Страница 39 из 40
«Конец, — подумал он неспешно, как думает человек, нежащийся в постели. — Пока не нужно шевелиться, а потом потихоньку пойти по песку боли — к синей, синей волне. Какое блаженство видеть голубизну. Я никогда не представлял себе, что такое настоящий, истинно голубой цвет. Как можно запутать свою жизнь. Теперь я знаю все. Она накатывает, накатывает, и вот сейчас я утону. Вот она. Как это больно. Я задыхаюсь».
Он сидел на полу, опустив голову, и потом вяло наклонился вперед и криво упал на бок, словно большая мягкая кукла.
Заметки режиссера к последней немой сцене[74]. Дверь — широко открыта. Стол — отодвинут в сторону от нее. Ковер — выпятился горбом у ножки стола, как застывшая волна. Стул — валяется рядом с мертвым телом человека в лиловато-коричневом костюме и войлочных комнатных туфлях. Браунинга не видно, он под ним. Шкап, где хранились миниатюры, — пуст. На другом (маленьком) столике, где некогда белела фарфоровая балерина (перешедшая затем в другую комнату), лежит дамская перчатка, черная снаружи, белая изнутри. Около полосатого дивана стоит щегольской сундучок с цветной наклейкой: «Ружинар, отель „Британия“». Дверь из прихожей на лестницу тоже осталась широко открытой.
Комментарии
Смех в темноте
(Laughter In Тhе Dark)
Первая, русская версия романа была опубликована в декабре 1933 г. под названием «Камера обскура» издательствами «Современные записки» и «Парабола» (Берлин-Париж).
Первый английский перевод выполнен У. Роем и под названием «Camera Obscura» выпущен в свет лондонским издательством John Long в январе 1936 г. Впоследствии самим Набоковым была сделана новая, сильно переработанная английская версия романа, получившая название «Laughter in the Dark». Она вышла в американском издательстве New Directions 6 мая 1938 г. 10 ноября 1960 г. тем же издательством выпущена новая редакция «Laughter in the Dark», в которой предыдущий текст подвергся незначительной правке.
Предлагаемый перевод является первой попыткой русской реконструкции романа по редакции 1960 г. Впервые напечатан издательством «МП Книга» в Ростове-на-Дону в 1994 г. В настоящем издании в него внесен ряд уточнений. Перевод выполнен по изданию: Nabokov V. Laughter in the Dark. N.Y.: New Directions, 1960.
«Камеру обскуру» Набоков написал быстрее остальных своих романов: от возникновения замысла до завершения работы над текстом прошло всего шесть месяцев. В отдельных эпизодах этой версии, выходившей частями в журнале «Современные записки» в 1932–1933 гг., можно заметить следы спешки. Сделанный в 1936 г. Уинфредом Роем перевод, за исключением мелких деталей, не отличается от русской версии и создавался практически без контроля со стороны автора.
Желание Набокова переработать текст обусловливалось тем, что он не был удовлетворен его эстетическим потенциалом. Внесенные изменения имели концептуальный характер, и вторая версия радикально отличается от первой. Набоков поменял целые сюжетные линии, внес коррективы в стилистику текста, изменил даже имена персонажей.
Главного героя Бруно Кречмара Набоков переименовал в Альберта Альбинуса и начал заново написанную первую главу с его развернутой характеристики, а не с психологического портрета Горна (ставшего Акселем Рексом), что логичнее с точки зрения структуры произведения. Имя Альбинус (белый) выражает наивность, доверчивость и моральную слепоту героя, и это позволяет писателю построить цветовой контраст «белый — черный» в финальной части произведения, где персонаж наконец прозревает, но, увы, в условиях беспросветной темноты, слепоты физической. Наивный, «белый» Альбинус соотнесен с незамысловатым белым мотыльком, противопоставленным «переливчатым» бабочкам. Мотив «белой бабочки» вводится мимоходом в главе 9, а затем в главе 14 мы обнаруживаем такую контрастную фразу: «Неловкий мотылек вертелся вокруг розового абажура, а Альбинус танцевал с Марго». В главе 27 мелькает фраза: «Белый мотылек колесил вокруг лампы и упал на скатерть». Она предвещает близящийся крах Альбинуса, ничего не подозревающего об опасности.
