Таинственное путешествие Томека

– В качестве секунданта и... хозяина дома я почитаю своей обязанностью еще раз предложить решить ваше дело полюбовно, – сказал Нашкин. – Человек стреляет, а бог пули носит... Не обижая ни в чем господина Вильмовского, я думаю, что спор можно закончить искренними извинениями со стороны господина Голосова.

– Условия дуэли уже обсуждены окончательно. Я готов, – твердо ответил Томек.

– Пожалуйста, – сказал штабс-капитан Голосов. – Однако прошу перед тем соблюсти некоторую... формальность. Вы иностранец, и в случае несчастья могут произойти осложнения. Напишем заявление, что я участвую в дуэли по вашему прямому настоянию, а я подпишу, что если со мной случится что-нибудь плохое, я не буду иметь никаких претензий. Все присутствующие подпишут это заявление в качестве свидетелей.

Тухольский вопросительно посмотрел на Томека и его друзей.

– Мы не возражаем, и со своей стороны просим вручить нам один экземпляр такого заявления, – ответил Смуга.

Все присутствующие подписали заявление. Тухольский достал футляр с длинными пистолетами, и они вместе с боцманом зарядили их. Тухольский поклонился Томеку и сказал:

– Вы, как оскорбленный, имеете право первым выбрать оружие.

Томек взял в руки тяжелый пистолет. Его примеру последовал Голосов. Тухольский отсчитал шаги, а Смуга установил противников на их места.

– Можем начинать, – сказал он, ободряя взглядом Томека.

Штабс-капитан Голосов небрежным движением поднял тяжелый пистолет на уровень головы, направляя ствол в потолок. Томек крепко зажал рукоятку пистолета, опустил дуло вниз и занял позицию.

Боцман внимательно следил за каждым движением юного друга. Заметив на его лице выражение твердости, он облегченно вздохнул.

«Хорошо, парень взял себя в руки», – подумал он.

– Налево кругом! – скомандовал Тухольский. – Я считаю до трех, по команде «готово» прошу повернуться и... стрелять. Предупреждаю, что каковы бы ни были результаты, каждый из вас имеет право лишь на один выстрел.

Томек сосредоточенно ожидал команду.

– Раз, два, три... готово!

Томек молниеносно повернулся. Поднял оружие вверх, целясь в пистолет, который штабс-капитан Голосов еще держал у головы. Нажал спуск...

Раздался выстрел! На момент дым заслонил противника от Томека. Он невольно закрыл глаза и ждал...

– Доктор!

Томек не разобрал, кто крикнул это слово. Открыл глаза. Штабс-капитан Голосов еле держался на ногах. Наклонившись вперед, он руками закрыл лицо. Пистолет лежал на полу у его ног. К нему подбежали врач и секунданты. Подвели его к дивану. Томек подошел как раз тогда, когда доктор отстранил руки раненого от его лица.

– Инструменты и бинты, – потребовал врач.

Томек ужасно побледнел. Отвернулся, чтобы не смотреть на залитые кровью губы противника.

Тухольский подошел к Томеку с пистолетом Голосова.

– Что за необыкновенный случай, – сказал он. – Вы попали в курок пистолета, который отскочил и ударил Голосова прямо в рот.

– Он жив? – спросил Томек, стараясь, чтобы голос его не дрожал.

– Будьте спокойны, отлежится.

Томек присел в сторонке. Вскоре к нему подошел боцман, который вместе со Смугой помогал доктору.

– Курок пистолета выбил у него зубы, изранил губы и язык, – обеспокоенно сообщил он. – Медик кончает начатое тобою дело. Удаляет выбитые зубы.

– Его жизнь вне опасности? – спросил Томек.

– Что ж, его пистолет спас ему башку, но пакостить он сможет не скоро. Рана чертовски неприятная. Он ежеминутно теряет сознание.

– Слава богу, – шепнул Томек.

– Да, что ты, браток? Неужели жалеешь этого... жандарма?! Ты говоришь так, будто и не думал отправить его на тот свет!

– Я не хотел его убить. Целился в пистолет... – искренне признался Томек.

– Тьфу, сто дохлых акул тебе в зубы! А если бы он вышел невредимым?

В зал вошли слуги. Они на руках вынесли стонущего Голосова. Смуга, Нашкин и Тухольский подошли к Томеку.

