Страница 2 из 81
Въ Англіи не сохранилось преданій о борьбѣ лѣта съ зимой, а потому всѣ народные обряды, связанные съ чествованіемъ возрождающейся природы, группируются главнымъ образомъ вокругъ въѣзда майскаго короля. Цѣлый кругъ игръ и обрядовъ, относящихся къ этому событію, носитъ названіе майскихъ игръ (Maygames или Mayings). Въ старину майскія игры были вполнѣ національнымъ праздникомъ; въ нихъ принимали участіе всѣ англичане безъ различія сословій: богачи и бѣдняки, раздѣленные предразсудками рожденія и богатства, чувствовали себя въ это время членами одной народной семьи и соединялись въ живомъ чувствѣ природы, въ свѣжемъ восхищеніи прелестью весенняго дня 6). На зарѣ перваго мая молодые люди обоего пола отправлялись въ близь лежащій лѣсъ, ломали зеленыя вѣтви, рвали только что распустившіеся цвѣты, плели изъ нихъ вѣнки и при первыхъ лучахъ восходящаго солнца возвращались изъ лѣсу съ майскимъ деревомъ (May-pole), которое везли за ними нѣсколько паръ воловъ. Съ пѣснями и музыкой веселая толпа водружала майское дерево среди селенія или на городской площади, и вокругъ него начинались игры и танцы. Въ распорядители праздника здѣсь — какъ и въ Германіи — избирался молодой человѣкъ, котораго величали майскимъ королемъ (King of the May) или майскимъ лордомъ (Lord of the May). Въ подруги ему избиралась молодыми людьми красивѣйшая дѣвушка въ деревнѣ, носившая титулъ майской царицы (Queen of the May). Быть хоть разъ избранной въ майскія царицы было завѣтной мечтой всякой дѣвушки, и воспоминаніе объ этой счастливой порѣ она сохраняла всю свою жизнь 7). Торжественный обиходъ майскихъ празднествъ въ Англіи имѣлъ въ себѣ много сценическаго, а раннее введеніе въ нихъ полумиѳическаго, полуисторическаго Робинъ-Гуда съ его неизмѣнными спутниками — дѣвицей Маріанъ, монахомъ Тукомъ и трехъ-аршиннымъ верзилой Малюткой-Джономъ (Little John) сообщило имъ рѣшительно драматическій характеръ. Сохранилась до сихъ поръ, конечно въ грубой формѣ, народная драма о Робинъ-Гудѣ, которая называлась королевской игрой (King game), вѣроятно потому, что Робинъ-Гудъ замѣнилъ собою прежняго майскаго короля, и въ старину исполнялась во время майскихъ празднествъ нерѣдко въ самихъ церквяхъ 8). О древности ея можно судить изъ того, что уже въ XIII в. на Винчестерскомъ соборѣ (1240 г.) духовенству было строго запрещено допускать представленіе этой пьесы въ церквяхъ 9), но надо полагать, что запрещеніе осталось мертвой буквой, такъ какъ само духовенство не меньше народа было заражено языческимъ суевѣріемъ и охотно отворяло церковныя двери для чествованія любимаго національнаго героя Англіи. Въ извѣстной аллегорической поэмѣ Vision of Piers Ploughman, написанной во второй половинѣ XIV столѣтія (около 1360 г.), выведенъ невѣжественный сельскій священникъ — очевидно типическій представитель современнаго автору сельскаго духовенства — который не можетъ проговорить безъ ошибки Отче нашъ, но за то отлично знаетъ баллады о Робинъ-Гудѣ и графѣ Рандольфѣ 10). Въ 16 в. майскія игры, съ Робинъ-Гудомъ во главѣ, сдѣлались такъ популярны, что народъ праздновалъ ихъ не только весь май, но и большую часть іюня, и въ теченіи всего этого времени драма изъ жизни Робинъ-Гуда по прежнему игралась въ церквяхъ, не смотря на вопли пуританскихъ проповѣдниковъ 11). Епископъ Латимеръ, въ одной изъ своихъ проповѣдей, произнесенныхъ въ присутствіи Эдуарда VI, разсказываетъ слѣдующій случай, свидѣтельствующій о сильной привязанности англичанъ къ майскимъ играмъ, ради которыхъ они всегда готовы были пожертвовать религіознымъ назиданіемъ. Однажды — говоритъ онъ — проѣзжая изъ Лондона къ себѣ въ Лейстерширъ, я далъ знать въ одинъ изъ лежавшихъ по дорогѣ городовъ, что на слѣдующій день, но случаю праздника, я намѣренъ сказать проповѣдь. Я расчитывалъ, что по обыкновенію найду въ церкви много народу; подъѣзжаю и вижу, что даже двери церковныя заперты. Пришлось подождать добрыхъ полчаса и болѣе пока ихъ наконецъ не отперли, и я могъ войти въ церковь. Но