Страница 4 из 9
— Ничего не подѣлаешь, проговорилъ онъ. — Надо караулить, а безъ двустволки караулить нельзя.
— Душечка! Слышишь? Вѣдь у насъ опять дыня пропала! крикнулъ баринъ барынѣ, сидѣвшей въ комнатѣ.
— Не можетъ быть! проговорила барыня, показываясь на террасѣ.
— Истинный Господь, пропала, отвѣчалъ садовникъ. — Воруютъ. Ночи темныя начались, ничего не подѣлаешь. Надо укараулить, да бекасинникомъ въ настоящее мѣсто, чтобы помнилъ и чувствовалъ. А то что жъ это, помилуйте!
— Кто бы это могъ красть дыни?! удивлялась барыня.
— Должно быть, крестьянишки здѣшніе… Иначе кому же?.. А то, можетъ статься, кто изъ поденщины, что вонъ у сосѣда лѣсъ расчищаютъ, дѣлаетъ догадку садовникъ.
— Нѣтъ, это не крестьяне и не поденщики. Ну, зачѣмъ имъ дыни?
— Какъ зачѣмъ? Очень просто-съ… Снесъ на станцію господамъ — вотъ на выпивку и есть. На желѣзной дорогѣ въ лучшемъ видѣ за такую дыню три гривенника дадутъ. Дыня, одно слово, антикъ была. Да и не носивши на станцію, Амосъ Ермолаевъ на деревнѣ за такую дыню сороковку дастъ. Сороковка ему плевка стоитъ, а онъ тоже мамонъ-то потѣшить любитъ.
Баринъ и барыня переглянулись.
— Нѣтъ, это, я думаю, свой воръ, сказала барыня. — Гдѣ тутъ пробраться на огородъ постороннему человѣку!
— Позвольте-съ… Частоколъ раздвинулъ — вотъ и тутъ… Зачѣмъ же свой?
— Свой, свой…
— Обижать изволите. Я изъ-за хозяйскаго добра удавиться радъ.
— Не про тебя говорятъ, а только воръ свой. У насъ около частокола собака на блокѣ бѣгаетъ.
— Да вѣдь можно и съ другой стороны перелѣзть. А то, вотъ, взялъ хлѣбца, прикормилъ собаку — ну, и бери, что хочешь. Воръ знаетъ какъ… Его учить нечего.
— Наши сытыя собаки польстятся на хлѣбъ! Что ты говоришь!
— Иначе, сударыня, и быть невозможно, потому кабы однѣ дыни, а то съ чего же у насъ и яблоки пропадаютъ?
— Какъ? И яблоки пропадаютъ?
— Очень просто. Сегодня, я такъ считаю, что, пожалуй, съ сотню посшибли и унесли!
— Ну, ужъ это изъ рукъ вонъ! возмутился баринъ. — Мы еще сами ни одного яблока не сняли, все дожидаемся, чтобы они хорошенько вызрѣли, а у насъ по цѣлымъ сотнямъ воруютъ.
— Да вѣдь и дыни еще ни одной для себя не сняли… Только ходимъ въ парники да любуемся на нихъ, прибавила барыня.
— Дайте мнѣ, сударыня, баринову двустволку и я вамъ вора предоставлю… говорилъ садовникъ. — Въ лучшемъ видѣ предоставлю.
— Зачѣмъ же тебѣ двустволка? Ты такъ предоставь. Двустволка не подмога ловлѣ. Ну, что такое двустволка…
— А надо вора проучить, надо чтобъ онъ напредки боялся. Бекасинникомъ-то ты ему сдѣлаешь награжденіе въ чувствительное мѣсто — онъ и будетъ помнить и ужъ больше не пойдетъ. Нѣтъ, ужъ вы мнѣ двухстволочку…
— Вздоръ! Пустяки ты городишь. Лови вора безъ двустволки, а теперь ступай прочь. Вотъ еще что выдумалъ! Дамъ я ему свою дорогую двустволку, сказалъ баринъ. — Да еще убьешь человѣка, такъ отвѣчай за тебя!..
— А безъ двустволки вора не поймать. Тутъ надо въ корень… прямо чтобы въ жилу ему…
— Да ты, кажется, пьянъ?
— Маковой росинки во рту не было… А чтобы бекасинникомъ его попугать…
— Ну, ну… Не разговаривай и иди! Да чтобъ воры у меня больше ни на огородѣ, ни въ фруктовомъ саду не показывались.
— Прикажите вы дать двустволку… Я въ мягкое мѣсто, а ему острастка…
— Вонъ!..
Садовникъ, покачнувшись на ногахъ, отошелъ отъ террасы. Онъ шелъ и бормоталъ. Доносились слова:
— Какъ тутъ безъ двустволки! Безъ двустволки вора не поймать… Безъ двустволки у насъ все разворуютъ.
— Вотъ тебѣ и дыни! сказала барыня барину. — Холили, лелѣяли, ходили на нихъ любоваться, а какъ поспѣли онѣ — ихъ кабатчикъ съѣлъ.
— Да, это, дѣйствительно, возмутительно! Просто хоть невызрѣвшіе плоды срывай и ѣшь! А то, пока ты сбираешься ихъ снять, — другіе снимутъ и съѣдятъ. Помилуйте, третья дыня!.. Просто онъ самъ ихъ снимаетъ и носитъ въ кабакъ. Съ чего же онъ пьянъ-то? На какія деньги пьянъ-то? Половину его жалованья я отдалъ за него сапожнику, другую половину онъ послалъ на подати и за паспортъ. А яблоки, яблоки! Надо итти въ фруктовый садъ и снять, что осталось.