Радикальному пересмотру подверглось все то, что в «Камере обскуре» связано с писателем Зегелькранцем, который превратился в Удо Конрада. Фамилию Конрад носил знаменитый писатель, поляк по происхождению, писавший по-английски, что сразу нацеливает на сопоставление с двуязычным Набоковым, а книги, приписываемые Удо Конраду, вызывают ассоциации с набоковскими романами «Машенька» и «Король, дама, валет». Суждения Удо Конрада о литературе и роли писателя, которые мы обнаруживаем в заново написанной главе 28, отражают авторскую позицию. Кроме того, автор находит емкие и психологически достоверные мотивировки для объяснения способа и степени влияния писателя Конрада (в сопоставлении с Зегелькранцем) на ход событий, что правомерно позволяет ему опустить явно неудачную и избыточную главу 34 «Камеры обскуры».
Набоков также заметно акцентировал игровой характер текста. Перед нами спектакль в спектакле, где все действие подчинено воле двух режиссеров. Первым, более заметным, оказывается Аксель Рекс, который в главе 22 прямо именуется режиссером, постановщиком разыгрывающегося трагического спектакля. Этот мотив неоднократно возникает в диалогах, например в главе 19, где Рекс заявляет: «Приятная роль — быть другом дома», но ему и самому невдомек, кто написал для него эту роль. Ролевое мышление обнаруживают и остальные главные герои в самых разных ситуациях.
Но, конечно, главный постановщик — сам автор, и об этом говорит ремарка на заключительной странице романа: «Заметки режиссера к последней немой сцене», преображающая не только стилистику финала, но и всю концепцию текста.
Текст романа насыщен и другими нюансами, говорящими о том, что набоковские персонажи — только марионетки, подчиняющиеся опытному кукловоду, который направляет их действия и ни на миг не упускает их из поля своего зрения. Особенно ощутимо авторское присутствие в главе 19, где описана начинающаяся болезнь Ирмы: «Часа через два явился Поль. Вижу, он неудачно побрился. На толстой щеке черный крест пластыря». Этот неожиданный и единственный в романе переход на первое лицо — не описка, а сознательно проведенный Набоковым-режиссером игровой прием.
Писатель не просто имитирует киномелодрамы 1920–1930-х гг., нагнетая все новые и новые «фильмовые» детали, но и постоянно пародирует их. «Какое, однако, фарсовое положение», — думает Альбинус (глава 6). В его беседе с Отто «ощущался некий пародийный привкус» (глава 11).
Не только с кино и театром, но и с живописью соотносит Набоков в «Смехе в темноте» происходящее с его персонажами. Мир Набокова — это мир отражений. Хорошо известна роль зеркал в его прозе, сильна она и в данном романе. Произведения искусства — и кинофильмы, и полотна художников — оказываются способными гораздо точнее выразить реальную действительность, чем прямое ее отображение. К тому же связанная изобразительным искусством профессиональная деятельность Альбинуса достаточно весомо аргументирует идущие от живописи приемы изобразительности. Практически ни один пейзаж не дается сам по себе, а оказывается частью нарисованного «художником-постановщиком» фона: «Альбинус сидел с женой на балконе, высоко вознесенный над голубыми улицами с их путаницей проводов и дымовых труб, нарисованных тушью на фоне заката…» (глава 2). Или: «Заплешины […] луж, как будто кем-то нарисованные поперек дороги» (глава 6). Страсть к Марго разбивает семейную жизнь Альбинуса, «как нож маньяка рассекает холст» (глава 9).
Прибегая к этим приемам, в «Смехе в темноте» Набоков усиливает условность происходящего, подчеркивая искусственность создаваемого им мира.
Готовя русский текст «Смеха в темноте», лучше всего было опереться на опыт самого Набокова. Его мемуары существуют в трех вариантах, двух английских и одном русском. В нашем случае русскоязычный роман «Камера обскура», выпущенный позднее Набоковым по-английски под названием «Смех в темноте», следовало бы представить в третьей — вновь русскоязычной — версии.
74
Заметки режиссера к последней немой сцене. — Это предложение добавлено, а весь абзац переделан писателем, чтобы усилить сходство со стилистикой киносценария. Последняя фраза особенно значима: смерть Альбинуса влияет и на поведение дверей.