тутъ подошелъ ко мнѣ одинъ изъ прихожанъ и сказалъ: "Извините, сегодня мы въ большихъ хлопотахъ, и не можемъ васъ слушать: сегодня мы празднуемъ память Робинъ-Гуда, и весь народъ отправился въ лѣсъ за Робинъ-Гудомъ". Я думалъ, что мое епископское облаченіе произведетъ какое нибудь дѣйствіе; не тутъ то было — и я принужденъ былъ уступить мое мѣсто Робинъ-Гуду и его свитѣ 12). Непремѣнную принадлежность майскихъ игръ составляла, такъ называемая, мавританская пляска (morris dance), родъ драматической пантомимы, по преданію вывезенной изъ Испаніи извѣстнымъ покровителемъ Чосера, Джономъ Гаунтомъ. Кромѣ Робинъ-Гуда и его веселой свиты сюда подъ вліяніемъ преданій животнаго эпоса были введены маски, изображающія животныхъ, — обезьяну (Babian) и лошадь (Hobby-horse). Это были лица комическія, имѣвшія способность своими смѣшными тѣлодвиженіями возбуждать веселость зрителей 13). Къ майскимъ играмъ примыкали лѣтнія празднества (Summerings), происходившія наканунѣ Иванова дня, праздникъ стрижки овецъ (Sheep-shearing Feast), въ распорядители котораго избирался всякій разъ особый пастушескій король (Shepherd-king), далѣе — праздники, связанные съ началомъ жатвы (Harvest-home), своимъ демократическимъ характеромъ напоминавшія римскія сатурналіи и т. н. 14).
Всѣ эти обрядовыя торжества, разнообразившія собою монотонный обиходъ средневѣковой жизни, сопровождались процессіями, пѣснями, танцами, переряживаньемъ, пантомимами и другими затѣями. Обрядовая сторона нѣкоторыхъ изъ нихъ носитъ на себѣ слѣды глубокой древности; нерѣдко символическая оболочка обряда указываетъ на его отдаленный миѳическій источникъ. Таковъ напр. обычай зажиганія костровъ наканунѣ Иванова дня, общій германскимъ и славянскимъ племенамъ и связанный съ вѣрованіемъ въ благодѣтельную силу священнаго огня 15). Не такъ давно къ нѣкоторыхъ мѣстностяхъ сѣверной Англіи, преимущественно въ Іоркширѣ, переряженные поселяне каждую осень исполняли мимическую пляску, которую они называли пляской исполиновъ. Въ числѣ дѣйствующихъ лицъ ея мы встрѣчаемъ боговъ сѣверной миѳологіи — Водана и его супругу Фриггу, а содержаніе пантомимы, вѣроятно основанное на какомъ нибудь миѳическомъ преданіи, состоитъ въ томъ, что два человѣка, танцуя, машутъ обнаженными мечами вокругъ шеи стоящаго посреди ихъ мальчика и стараются его не задѣть 16). Нерѣдко передъ началомъ пляски между противниками происходилъ стихотворный обмѣнъ рѣчей, какъ это видно изъ одного отрывка, изданнаго Ритсономъ по рукописи британскаго музея 17). Вообще пляска съ мечами ведетъ свое начало съ глубокой древности и составляетъ принадлежность почти каждаго обрядоваго торжества германскихъ народовъ 18). Въ первый понедѣльникъ, слѣдующій за Крещеніемъ (Plough-Monday), по англійскимъ деревнямъ еще въ началѣ нынѣшняго столѣтія можно было видѣть любопытную обрядовую процессію: поселяне въ своихъ праздничныхъ блузахъ, украшенныхъ разноцвѣтными лентами, стройными рядами проходили по улицамъ, при звукахъ музыки, таща за собой эмблему своихъ занятій — плугъ. Процессія эта, устроиваемая ежегодно передъ началомъ полевыхъ работъ, оканчивалась пляской мечей, которая постоянно собирала вокругъ себя толпы любопытныхъ. Обязанность дѣлать сборъ съ глазѣющей публики возлагалась на двухъ разбитныхъ малыхъ, изъ которыхъ одинъ былъ наряженъ старухой, а другой, одѣтый въ звѣриную шкуру шерстью вверхъ, въ косматой шапкѣ и съ громаднымъ хвостомъ, волочившимся по землѣ, изображалъ изъ себя не то дьявола, не то шута 19). Гораздо болѣе драматическаго можно найти въ такихъ народныхъ играхъ, въ основѣ которыхъ лежитъ какое нибудь историческое событіе, сильно поразившее народное воображеніе. Таково было народное представленіе, встарину ежегодно разыгрываемое поселянами Ковентри въ память истребленія Датчанъ при королѣ Этельредѣ. Деревенскіе актеры-любители раздѣлялись на двѣ партіи — Англичанъ и Датчанъ, при чемъ враждующія стороны не только жестикулировали, изображая сраженіе, но и перебрасывались между собой стихами 20).