Барыня

Палагея Петровна упадает на мягкий диван, стонет и требует доктора. За доктором посылают, но доктор не едет — «потому что, — говорит он, — мне за три года за визиты не заплачено, а даром ездить не намерен. У меня лошади сена требуют, а за сено нынче по рублю за пуд берут».

Петруша неподвижно стоит у дивана, на котором лежит его мать. У него слезы смешиваются с холодным потом. Его впалые щеки болезненно бледны.

Вскоре после этого Петруша принужден переехать на казенную квартиру. Палагея Петровна, на свободе, живет еще роскошнее прежнего, и, как всегда, дворецкий Илья и горничная Даша пользуются ее неограниченною доверенностию. С истинным другом своим, с генеральшей, она побранилась за картами и говорит про нее: «Это, можно сказать, самая низкая женщина». С дочерью и с зятем она в явной вражде, сына видеть не хочет. Любимая тема ее разговора, когда к ней соберутся барыни, бранить своих детей.

— Прости, господи, согрешение! — говорит она, — лучше бы господь прибрал их. Они меня преждевременно в гроб сведут.

Палагея Петровна обращается к барыням:

— Если бы не вы, мои родные… — Палагея Петровна всхлипывает. — Я не знала бы, что делать в моем одиночестве.

Барыни подносят платки к глазам и хором повторяют.

— Ах, Палагея Петровна, да как тебя бросить, — нас бог бы бросил; у нас сердце изныло, глядя на тебя, матушка. От своих детей этакую участь терпеть! слыхано ли это! каких злодеев, подумаешь, нет на свете!..

Проходит еще год. Палагее Петровне решительно нечем жить.

Она впадает в совершенную нищету. Кредиторы не отступают от нее, и она отдает им свою смоленскую деревню.

Даша (давно получившая вольную за свою службу) и дворецкий Илья (выкупленный Палагеею Петровною) отходят от нее. Дворецкий Илья записывается в цех и открывает лавочку. Говорят, у него порядочный капитал.

Палагея Петровна занемогает, Петруша перевозит ее к себе.

— Нет, матушка, — говорит ей старуха, ухаживающая за нею. — Нет, нечего греха на душу брать, Петр Васильич хороший человек и любит вас.

— Еще бы! — возражает Палагея Петровна, — родной сын, да чтоб не любил! Куда ж бы он тогда годился.

И через несколько месяцев Палагея Петровна умирает на руках сына. Он просит у казначея вперед свое жалованье и на эти деньги устраивает похороны матери на барскую ногу.

Любочка приезжает на вынос, но на кладбище не может ехать, потому что очень расстроена. Один Петруша в сопровождении старухи, ходившей за больной, да несколько любительниц похорон провожают гроб Палагеи Петровны.

И в последнее жилище, как настоящую барыню, ее отвозят четвернею.

Погребение кончается. Смерть — великая примирительница. Петруша входит на ступеньки катафалка и — глядит на мать с мучительною скорбию. Дьякон возглашает:

— «Во блаженном успении вечный покой подаждь господи усопшей рабе твоей… и сотвори ей вечную память!» И хор повторяет грустно и торжественно:

— «Вечная память!» Петруша прижимается к холодной руке усопшей и обливает ее руку горькими слезами.

Петруша возвращается с похорон пешком на свою квартиру. Тяжело ему. У него не выходит из головы искаженное страданиями лицо умершей, кладбище в лесу, полуобнаженном осенними бурями, и драка нищих за брошенные им деньги. Еще в ушах его раздаются звуки погребального пения, стук гробового молота и вопли какой-то женщины над давно заросшею могилою… Первый раз пробуждается в нем внутренний голос. Первый раз ясно представляется ему его прошедшее. Он спрашивает самого себя:

— Неужели это жизнь?

И вслед за этим странным вопросом у него рождаются другие, еще страннее.

Стенные часы бьют шесть.

Он вздрагивает. Как скоро прошло время! Он смотрит на свою комнату… Вот его письменный стол, а на столе серая бумага, с ярлычком: к докладу… к завтрашнему утру ему надо приготовить, по поручению начальника отделения, несколько бумаг, не терпящих отлагательства. Он садится к столу и пишет:

«На почтеннейшее отношение Вашего Высокопревосходительства имею честь…» и прочее.