Страница 1 из 4
Лев Николаевич Гумилев
О соотношении природы и общества согласно данным исторической географии и этнографии
В предшествующей статье[1] мы обещали раскрыть способ этнического творчества, т.е. охарактеризовать те взрывы энергии, которые изменяют ландшафты, уничтожают старые и создают новые общности людей и, постепенно затухая, уподобляются, по выражению В.И.Вернадского[2], геологическим переворотам малого масштаба.
Однако, прежде чем перейти к непосредственному описанию явления, необходимо окинуть взглядом если не историю, то хотя бы современное состояние вопроса, потому что дискуссия о соотношении природы и общества в последние годы приобрела острые формы[3],[4],[5],[6].
Обобщая разнообразные в деталях взгляды наших современников, можно выделить три точки зрения: 1) «единая» география сводит всю деятельность человека к природным закономерностям[7],[8]; 2) некоторые историки и этнографы считают все проявления, связанные с человечеством социальными, делая исключение лишь для анатомии и отчасти, физиологии[7],[9],[10],[11],[12],[13]; 3) в антропогенных процессах разделяются проявления общественной и природных (механическая, физическая, химическая и биологическая) форм движения материи[6]. Эта концепция представляется автору единственно правильной и плодотворной.
В самом деле, не только внутри больших коллективов – этносов, непосредственно влияющих на земные ландшафты[14],[15] и, следовательно, существующих не в качестве абстракции, а вполне реально, но и внутри одной человеческой особи наблюдается постоянное сопряжение всех форм движения материи. Если даже считать, что все детали поведения человека диктуются его социальным окружением, то генетический код зародыша – явление биологическое, а повышенное выделение адреналина – химическое. Но ведь и то и другое весьма влияют на характер деятельности человека.
Но равным образом неправильно распространять закономерности природы на техносферу, т. е. на создания рук человека. В отличие от прочих животных гоминиды – синантроп, палеоантроп и неоантроп – научились изготовлять орудия, сначала деревянные и каменные, потом металлические и, наконец, из искусственных материалов – пластмассы. Созданные человеком орудия, одежда, дома, произведения искусства, согласно определению акад. С.В.Калесника[3], выпадают из цикла конверсии биоценоза, потому что они не имеют самостоятельного развития, а могут только разрушаться. Постоянное возобновление и расширение техносферы Земли есть плод особой формы развития материи – общественной, никаким животным несвойственной. Поэтому встают два тесно связанные вопроса: где проходит граница между общественным и природным развитием внутри этноса, и какую роль в этом сочетании играет энергетический момент, равно важный для природы и общества?
Разобрать проблему во всех деталях в краткой статье нет возможности, да, пожалуй, и необходимости. Достаточно показать наличие в этнической целостности как таковой социальных институтов, развивающихся в общественной форме движения материи, и биологических признаков, определяющих устойчивость и изменчивость этноса как популяции. Забегая вперед, скажем, что обе эти группы явлений дополняют друг друга, но оставляют зазор, заполняемый той самой энергией, которую мы описали как ландшафтогенный и этногенный факторы[1],[16]. Эта энергия открыта и описана В. И. Вернадским[2, стр. 284] как биохимическая энергия живого вещества биосферы, способная производить работу, а способ ее воздействия на деятельность людей раскрыт нами как эффект пассионарности[17], и там же показана его роль в этнической истории человечества. Здесь мы переходим к уточнению высказанного тезиса.
Анализ взаимодействия этноса как самостоятельного явления с ландшафтом, показал, что оба они связаны обратной зависимостью, но ни этнос не является постоянно действующим ландшафтообразующим фактором, ни ландшафт без постороннего воздействия не может быть причиной этногенеза. Соотношение же этнических и социальных закономерностей исключает даже обратную связь, потому что этносфера Земли для социального развития является только фоном, а не фактором. Неоднократно делались попытки усмотреть в антропосфере один из вариантов простых биологических закономерностей. Действительно, биология кое-что в этнических явлениях объясняет. Но что и все ли? Посмотрим! Сопоставление этноса с организмом неправомочно. Функции организма стоят вне социальных законов, этнос же постоянно взаимодействует с ними. Организм обязательно производит потомство и также обязательно гибнет, тогда как есть этносы-персистенты, исчезающие лишь вследствие экстерминации (заразной болезни или прямого истребления соседями), и каждый этнос не повторим. Короче говоря, этнос это специфическая конструкция человеческого коллектива, не идентичная ни расе, ни обществу, в историческом процессе сопрягающаяся с социальными закономерностями в многообразных вариантах, зависящих от многих посторонних причин и образующая суперэтнические «культуры».
Польский философ (и не только романист) С.Лем в специальной работе пишет: «Культура определяется факторами физического, биологического, социального, техноэкономического характера. Если все эти детерминанты выровнены величинами, то равняется ли нулю пространство для «чисто культурной вариации» или все же остается какая-то полоса свободы? Антропологическая компаративистика показывает, что такое пространство существует и в нем проявляется уже чисто культурная изменяемость форм и смыслов»[18, стр. 51]. Однако чем же заполнена «полоса свободы»? Очевидно, действиями особей, обладающих правом и возможностью выбора решений. Пусть так, но для самих действий, являющихся в физическом смысле работой, нужна энергия, преломленная через психофизиологию особи, т. е. та самая пассионарность. Итак, если уподобить социальный и биологический аспекты сторонам монеты (орлу и решке), то пассионарность и ее проявления будут самим металлом, на котором отпечатаны те и другие фигуры.
При прямом наблюдении нам доступно лишь описание этих изображений, как очевидно, не отражающее сущности прикрываемого ими наполнения (например, процентное отношение элементов сплава, из которого отлита монета). Познание же глубинных явлений может быть достигнуто только путем «эмпирического обобщения»[19, стр. 19]. Поэтому спор о том, что важнее орел или решка (в нашем случае «единая» география или всеобъемлющая социология), беспредметен. Больше того, он не конструктивен, так как в обоих случаях имеет место неосознанное стремление к упрощению задачи, поставленной перед учеными, т. е. некоторая профанация, при которой само исследование теряет смысл, ибо результат его будет заведомо неполон и, значит, неверен, однако для достижения понимания анализ необходим. Поэтому мы пойдем не путем отбрасывания компонентов явления, не укладывающихся в прокрустово ложе предвзятой идеи, а попытаемся уяснить место и роль каждого из них, что, в конце концов, приведет к цели исследования – синтезу, после чего станет ясно, что противоречие между социальным, биологическим и географическим подходами мнимо.