– Поздравляю вас, Голосов получил болезненный сюрприз, – говорил озабоченный Нашкин. – Придется ему полежать две-три недели. Вы на всю жизнь его проучили.

– Я хотел бы дать вам дружеский совет, – начал сотник Тухольский. – Так или иначе, а дуэли запрещены. Было бы хорошо, если бы вы, на всякий случай, по возможности быстро, уехали из Нерчинска. Завтра дело получит огласку, начнется следствие. Отсутствующих вызывать на дознание невозможно. Я покажу его превосходительству генерал-губернатору заявление, подписанное Голосовым, и надеюсь, что дело тем и окончится.

– Совет правильный и хороший, – признал боцман. – Когда уходит ближайший поезд?

– Только завтра в полдень... – ответил Тухольский.

– Я распоряжусь предоставить в распоряжение гостей мою карету, – предложил Нашкин. – К полудню вам удастся проехать значительный кусок пути. А там, на одной из станций, вы пересядете в поезд. Вы, господа, оказали мне большую услугу при поимке банды хунхузов. Я не хотел бы, чтобы вас встретили неприятности.

– Большое спасибо, мы сейчас же возвращаемся в гостиницу Клеменсовича, – сказал Смуга. – Через полчаса, не больше, мы будем готовы в дорогу.

– Разрешите попрощаться с вами, господа, мне надо к гостям, которые, вероятно, обеспокоены и удивлены нашим долгим отсутствием, – сказал Нашкин. – Танцы, как всегда, продлятся до утра, а утром все могут болтать сколько угодно! Штабс-капитан Голосов останется у меня, и я постараюсь окружить его всяческой заботой.

Тухольский любезно проводил гостей к выходу через сад. Таким образом, они обошлись без нежелательных встреч с другими гостями. Но, несмотря на эти меры предосторожности, кое-кто заметил выходящих. К ним подошла стройная девушка. Она преградила им дорогу, когда они проходили мимо великолепной оранжереи. Это была Наташа.

– А вы что здесь делаете? – удивился Тухольский.

– Я обязана поблагодарить господина Вильмовского за рыцарскую защиту моей чести, – ответила она.

– Ах, тогда мы не станем мешать, – улыбнулся сотник, увлекая за собой Смугу и боцмана.

Как только Томек и Наташа остались одни, девушка шепнула:

– Вы необыкновенный человек... Если бы не то, что я люблю Збышека, я могла бы влюбиться в вас. До свиданья!

Наташа встала на цыпочки и поцеловала Томека. Прежде чем он опомнился, девушка исчезла в глубине оранжереи.

XVI

Павлов

Павлов с трудом поспевал за боцманом и Томеком, которые шли впереди. Он ускорял шаг и, вытирая платком лицо, покрытое потом, украдкой поглядывал на молчаливых спутников. Особую тревогу возбуждал в нем Броль, этот высокий, широкоплечий укротитель диких животных. Павлов уже давно испытывал чувство страха перед мнимо неуклюжими и добродушными великанами. Несколько лет назад именно такой великан свихнул в самом начале его карьеру в царской охранке. И даже чуть не лишил его жизни. Это было в Варшаве, куда Павлова откомандировали из Петербурга для слежки за польскими революционерами.

Сразу же после прибытия в Варшаву новый начальник поручил ему расследовать дело о таинственном распространении нелегальных, революционных листовок. Молодой, честолюбивый агент с необыкновенным рвением принялся за работу. Судьба ему покровительствовала. Вскоре безошибочный полицейский инстинкт помог ему раскрыть источник, откуда в город поступали запрещенные издания. Не желая ни с кем делиться успехом, Павлов сохранил в тайне результаты своей работы и подготовил ловушку, в которую должны были попасть заговорщики.

Павлову удалось установить, что руководителем тайной организации революционеров был учитель географии одной из варшавских гимназий, а его связным – молодой великан, ученик слесаря, работающий в мастерских Варшаво-Венской железной дороги. Долго Павлов плел свою предательскую паутину. Но в конце концов совершенно точно узнал, когда и каким образом нелегальная литература поступает к учителю. Терпеливость агента была вознаграждена. Вооруженный револьвером, он застал обоих заговорщиков в момент передачи связки запрещенных изданий.