѣвчіе запѣли и кончили.
Генералъ взглянулъ на часы. Было ужъ четверть пятаго.
«Что-же этотъ мерзавецъ-то? Ужъ не вздумалъ-ли насъ надуть»? — мелькнуло у него въ головѣ.
Его манила къ себѣ Агничка, стоявшая вмѣстѣ съ съ Дарьей Максимовной и своей сестрой. Она ужъ чуть не плакала
— Что съ нами Куцынъ-то дѣлаетъ! Какова дрянь! — сказала она.
— А вотъ я заставлю его походить за деньгами годъ субботъ, такъ онъ и будетъ знать, — отвѣчалъ генералъ, то блѣднѣя, то краснѣя.
— Нѣтъ, ужъ вы это оставьте пожалуйста, — остановила его Агничка. — А то выйдетъ скандалъ. Онъ, пожалуй, убѣжитъ изъ церкви и вѣнчаться не будетъ.
— Вѣнчаться не будетъ! Убѣжитъ! Нужно сначала, чтобъ онъ пріѣхалъ.
— А неужели вы думаете, что онъ не пріѣдетъ? Вотъ срамъ-то будетъ!
По щекамъ Агнички полились двѣ крупныя слезинки, и она заморгала глазами. Генералъ стоялъ и бормоталъ:
— А все задатки… Не дай мы ему задатковъ — не задиралъ-бы онъ такъ носъ, не дерзничалъ-бы такъ. Вѣдь это дерзость! Непочтительность. Неуваженіе къ старшимъ! Вольнодумство! И эту непочтительность онъ прямо противъ меня направилъ. Я въ десять разъ старше его чиномъ.
Генералъ горячился. Часы надъ свѣчной выручкой показывали сорокъ минутъ пятаго.
— Нельзя-ли послать за нимъ? — предлагала Агничка.
— Послать… Кого послать?.. Некого послать. Да и могутъ разъѣхаться. Надо послать свидѣтелей-поручителей, а они нужны, чтобы расписываться. Безъ этого вѣнчать не будутъ.
— Да вотъ хоть Дарья Максимовна съѣздитъ.
Взоръ генерала упалъ на тетку Куцына, которая стояла ни жива, ни мертва и молчала.
— А Дарью Максимовну мы теперь можемъ только поблагодарить, что она намъ такую дрянь сосватала, — сказалъ онъ. — Ну-съ, — отнесся къ ней генералъ. — Что вы намъ теперь скажете о гнусномъ поведеніи вашего племянника? Гдѣ онъ теперь? Что онъ надъ нами куражится?
— Ахъ, ваше превосходительство! Онъ и на меня-то за послѣднее время сталъ плевать, какъ на послѣднюю животную, — слезливо отвѣчала тетка Куцына. — Приходила я къ нему поздравить его съ обновками, просила его, чтобъ онъ на радостяхъ меня ублажилъ хоть какимъ-нибудь подарочкомъ хорошенькимъ. и что-жъ онъ, безчувственный? Только три серебряныхъ рублишка на кофей отвалилъ.
— Это, сударыня, къ дѣлу не относится.
Генералъ обернулся къ Дарьѣ Максимовнѣ спиной.
— Если вы хотите, ваше превосходительство, то я съѣзжу къ нему, — предложила она.
— Да-съ… придется съѣздить, если онъ черезъ пять минутъ не явится. Кто его знаетъ! Вѣдь могли и убить его, изувѣчить… Наконецъ, скоропостижная смерть. Все можетъ случиться.
Всѣ были какъ на иголкахъ. За свѣчной выручкой шептались управляющій и дьячекъ.
Прошло, наконецъ, не пять минутъ, а четверть часа, а Куцынъ все еще не пріѣзжалъ. Пробило пять.
Генералъ былъ взбѣшенъ. Къ нему подошла Дарья Максимовна.
— Я поѣду за нимъ, ваше превосходительство, — сказала она.
— Самъ я поѣду! — отвѣчалъ генералъ и поспѣшно сталъ выходить изъ церкви,
XI
Минуты черезъ три генералъ летѣлъ на своихъ санкахъ къ Куцыну.
— Пошелъ скорѣй! — кричалъ онъ кучеру.
И крупный сѣрый рысакъ, мѣрно выбивая ногами, мчался, обдавая генерала снѣжною пылью.
Отъ церкви до Куцына было довольно далеко. Куцынъ жилъ на Петербургской сторонѣ. Генералъ никогда не бывалъ у него, а только писалъ ему письма. Пришлось отыскивать улицу и домъ.
Но вотъ и улица и домъ найдены. Генералъ выходитъ изъ саней, звонитъ въ колокольчикъ у дверей и, вызвавъ дворника, спрашиваетъ его, гдѣ такой-то нумеръ квартиры. Дворникъ, увидавъ у воротъ рысака, запряженнаго въ сани подъ медвѣжьей полостью, и замѣтивъ красную ленту въ распахнутыя полы генеральской шинели, приходитъ въ трепетъ и безъ шапки ведетъ генерала въ спрашиваемую квартиру.
— Тутъ скользко, ваше сіятельство, не поскользнитесь… Здѣсь ступенька, не извольте споткнуться, ваше превосходительство, — предупреждаетъ онъ генерала на каждомъ шагу, поддерживаетъ его подъ локоть на лѣстницѣ и, наконецъ, подведя къ двери, обитой драной клеенкой, звонится въ колокольчикъ.
— Кто тамъ? — слышится женскій голосъ за дверью.
Генералъ вспылилъ.
— Да отворяйте-же, чортъ васъ побери! — крикнулъ онъ. — Чего вы боитесь? Вѣдь не можетъ-же быть, чтобъ къ вамъ звонились воры и разбойники.
— Отворяй, Степанида! — кричитъ въ свою очередь дворникъ и ударяетъ въ дверь кулакомъ.
Дверь отворена. Передъ генераломъ молодая заспанная баба въ розовомъ ситцевомъ платьѣ и съ маленькой жестяной лампочкой въ рукѣ.
— Здѣсь чиновникъ Куцынъ живетъ? — говоритъ генералъ.
— Куцынъ? — переспрашиваетъ баба.
— Да, Куцынъ Василій Ермолаевъ.
— Ахъ, Василій Ермолаичъ? Они уѣхавши.
— Куда уѣхавши? Въ церковь?
— Нѣтъ, въ Костромскую губернію.
— Какъ въ Костромскую губернію? — восклицаетъ генералъ, и къ лицу его мгновенно приливаетъ кровь, такъ что оно дѣлается красное. — Да вѣдь онъ долженъ сегодня вѣнчаться.
— Ничего намъ этого, господинъ милый, неизвѣстно. Мы прислуги.
— Да ты врешь! Шутишь, дура-баба! Такъ со мной шутить нельзя!