— Но, послушай… Вѣдь нельзя же, въ самомъ дѣлѣ, зеленыя…
— Не зеленыя, но мало-мальски созрѣвшія. Сорванныя какъ-нибудь ужъ дозрѣютъ. Ну, ежели сырыми ихъ нельзя будетъ ѣсть, такъ хоть въ пироги… Печеными будемъ ѣсть… А то вѣдь этакъ ни одного яблока не дождешься. Надо пойти сейчасъ и снять… Снять и арбузы… Тамъ четыре арбуза… Хорошо еще, что арбузы-то цѣлы.
На террасѣ появилась ключница.
— Говорилъ вамъ Тихонъ, что сегодня ночью дыня и арбузы пропали?
— Какъ, и арбузы? воскликнулъ баринъ. — Ну, что же это такое! Помилуйте!
— И арбузы, и яблоки… Грушъ также много посня-то…
— Господи! Да что же это такое!
— Словно на возу кто фрукты вывезъ, продолжала ключница.
Баринъ въ волненіи ходилъ по террасѣ и говорилъ:
— И вѣдь, что обидно, первые фрукты! Первянка…
— Первянку-то и продавать. Первянка дороже… Потомъ начнутъ вызрѣвать по многу, такъ что за нихъ дадутъ! Нѣтъ, безпремѣнно вамъ нужно этого самаго Тихона долой, а Василья Савельева взять.
— Не возьму я Василья. Василій завѣдомый пьяница. Лучше безъ садовника останусь, а Василья не возьму.
У балкона стояла птичница Василиса.
— Баринъ, не знаю ужъ, какъ и доложить вашей милости… говорила она. — Сейчасъ стала я считать гусенятъ раннихъ — и одной гусыньки нѣтъ.
V
Баринъ стоялъ въ саду своей усадьбы и смотрѣлъ, какъ садовникъ, помѣстившись на двойной лѣстницѣ, подрѣзывалъ ножницами кусты акаціи. По дорожкамъ сада, мелькая изъ-за кустовъ, прокрадывался тщедушный мужиченко съ рѣденькой бородкой на красномъ лицѣ и вскорѣ остановился передъ бариномъ, снявъ замасленный картузъ.
— Къ вашей милости… началъ онъ, — Ключница Афимья сказывала, что вамъ караульный требуется, чтобы усадьбу караулить… началъ онъ.
Баринъ посмотрѣлъ на него съ ногъ до головы. Мужиченко былъ полупьянъ. Одѣтъ онъ былъ въ рваный пиджакъ совершенно безъ пуговицъ, съ дырьями и на локтяхъ и на спинѣ, изъ-подъ котораго виднѣлась линючая ситцевая рубаха. На ногахъ были старыя опорки.
— Да, думаю я нанять караульнаго… протянулъ баринъ послѣ нѣкоторой паузы и спросилъ:- да ты здѣшній, что ли?
— Изъ Кулакина. Три версты отъ васъ.
— Знаю. Да ты сможешь ли караульнымъ-то быть?
— Господи Іисусе! Съ какой же стати не смочь-то?.. Мы въ лучшемъ видѣ… Мы у графа Лидерса всю прошлую зиму собакъ караулили. И медвѣжонка караулили. Медвѣжонокъ у нихъ изъ сосунковъ былъ пойманъ. Можемъ даже такъ сказать, что вся ихъ охота была на нашихъ рукахъ. Пять собакъ, ружья ихнія… Надо тоже и накормить, и напоить…
— Постой, постой… Собаки и усадьба двѣ вещи разныя, перебилъ мужика баринъ. — Караулить усадьбу, такъ вѣдь надо ночь не спать.
— Знаемъ-съ… Будьте покойны.
— Надо дворъ и фруктовый садъ и парниковый огородъ разъ пять въ ночь обойти.
— Въ лучшемъ видѣ… У меня и воры-то всѣ знакомые. Вѣдь мы знаемъ, кто воровствомъ-то занимается въ нашихъ мѣстахъ. Будто не знаемъ!
— Кажется, братъ, ты брешешь.
— Истинный Христосъ, знаемъ. Четыре вора тутъ у насъ собственно…
— Не мели, пожалуйста, вздору. Такъ вотъ нужно караулить.
— Вы мнѣ прежде всего три доски предоставьте, чтобы бить. Я вамъ такую дробь начну закатывать, что первый сортъ.
Баринъ смотрѣлъ на мужика подозрительно и говорилъ:
— Доски-то я тебѣ предоставлю, но дѣло не въ томъ. Ты вотъ и теперь наниматься идешь выпивши, а караульный пить не долженъ.
— Караульному-то и выпить, ваше благородіе. Нонѣ ночи холодныя, на зарѣ утренники. Тулупъ караульному будетъ отъ вашей милости?
Баринъ пожалъ плечами.
— Какой тулупъ! Я и не слыхивалъ, чтобы караульнымъ тулупы давались. Вѣдь это не казенный часовой. И наконецъ, теперь не зима.
— Ну, можемъ и безъ тулупа, ежели впередъ рубликъ пожертвуете, то я полушубокъ свой выкуплю. Какъ ваше положеніе въ мѣсяцъ?